За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

болтовни, и шебутной самый был. У Амбара вертеться начал, когда другие ещё куклами соломенными играются, и жизнь взахлёб глотать пытался, бражка на Амбаре появилась – он там, бьют кого-то – счастье, за Израном собакой бегал. И терпеть его Чий раньше не мог. За что? Может за то, что он всё-таки был дураком всегда, этого у него не отнимешь. Да за всё это, за все его интересы. Сейчас он молчаливым стал, как и все, но не взрослым, что-то сломалось у него внутри, треснуло. Он выглядел болезненным, сжавшимся, каким-то замученным. Вставал тяжелее всех, если надо было идти, и падал на землю первым, когда было уже не надо. Теперь Чий его жалел, ведь ребёнок же просто, какой бы не был, только очень уставший и забитый.

И почему-то несколько раз ему приходила в голову одна и та же мысль: что если кому-то из них суждено здесь остаться, то им будет вот он, или первым будет он. Мысль, может быть, и была нелепой, и ни на чём не основанной, но ему всё равно упрямо в это верилось. Наверное, из-за этой его болезненности, как будто смерть его уже коснулась, а то, что он с ними, – так это пустяк, пальцами два раза щёлкнуть не успеешь, придет время и своё она заберёт в первую очередь.

Они уже куда-то шагали. Чий опомнился, когда сошли с сухого места, под ногами сначала прохладно захлюпало, а вот теперь он уже привычно проваливался в жижу до середины бедра. Рядом, шага на два впереди, покачивалась с большой знакомой кляксой от когда-то пролитого горячего воска краюхина сумка. Чий догнал его, обойдя сбоку.

– Краюха… Край.

Тот что-то жевал, орехи, вроде. Идти вдвоём на узкой тропинке было неудобно.

– Чего? Куда ты прёшься, тесно же?! Будешь? – он протянул кулак.

Чий отмахнулся.

– Край, куда идём?

– Вот человек, – он фыркнул. – На привал идём, о чём ты думаешь?

– На какой привал?

– На какой, на какой, на старый привал, куда ещё, утром откуда вышли.

– Кто решил? Мы же туда засветло не дойдём.

– Да все решили, назад сдвинься, я сейчас упаду, вот…

– Мы же до ночи не дойдём.

– Дойдём… Да какая разница.

Он замолчал, и Чий тоже замолчал.

Правильно, что идти отсюда надо, но не на привал же, оттуда просто уходить не надо было, и место нашлось бы, вон вправо если повернуть, там бы по-любому найти успели, да вот хотя бы кочка эта здоровая подошла, на худой конец, откуда ушли только что, за полдня успели бы обустроиться как-нибудь, сыровато чуть-чуть да тесновато. А им на привал сразу. Раньше Тольнака не послушались, зато теперь с лихвой наверстаем. Что там надо было, на месте сидеть и тропу искать? Это мы сейчас. Привал старый? Чепуха, мы вот сейчас в Степь аж как зайдём, как обоснуемся, а там уже… Ерунда ведь, место сухое им надо – там к «дому» ближе. Предложил кто-то, а они закивали, мол, конечно, только туда и можно. Даже повеселели, вроде. А почему? Просто появилась у них одна мысль, мечта пока ещё даже, что «вдруг сюда возвращаться будет уже не нужно?!» Мысль бредовая пока, несерьёзная пока ещё, шальная, потому что не может этого быть, но и самого её привкуса достаточно, чтобы появилось пьяное окрыление, тем более что это всё больше становится похожим на правду. И гонят потому её от себя, и радуются потому ей, и, правдой чтобы стала, хотят.

– Краюха. Краюха!

– М-м?

Чий хотел поговорить с ним насчёт возвращения. Насчёт того, что это неправильно. Чтобы вместе попробовать убедить остальных, пока не поздно ещё.

Он поглядел ещё раз на сумку, закрывающую собой человека, на бодро качающееся пятно…

Дуракя, что ли? С кем поговорить? Да он же от счастья светится. «Кто-то предложил…» А не он это, случайно.

– Ну, чего надо? – Краюха остановился и обернулся.

– Да всё уже. Иди.

Неужели, действительно пришли?! Дойти до привала. Провозиться там пару дней, пусть даже неделю (причём, как только придём, все будут уверены, что всё, как и задумывали, в худшем случае, запланированная передышка), и потом уже можно будет не надеяться снова пройти мимо этих следов куда- то туда, в сердце Болота, спиной к которому мы сейчас движемся. И если сказать потом: «Дерево, ну что, готов? Бери пожитки, надо собираться, дальше пойдём», – в ответ получишь наглое недоумение на прыщавом лице, вроде бы, даже законное: «Куда дальше?! В Болото?» И Изран опять сделает вид, что ничего не заметил, или не сделает и станет драть горло, что теперь надо так. Старается же всё-таки, вот кому тяжелее всех приходится, привык всегда первым быть, или даже правдой самой быть, а вот теперь понял, что не так это уже, значит надо врать, а это нелегко, когда одни хотят идти «домой», а другие знают, что это глупо, и надо чтобы Самой Правдой по-прежнему считали и те, и эти, играет, старается изо всех сил, придумывает постоянно что-то, только не получается ничего.

С «домом» их этим тоже ничего не выйдет. Конец. Чий тоже не знал, что делать по большому счёту, не идти на старый привал – это так, полумеры.

До настоящих сумерек было ещё далеко, но темнее всё же стало ощутимо. Он устал за сегодня и шагать, и думать, не убило его горем оттого, что это конец, как-то даже всё равно было, только какое-то разочарование чувствовалось, ждал он чего-то, видимо, всё это время, а вот сейчас внутри стало пусто, как будто его обманули. И не из-за отца это было, как-то прикоснуться к его тайне он серьёзно думал только с самого начала, а так, просто.

Следить за дорогой здесь особо не приходилось, иногда это было даже приятно: голова отдыхала, работали только ноги, можно было думать о своём или тупо дремать, немного отходя, когда приходилось идти через какие-нибудь коряги или тропа начинала резко вилять, по-настоящему приятно было именно думать, но и от вечной дрёмы какое-то удовольствие он тоже получал. Сильнее всего, ему казалось, это походило на предутренний сон, когда незадолго до того, как надо вставать, уже не спишь по-настоящему, но знаешь, что можно ещё полежать, залазишь поглубже в простыню лицом, в хруст соломы, а потом опять просыпаешься, и снова вставать ещё рано…

Опомнился он резко, чуть-чуть не уткнувшись в Краюхину сумку лицом. Тот не двигался, обойдя его сбоку, Чий увидел, что он стоит, немного нагнувшись вперёд, и что-то рассматривает.

Под их ногами, причём недавно совсем, сидели и лежали, чётких следов почти не было, поверхность растоптана в кашицу, кроме пары более или менее ровных отпечатков с дальнего от тропы края. Но лапы