На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности - Элис Винтен

скорее добраться до миссис Моубрей и обезвредить ее. Мои щеки краснеют, когда я понимаю, что сознательно пропускаю Грэма вперед. Что со мной не так? Внезапно я уже не могу думать ни о чем, кроме того мальчика с ножами, огромной тубы с ножами в участке и ноже, который миссис Моубрей, возможно, держит прямо сейчас. Я хватаюсь за пластмассовый поручень, пока мы спускаемся по лестнице. Она крутая, и второй пролет расположен так, что нам придется повернуть на него вслепую. До меня доносятся звуки музыки, и я понимаю, что внизу играет песня. Возможно, женщина поэтому нам не ответила.

Лестница, вызывающая клаустрофобию, приводит нас в еще один маленький коридор. Музыка становится громче, и я понимаю, что она раздается из-за закрытой двери. Звучание кажется мне старомодным, и я представляю старый граммофон из черно-белого фильма. Возможно, мне это лишь кажется. Я подхожу к двери, игнорируя инстинкт, который требует повернуть назад и подняться по лестнице. Мне бы совсем не хотелось ворваться в комнату и застать врасплох человека с ножом, намеревающегося покончить с собой.

– Миссис Моубрей?

– Кто это? – голос низкий и громкий. Я поворачиваюсь к Грэму и закатываю глаза. Наконец-то!

– Это полиция, миссис Моубрей. Вы нас вызывали?

– Не, я не хочу никакую полицию. Не входите сюда.

У меня возникает ощущение, что она выпроваживает надоедливого торговца. Она уверена, что мы просто уйдем.

– Миссис Моубрей, вы позвонили и сказали, что собираетесь покончить с собой, – говорю я, глядя на Грэма. Он качает головой. – Теперь, когда мы уже здесь, мы не можем уйти, не убедившись, что с вами все в порядке. Я сейчас открою дверь.

Я кладу руку на круглую медную ручку, но что-то заставляет меня остановиться. Я слышу песню сквозь дверь и понимаю, что узнаю ее.

О, бог ты мой, откуда у тебя такие глазки…

По моему телу пробегают мурашки, когда я понимаю, что эта песня была саундтреком к фильму ужасов «Джиперс Криперс», в котором монстр нападал на людей, чтобы забрать их глаза. Я смотрю на Грэма, который, похоже, ничего не понимает.

– Господи, ты это слышишь? – тихо спрашиваю я его.

– Да, – отвечает он и ежится. – Какая-то старая песня. Что не так?

По какой-то причине тесная квартира, далекий голос миссис Моубрей и страшная песня пугают меня. Я чувствую, как по спине стекает струйка пота.

– Я не знаю. У меня плохое предчувствие, – я трясу головой, чувствуя себя глупо. – Ерунда, не беспокойся.

– О чем это вы шепчетесь? – спрашивает миссис Моубрей высоким вкрадчивым голосом. – Почему бы вам не уйти и не дать мне убить себя?

– Миссис Моубрей, – говорю я, крепче сжимая ручку двери, – мы сейчас войдем.

– На вашем месте я бы не стала этого делать! – говорит она нараспев. Она похожа на ребенка, который издевается над своим товарищем по играм.

О, бог ты мой, откуда у тебя такие глазки?

– У меня здесь большой нож, и если вы откроете дверь, то я разрежу вас на маленькие кусочки, – она маниакально гогочет, а затем ее голос растворяется в сильном приступе кашля.

– Кажется, она уже на пороге смерти, – шепчет Грэм. Он вытаскивает дубинку из держателя на поясе и выдвигает до предела, чтобы ее длина была максимальной. Он кивает мне в знак того, что пора открывать дверь.

Ох, эти глаза! Как же они завораживают!

Я думаю о безглазых телах и струящейся из них крови.

– Заходите, маленькая леди, и получите свое! – снова раздается голос миссис Моубрей. У меня по спине пробегают мурашки, когда я представляю, как она точит нож, словно злая ведьма из мультфильма.

– Как думаешь, нам стоит взять щит из машины? – спрашиваю я Грэма. Я понимаю, что даже со щитом мне все равно не захочется открывать дверь в эту комнату.

– Ты серьезно? Ей пятьдесят четыре, и у нее ожирение. Похоже, она вот-вот выкашляет собственные легкие. Готов поспорить, что у нее вообще нет ножа. Кроме того, вдруг она убьет себя, пока мы тут размышляем?

О, бог ты мой, откуда у тебя эти глазки?

Я понимаю, что он прав. Не будь тряпкой. Я достаю свою дубинку и в последний раз хватаюсь за дверную ручку.

– Хочешь, чтобы это сделал я? – спрашивает Грэм встревоженно.

– Нет, все в порядке.

Я сжимаю челюсти, выкидываю из головы все страшные мысли и поворачиваю ручку. Резко толкаю дверь и жду, пока она ударится о стену спальни.

Нам видна вся комната. Прямо перед нами в центре комнаты стоит односпальная кровать. На ней сидит миссис Моубрей. Ее окружают розовые подушки, а кружева покрывала свисают с кровати. Седые волосы накручены на бигуди, а розовая ночная рубашка выглядит чистой и выглаженной. Эта женщина практически такой же ширины, как ее односпальная кровать. Увидев нас, она пытается подняться с постели, крича и размахивая большим мачете.

Я вижу, как она совершает им круговые движения в воздухе, и подавляю смех. Я опускаю дубинку и смотрю на Грэма, который подходит к кровати. Мачете выглядит так, словно он лет сто пролежал под дождем. Он настолько ржавый, что практически все лезвие рыжее.

– Я тебя порежу! – кричит миссис Моубрей. Ее толстые руки колышутся, когда она направляет свой оранжевый нож на Грэма.

Он подходит к кровати и резко хватает женщину за руку. Берется за тупое лезвие и выхватывает мачете у миссис Моубрей. Я стою у двери и провожу потной рукой по липкому лбу.

Господи.

* * *

Я снова таращусь на потолок. Мое тело умоляет о сне, но разум отказывается успокаиваться. Он в мельчайших подробностях вспоминает каждый сегодняшний вызов. Каждый раз, когда я чувствовала, что недостаточно хороша. Каждый раз, когда Фредди плакал, а я не знала почему. Каждый раз, когда я не могла его успокоить. Каждый раз, когда я отворачивалась от чего-то, потому что боялась.

Закрывая глаза, я вижу миссис Моубрей. Однако на этот раз она не сидит в постели, а стоит за дверью своей спальни. Ее тапочки утопают в зеленом ковре, а полная рука сжимает мачете. Он больше не ржавый. Его острое лезвие отражает луч солнца, проникший в комнату сквозь плотные занавески. Она широко улыбается, обнажая кривые зубы, и поднимает нож над головой. Я хватаюсь рукой за дверную ручку с другой стороны и начинаю ее поворачивать. Миссис Моубрей замахивается ножом, как только я захожу в комнату. Через секунду я уже сижу в постели и тяжело дышу. Мое сердце выпрыгивает из груди. Сколько бы я ни убеждала себя, что этого не произошло и