Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– Бой, я тебе так благодарна за разговор с Китом. И моя благодарность больше, чем способны передать слова, – призналась зятю Селия. – Оливер и Джайлз говорить на такие темы не умеют. Ничего по существу. Только запутывают мальчишку и еще больше сбивают с толку.

Чем дальше, тем сильнее беспокоили Селию отношения Боя и Венеции. Бой был очень умен, обладал блестящим интеллектом и слишком широким кругом интересов, чтобы довольствоваться милой глупостью Венеции и ее интеллектуальной наивностью. Селия и сейчас ожидала, что их брак распадется. Она лишь надеялась, что прежде Венеция сумеет найти себе занятие по душе, способное поглотить неуемную энергию дочери.

Но Селия ничего не могла с собой поделать: Бой ей очень нравился. Он был неистребимо доброжелателен, он был на редкость нежным и любящим отцом. Щедрость его доходила до расточительности, а верность друзьям поражала. Ходили бесчисленные легенды о том, как Бой Уорвик одалживал друзьям, попавшим в беду, крупные суммы денег и потом отмахивался, когда друзья заикались о возврате долга в обозримом будущем. На самом деле он называл это займами лишь для того, чтобы не уязвить гордость друзей и облегчить их страдания.

В один на редкость погожий весенний день он без приглашения приехал в издательский дом «Литтонс» и спросил, может ли видеть леди Селию. Свой визит он объяснил тем, что нашел картину художника, которым восхищалась леди Селия, и привез полотно с собой, чтобы показать ей и спросить, не захочет ли она купить эту картину.

– А пока вы думаете, я готов пригласить вас на ланч. Как вам такое предложение?

Степень ее восхищения Боем была настолько высока, что она согласилась. Обычно, когда леди Селию Литтон приглашали на ланч, это делалось заблаговременно, не менее чем за три недели.

– Я предпочитаю есть за своим рабочим столом. Между делом, – сказала она, надевая шляпу и перчатки. – Но сегодня у меня выдалось немного свободного времени. И куда, по-твоему, мы могли бы отправиться?

– В «Савой». Это совсем неподалеку…

– А Венеция у нас опять с начинкой, – сказал он, когда они отмечали шампанским покупку Селией картины. – Надеюсь, она вам уже сказала.

– Сказала, хотя и не в столь вульгарной форме. Что ж, прими мои поздравления, Бой. Правда, лично я думаю, что в нынешние времена четверо детей – это уже чересчур.

– Но у вас, Селия, их четверо.

– Да. Однако беременностей у меня было только три.

– Значит, вы думаете, что все это выглядит… Какое бы слово подобрать… Бесконтрольно? Тоже вульгарный термин?

– Я думаю, что новая беременность сильно измотает Венецию. Других мыслей у меня нет.

– Кстати, я ведь забыл, что вы еще и Барти воспитывали. Получается, у вас пятеро детей. Хотя появление Кита можно назвать «запоздалой радостью». Согласны? Представляю, какая радость была для вас с Оливером.

Его черные глаза так и плясали. Взгляд Селии был спокоен.

– Да, большая радость. И до сих пор он остается для нас большой радостью. А про тебя, Бой, я должна сказать, что ты очень хороший отец.

– Мне нравится быть отцом, – неожиданно признался он. – Я люблю детей. Нахожу их забавными и удивительными, а вовсе не скучными, как считает великое множество моих сверстников.

– Жаль, нельзя передать Себастьяну частичку твоих отцовских качеств, – со вздохом сказала Селия.

– Да, вы правы. Бедная малышка Иззи. Она больше уже не тянется к отцу. Поняла, что это бесполезно. Мы стараемся как можно чаще приглашать ее к нам на Беркли-сквер. Она любит у нас бывать. Но в конце дня ее все равно приходится возвращать отцу.

– Боже мой, неужели мы ничего не можем с этим сделать?

– Этого, Селия, я не знаю. Уж если вы не можете повлиять на Себастьяна, то другим нечего и пытаться. А ведь вы с ним такие давние друзья. – Бой улыбнулся ей своей в высшей степени безыскусной улыбкой. – Кстати, как поживает Банни Арден? Слышал, на прошлой неделе он и Синтия обедали с вами и Оливером. Когда в следующий раз они придут, пожалуйста, пригласите и нас. Мне не терпится расспросить Банни, как делишки у Тома и его шайки громил.

– Я бы не рискнула тебя приглашать, – нахмурилась Селия. – Не знаю, почему ты так враждебно настроен к Тому Мосли. Могу тебе сказать, что дела у него идут на редкость хорошо. Его партия растет. Сейчас в ней почти сорок тысяч членов. Люди вступают туда не от скуки и не из праздного любопытства. Лично я хотела бы видеть его в правительстве.

– Полагаю, что на следующей неделе вы пойдете на его отвратный митинг.

– Да, пойду. Почему бы и тебе не сходить? Возможно, это изменило бы твои взгляды.

– Ни в коем случае, Селия. Эти люди – безумцы. Баба́ Меткаф [28]  крутит роман с Гранди [29] .

– А мне нравится Гранди. И итальянское посольство мне нравится. Тебя бы изумила коллекция его картин. У него есть несколько полотен Тициана, а также восхитительные шпалеры и зеркала из дворца Медичи.

– Неудивительно. Кстати, а вы никогда не задумывались, каким образом он приобрел все эти шедевры? Точнее, как их заполучил Муссолини? Понимаю, с вами об этом говорить бесполезно. Вы, Селия, влюблены.

– Влюблена? Не говори глупостей.

– Это вовсе не глупость. Я имею в виду новое дело. Новую идеологию… А теперь, боюсь, мне пора идти. Заказать вам еще кофе?

– Нет, спасибо. И благодарю за ланч. Но относительно Британского союза фашистов ты не прав. И куда ты отправишься сейчас? Домой?

– Куда же еще? Я и так целый день отсутствовал. Жена и дети соскучились.

– Передай Венеции мою любовь и скажи, пусть не забывает отдыхать.

Садясь в машину, Селия оглянулась и увидела, что Бой остановил такси. После достаточно продолжительного разговора с шофером он уселся в машину. Такси тронулось, но поехало не по Странду, в направлении Беркли-сквер, а в противоположную сторону, свернув направо, к мосту Ватерлоо. Конечно, это еще ничего не значило. Совсем ничего. Если бы Бой не сказал, что собирается домой, она бы и внимания не обратила.

В издательство Селия вернулась, испытывая беспокойство. Дурочка Венеция – ну зачем она снова позволила себе забеременеть? Как это глупо.

– Я переезжаю, – объявила Абби, стараясь не встречаться с Барти глазами.

– Переезжаешь? Куда?

– В общем… Это как-то неожиданно. Я буду жить в доме.

– В доме? Абби, в чем дело?

– Видишь ли… Помнишь, я говорила тебе о моем дяде Дэвиде?

– Это тот, кто подарил тебе часы?

– Да… он. Словом, он… умер и оставил мне некоторую сумму денег. Вот я и подумала: куплю себе дом. А так – деньги разлетятся, не заметишь как. Я хочу сказать, это потрясающе хорошее вложение и…

– Должно быть, дом стоит кучу денег.

– Ну, не кучу, но достаточно много. И потом, дом не из дорогих. Не такой, как у Литтонов, – сказала Абби и улыбнулась.

У Барти вяло шевельнулась мысль: а не врет ли ей Абби? После истории с концертом она уже не могла доверять подруге, как прежде.

Естественно, Барти рассказала ей о звонке, зная, что миссис Кларенс все равно скажет об этом дочери. Абби опять произносила какие-то туманные фразы. Говорила, что ее родители безбожно опоздали и она несколько часов ждала их в ресторане. Но даже по этим туманным фразам можно было понять, что Абби, возможно, и сидела в ресторане, однако не с родителями.

Барти не стала говорить подруге, что видела ее возвращение, видела большую черную машину. Какой в этом смысл?

Но Барти это задевало. И дело не в том, что она волновалась за Абби или ее интересовал мужчина, с которым та могла оказаться или не оказаться в постели. И все-таки почему Абби с самого начала не сказала ей правду? Должно быть, не считала Барти близкой подругой – вопреки надеждам самой Барти. Однако Абби живо интересовалась ее историей с Джайлзом, внимательно слушала рассказ Барти, задавала только самые уместные вопросы, утешала ее и говорила, что Барти поступила самым правильным образом, проявив смелость и честность.

– Огромное большинство девушек поступили бы иначе. Постарались бы убедить себя, что им действительно нравится этот мужчина, а потом с легкостью бросили бы его, найдя кого-нибудь получше.

Абби очень ценила честность… в других.

– И где же ты теперь будешь жить? – с грустью спросила Барти. – Я буду по тебе скучать.

– В Клэпхеме. Это недалеко от новой школы и всего остального. Я ведь тоже буду по тебе скучать. Но ты обязательно должна меня навещать. В любое время. В доме достаточно места. Ты всегда сможешь остаться на ночь.

– Да, – сказала Барти. – Да. С удовольствием. Спасибо.

Позже, лежа в кровати, она чувствовала непонятное беспокойство. Причина была не только в переезде Абби. С ней самой творилось что-то непонятное. И ощущения были какими-то иными. Что же это такое? Что?

Возможно, на нее подействовала скрытность Абби. Похоже, все слова подруги имели лишь одну цель: запутать Барти, отвлечь от мыслей об истинных причинах переезда. И о том, как на самом деле куплен дом в Клэпхеме. Но зачем? Почему бы просто не сказать ей правду?