Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище) - Анна Жнец

— Вы должны пройти с нами, — особо не церемонясь, усатый волок меня к мрачной повозке, похожей на катафалк.

Под ногами чавкала земля, смешанная со снегом. Подол юбки намок и испачкался в грязи. Я поняла, что сопротивляться бесполезно. Стражник, сидящий в экипаже, вышел, чтобы помочь товарищу. По крайней мере, я думала так, пока он двигался нам навстречу. Но вот незнакомец в черном поравнялся с нами и прошел мимо.

Он прошел мимо! Куда это он?

Выкрутив голову, я увидела, как стражник залез в мою карету и, прежде чем захлопнуть дверцу, что-то приказал мистеру Олифу. Тот, не смея перечить, развернул повозку обратно, в сторону Блэквуда.

Они едут в замок? Почему? Зачем? Что им там надо?

Я снова задергалась, пытаясь вырвать руку из клешни усатого мужика в форме, но тот вцепился в меня мертвой хваткой.

— Тихо, леди, успокойтесь.

— Как я могу успокоиться, если вы ничего мне не говорите? Это похоже на похищение. Зачем ваш напарник забрал мою карету?

— Скоро все узнаете.

Меня силой запихнули в экипаж. Взгляд скользнул по черной деревянной скамейке. Пока усатый следом за мной забирался в кузов, я бросилась к противоположной дверце, но та оказалась заперта.

Ловушка!

— Да не трепыхайтесь вы, — стражник грузно рухнул на сиденье. Высокий, мощный, он занял собой большую часть салона. Меня зажало между его плечом и стенкой. Потянувшись, мужчина завесил окно с моей стороны черной шторой.

— Пожалуйста, скажите! Скажите, что вам от меня надо?

Повозка тронулась. Горло сдавило от ощущения собственной беспомощности.

— С вами хочет поговорить один человек.

— Какой человек? О чем поговорить?

Пульс грохотал в висках. От шума крови едва не лопались барабанные перепонки. Я чувствовала себя как в затянутом до предела корсете, сдавившем ребра, но никакого корсета на мне не было.

Стражник смотрел прямо перед собой и больше не отвечал на мои вопросы. Дорога тянулась бесконечно. Скамейка подо мной была жесткая, не чета мягкому диванчику в карете графа. От этого я еще сильнее ощущала зыбкость своего положения.

Куда мы едем? К кому?

Лес в окне рядом с мужиком сменился городским пейзажем. Стройной шеренгой потянулись вдоль обочины серые двух- и трехэтажные дома. В какой-то момент я заметила, что движение замедлилось. Кучер начал тормозить. Наконец мы остановились напротив самого высокого здания на этой угрюмой улице. Массивные двойные двери прятались в глубине портика с четырьмя квадратными колоннами.

— Где мы?

— У Дома правосудия.

— Это что… — в горле пересохло. — Арест?

Стражник распахнул дверь и выбрался из экипажа наружу.

— Нет. Пока только допрос.

Я больше не сопротивлялась. Длинными безлюдными коридорами меня проводили в комнату три на четыре метра. Рабочий кабинет. Первым в глаза бросилось окно, закрытое решеткой, — клеткой из толстых железных прутьев. Оно выходило в проулок и упиралось в глухую кирпичную стену.

Возле окна, спиной ко мне, стоял мужчина в черном мундире прокурора. Его плечи украшали широкие погоны с золотистой бахромой, рукава — нарядные манжеты с красным и золотистым шитьем, воротник — богатая вышивка.

Когда я вошла в комнату, мужчина не обернулся — лишь небрежным жестом предложил занять неудобный стул напротив стола. Тогда-то, оглядевшись, я заметила в помещении еще одного человека. Он выбрал самый темный угол и явно старался не привлекать внимания. Голова опущена, руки скрещены на груди, неподвижность, достойная ледяной скульптуры.

Мистер Годар!

При виде старого знакомого я испытала облегчение, но это облегчение испарилось, стоило заметить, что бородач упорно избегает моего взгляда.

— Ну что же вы не присаживаетесь, леди? — Мужчина в нарядном мундире наконец соизволил обернуться. Лицо у него было крысиное, с острым, выдающимся подбородком, чуть раздвоенном на конце, с маленькими узкими глазками серого цвета, с впалыми щеками и резкими скулами. Волосы тонкими сальными прядями падали на лоб, похожие на ошметки паутины.

Под пристальным взглядом прокурора я опустилась на стул и услышала, как за спиной затворилась дверь: мой провожатый покинул комнату.

— Зачем я здесь?

Стул подо мной слегка шатался. Одна ножка явно была короче другой. Оттого в напряженной тишине то и дело раздавался глухой стук — это я ерзала на сиденье, пытаясь устроиться удобнее, и невольно стучала короткой ножкой по каменному полу. Но удобнее усесться не получалось. Чертов стул будто специально подобрали так, чтобы усилить моральный дискомфорт физическим.

Тем временем прокурор неспеша обогнул стол и оперся на него ладонями.

— Ваша бывшая хозяйка, леди Дельфина, дама, у которой вы несколько лет работали служанкой, обвиняет вас в краже своего имущества. Она утверждает, что вы тайно присвоили себе полторы тысячи золотых монет. Эти деньги она получила в качестве компенсации за смерть падчерицы, принесенной в жертву блэквудскому чудовищу.

— Что? Это какой-то бред. Я и есть ее падчерица. Я — Мэри Клоди. Это меня принесли в жертву чудовищу. Это мои деньги.

В лицо будто плеснули кипятком. Стало жарко. Так жарко, будто у меня подскочила температура.

— То есть вы подтверждаете, что взяли эти деньги? — Своими маленькими хищными глазками прокурор вцепился в меня, как удав в добычу.

— Нет, я… Я утверждаю, что я и есть Мэри Клоди, падчерица леди Дельфины.

— В таком случае предъявите грамоту, удостоверяющую личность.

Грамота. Письменное свидетельство, которое выдавалось при рождении и в котором были указаны собственное имя, имена родителей и дворянский титул. В Ниене этот документ служил аналогом паспорта.

Я едва не застонала от досады: память подсказала, что грамота Мэри всегда хранилась у мачехи в верхнем ящике секретера, под замком.