Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– Доброе утро, мадемуазель Адель! Прошу великодушно простить меня за опоздание. Этот поток машин просто terrible. Я так рад снова вас увидеть. Вы изменились, стали совсем другой, взрослой и élégante. Я даже испытываю некоторую робость.

А вот Люк почти не изменился. Быть может, похудел, черты лица стали еще острее. Зато одежда на нем значительно изменилась к лучшему. Сейчас на нем была кремовая рубашка, серый костюм и серая шляпа из мягкого фетра. У них за спиной появился официант в длинном белом фартуке и черной короткой тужурке. В руках он держал серебряный кофейник. Сцена была типично парижской. Седрику это понравилось бы. Напрасно она отказалась взять фотографа с собой.

– Ах, Люк, если бы вы говорили правду, – улыбнулась Адель.

– Насчет того, что я испытываю робость? Говорю вам чистую правду.

– Вряд ли, – торопливо возразила Адель. – Но я имела в виду не это, а ваши слова насчет моей элегантности. Знаете, стоило мне провести в Париже два дня, и я почувствовала себя дремучей провинциалкой.

– Какие глупости, – сказал Люк, усаживаясь рядом с Аделью и не сводя с нее глаз. – Почему?

– Здесь все такие шикарные, не то что англичанки. Наверное, у француженок это врожденное, как умение петь не фальшивя.

– Но в Лондоне так много настоящих красавиц, которые, выражаясь вашими словами, умеют петь не фальшивя. Дейзи Феллоуз, Диана Гиннес, Ия Абди.

– И посмотрите, кто они. Дейзи – француженка, Ия – русская, и только Диана – англичанка. Однако вы хорошо знаете красивых дам из лондонского высшего общества, – заметила Адель.

– Да, не стану отрицать. Что желаете заказать?

– Только чашку кофе. И пару круассанов. По-моему, у французов так принято завтракать?

– Нет, – с улыбкой возразил Люк. – Совсем не так. Позвольте сделать вам небольшой экскурс в настоящий континентальный завтрак. – Он повернулся к официанту. – Deux jus d’oranges, deux brioches, de la confiture, deux cafés au lait, et pour moi, deux oeufs [31] . Мадемуазель Адель, хотите яйцо? Они уже готовы и смотрят на вас. Вот они.

И в самом деле, на столе на круглой деревянной подставке уже лежали шесть яиц совершенно одинакового размера и формы. Адель покачала головой:

– Нет, благодарю вас. Я не ахти какая любительница завтракать.

– Наверное, это из-за ваших ужасных английских завтраков.

– Нет, не из-за них, – довольно резко ответила Адель, почувствовав обиду и желание защищать родную страну и ее кухню. – Просто я не ощущаю голода по утрам. Это у меня от мамы.

– От прекрасной леди Селии. Живая реклама, призывающая отказываться от завтраков. Кстати, как она?

– Превосходно.

– А ваша сестра?

– Не настолько. Enceinte. Кажется, по-французски это так?

– Совершенно верно. По-моему, несколько лет назад вы не говорили по-французски.

– Я и сейчас нельзя сказать, что говорю. Знаю чуть-чуть.

– Что ж, этого «чуть-чуть» вам вполне хватает. У вашей сестры ведь есть и другие дети?

– Да. Трое. Этот будет четвертым.

– Отлично. Мы во Франции верим в большие семьи.

Это было сказано с явным удовлетворением, словно Венеция производила детей на свет ради единственной цели – потрафить французам.

– Вы что, католик? – с любопытством спросила Адель.

– Нет, мадемуазель. Моя мама – еврейка, но моя бабушка – католичка. Они обе скорбят, что я не стал ни тем ни другим. В смысле религии.

– А в других смыслах?

– Как приятно, что мы заговорили на эту тему. – Люк улыбнулся ей. Его большие темные глаза так и буравили Адель, и она вдруг почувствовала глубоко внутри себя давно забытое ощущение беспокойства, почти тревоги. Адель отвернулась. – Отвечая на ваш вопрос, могу сказать: я испытываю некоторое влияние обеих религий. Временами мне от этого бывает неуютно. Если бы мне пришлось всерьез задуматься, то я бы сказал, что еврейские корни во мне сильнее. Их влияние оказывает на меня более сильное воздействие. – Он снова улыбнулся. – Но моя жена не еврейка. Я совершил самый ужасный для еврея поступок: женился на женщине не своей веры.

– Вы действительно так считаете?

– Да, конечно. Когда у нас будет больше времени, я попытаюсь вам это объяснить.

– Вы думаете, что у нас будет больше времени? – спросила Адель и тут же пожалела о своих словах.

– Мне бы очень хотелось, чтобы так было, – медленно ответил Люк.

Адель опустила глаза, вертя в руках бриошь, которую взяла из корзинки. Как этому человеку удается настолько выбивать ее из колеи и одновременно делать такой беззаботно счастливой?

– Итак, – прежним тоном продолжал Люк, – какие у вас планы на этот день?

– Днем мы идем в редакцию журнала «Стайл». Потом Седрик – так зовут фотографа, с которым я работаю… я вам говорила – собирался несколько часов побродить по Парижу, выискивая места для будущих съемок. Он это называет «делать путевые зарисовки».

– Седрик. Какое очаровательное имя. Совсем как у маленького лорда Фаунтлероя [32] . Я не ошибаюсь?

– Нет. Надо же, как вы хорошо знаете английскую литературу. Думаю, Седрик чем-то похож на маленького лорда Фаунтлероя. Такой же невероятно красивый.

– Понимаю, – засмеялся Люк. – Что ж, это отвечает на один из моих вопросов. Мне не стоит ревновать, правда?

– Нет, вам не стоит ревновать, – сказала Адель. – Во всяком случае, не к Седрику.

– Хорошо. А к кому-то еще?

– Возможно, – холодно ответила Адель.

– Так нечестно. Вы должны мне сказать «да» или «нет».

– Мсье…

– Люк.

– Люк, вы женатый человек. Глупо говорить о ревности.

– К сожалению… а может, к счастью, человеческие чувства не подвержены влиянию брака. Я возжелал вас с первых минут, как увидел. Тогда я был холост. Теперь я женат, но продолжаю вас желать.

– Но ведь это смешно.

– Почему?

– Ну… вы едва меня знаете.

– Типично английское замечание.

– Ничего удивительного. Я же англичанка. – Адель смущал этот разговор, равно как и присутствие Люка. – Мне свойственно делать типично английские замечания.

– В вашем голосе появились сердитые нотки. Не надо сердиться.

– Я и не сержусь.

– Немного сердитесь. Но вам идет. Я замечал это и раньше. Ваши глаза становятся еще больше, а кожа приобретает замечательный цвет. А сейчас перестаньте метать в меня молнии и съешьте кусочек яйца.

– Не хочу никаких яиц. Я их терпеть не могу.

– Это яйцо вам понравится, – сказал Люк.

Он взял ложку, очень аккуратно зачерпнул из сваренного всмятку яйца часть содержимого и съел. Потом снова зачерпнул и поднес ложку к губам Адели, не сводя с нее пристального взгляда. Она противилась не больше секунды, потом открыла рот и позволила Люку себя накормить. Яйцо действительно оказалось превосходным: очень мягким и в меру приправленным специями. Адель медленно, с наслаждением проглотила французский деликатес и улыбнулась:

– И вправду вкусно.

Этот момент был необычайно интимным. Официант с интересом на них смотрел. Опытный наблюдатель, он мгновенно понял, что́ это было. Рождение любовного романа.

Глава 13

– Скажи, у тебя с кем-то роман?

Ответ последовал не сразу.

– Да. И что в этом плохого?

– Ничего. Разумеется, ничего плохого.

– Почему же ты смотришь на меня, словно помесь моей матери с престарелой монахиней? Что дает тебе право меня осуждать?

– Абби. Я не собираюсь тебя осуждать. Честное слово, – сказала Барти.

Они сидели в кафе на Странде. Совместный ужин, дважды откладывавшийся – и опять из-за Абби, – превратился в чай после работы.

– Не собиралась, а в твоем голосе полно осуждения, – заявила Абби, сердито помешивая чай.

– Ты ошибаешься. Просто меня немного задело, что ты ничего мне об этом не рассказала.

– Барти, с какой стати я должна тебе рассказывать о подобных вещах? К тебе это не имеет абсолютно никакого отношения.

Слова Абби отчасти застали Барти врасплох. До сих пор она думала, что они с Абби достаточно близки и та не станет утаивать столь важное событие.

– Конечно, меня это не касается. Извини, Абби. Я… я вовсе не хотела вторгаться в твою жизнь. Меня только поразила твоя скрытность. На тебя это непохоже.

– С чего ты взяла? Мы с тобой знакомы не так уж давно. И начало нашего знакомства пришлось на тот момент, когда у меня никаких романов не было. На самом деле меня даже удивляет твоя уверенность, будто я стану тебе рассказывать. Признаюсь, в этом есть что-то трогательное. Может, тебе нужно привнести в свою жизнь немного любовного интереса?

Зеленые глаза Абби холодно и даже враждебно смотрели на Барти. Нерешительность и готовность извиняться вдруг сменились у Барти нахлынувшей волной злости.

– Возможно, мне и не помешал бы любовный интерес, но сейчас, Абби, речь не об этом. Просто я не люблю, когда мне врут. Когда твои родители мне позвонили, я чувствовала себя абсолютной дурой. Особенно после того, как ты сообщила, что встречаешься с ними и потому не сможешь пойти со мной на концерт. Ты могла тогда сказать мне правду. Я же не заставляла тебя обязательно идти вместе со мной. Но зачем же было ставить меня в дурацкое положение?