Паритет интересов - Николай Александрович Живцов

– Да не брал я эту чертову шубу! Это все Чемезов! – прокричал Олейник, видимо, его мысли пришли в сумбур и на осточертевшее ему слово «шуба» сработал триггер.

Выпалив признание, Олейник замолк и теперь смотрел на меня молча и как-то затравленно.

– Как от Чемезова, от меня избавиться не получится, – предостерег его я, а то еще решится от безысходности дать последний бой.

– Я никого не убивал, – замотал он головой. – Я только защищался! – Его наконец прорвало. – Он хотел отнять у меня все. Это он пытался меня убить! Мне повезло в последний момент схватить какой-то камень. Я не знал, что он мертв. Думал, просто без сознания. Когда он обмяк, я выбрался из-под него и убежал. Это правда!

– В суде эту версию и расскажешь. Тебе обязательно поверят. – Я усмехнулся. – Особенно после того, как чета Фоминых расскажет, как ты их пытал.

– Никто их не пытал! Дьяков случайно выстрелил. Это все Фоминых! Она отдавать не хотела и напрыгнула на него словно кошка.

Олейник распалялся от праведного гнева. Его рубашка намокла от пота.

– А ты, значит, в это время мимо проходил и, пока все были заняты друг другом, под шумок стащил драгоценности, – скептически предположил я.

– Драгоценности я взял. – Олейник даже не подумал отпираться, словно действовал в своем праве. – Я за них деньги заплатил! А Фоминых потребовала вдвое больше оговоренной суммы. И тогда мне пришлось ее обокрасть.

– Ты разбойное нападение совершил, а не кражу, – поправил его я. – Причем в подельники взял матерых уголовников.

– А что мне еще было делать?! Мне вызов пришел, надо уезжать, а эта сука начала мне руки выкручивать! Я взял то, что принадлежит мне! Воровка – это она! Фоминых годами людей обкрадывает! Думаете, где она эти драгоценности взяла?!

– Это к тому уголовному делу, что я расследую, не относится, – охладил я его пыл. – Я расследую разбой и убийство. А их не Фоминых совершила, а ты.

– Вы пришли меня арестовать? – Олейник поник. – Хотите, я отдам вам драгоценности? – зацепился он за идею. – Пожалуйста, заберите все, только выпустите меня в Израиль. – Он смотрел на меня умоляюще. – Это мой единственный шанс туда выехать.

Мне стало противно. Я как никто понимал его чувства. Я бы тоже все отдал, чтобы уехать. Но у меня, в отличие от Олейника, не было разрешения на выезд, поэтому, кроме понимания, я чувствовал к нему зависть. Зависть лютую, такую, что захотел плюнуть на драгоценности и притащить его в отдел.

Даже сам испугался накрывшего меня наваждения.

Отошел от Олейника и устало, словно выжатый досуха, рухнул в кресло. Паршивое состояние. Одно дело – задержать Олейника как преступника, другое – мстить за то, что тот оказался удачливее. Последнее вызывало у меня омерзение. Не такой уж я урод, как некоторые обо мне думают.

Раздражение добавляло еще и то, что я верил Олейнику. Все, что он мне рассказал, было похоже на правду.

С другой стороны – и что? Он все равно совершил преступление. И я знал об этом, когда шел к нему за драгоценностями. Как раз рассчитывал на этом сыграть. И с чего вдруг засомневался?

Для того чтобы успокоить не вовремя проснувшееся служебное рвение, решил порассуждать с позиции неангажированного юриста, а еще лучше обывателя. Во-первых, исходим из того, что действия Олейника спровоцированы противоправным поведением потерпевшей. Значит, смягчающие обстоятельства его вины в наличии. Во-вторых, своими действиями Олейник очистил город от двух уголовников и прищучил хвост одной зарвавшейся особе, что вовсю использует свое служебное положение и на этом наживается. То есть можно утверждать, что справедливость восторжествовала.

Построенные мною сомнительные выводы меня не смущали, меня занимал вопрос: что делать с Фоминых? Дама она ушлая, а значит, опасная. Надо было ее как-то нейтрализовать. Нельзя давать ей повод для шантажа.

– Ты знаешь покровителей Фоминых? – спросил я дожидающегося моего решения и боявшегося шелохнуться, чтобы не угробить надежду, Олейника.

Глава 21

С утра началась оттепель, застывшие ночью лужи вновь оттаяли, еще и дождь накрапывал. Зонта у меня с собой не было, так что, выйдя из подъезда, я натянул на голову капюшон. Мой путь лежал к ближайшей остановке. Пора было заступать на дежурство. Кому-то выпадает дорога на Запад, кому-то приходится довольствоваться отступными. Действительность сурова.

Олейника я отпустил. Да, совершил должностное преступление. Дал преступнику скрыться от правосудия. Подменил собой предварительное следствие и суд. Сам вынес приговор – конфисковал имущество. Мой выбор был осознанным. Так я сделал еще один шаг к достижению поставленной цели.

В эмиграции мне понадобится первоначальный капитал, и если не выйдет получить путевку в капстрану, то за переход границы тоже придется чем-то платить. Заработать такие средства законными методами в СССР невозможно. О нахождении кладов я ничего не знал, никогда не интересовался этой темой. Вот и оставался мне один лишь путь – пользоваться служебным положением и пренебрегать служебным долгом.

Боялся ли я, что Олейник меня сдаст? Не особо. Во-первых, он себе не враг, распространяться о своих криминальных подвигах не будет. Иначе с таким багажом могут не дать гражданство. К тому же я заставил его письменно описать все, что он совершил, а также то, что ему известно о незаконной деятельности Фоминых и ее покровителях. А среди них значились не последние лица города. Некий товарищ Трушков из горпромторга, который, в свою очередь, являлся креатурой заместителя начальника управления торговли области Пахоменко.

Это признание в том числе моя страховка на случай возникновения проблем с Фоминых. Впрочем, была надежда, что она проявит благоразумие и не станет со мной связываться. Информацию о том, что я не успел перехватить Олейника до его отъезда, ей никак не перепроверить. Но если она надумает угрожать, то признание Олейника заставит ее заткнуться. Отдавать же Фоминых половину, как она просила, я изначально не планировал. Не идиот вручать компромат на самого себя в загребущие руки этой ушлой бабенки и становиться объектом для шантажа.

Во-вторых, я забрал не весь эмиграционный капитал Олейника. Наложил лапу на камни, с которыми меньше мороки, и на пару женских побрякушек, претендующих на культурную ценность. С остальной ювелиркой Олейник сам пусть что-нибудь выдумывает, парень он предприимчивый, справится. Заодно будет чем занять свои мысли вместо разработки коварных планов мести мне.

На этом мы с Олейником, к обоюдному удовольствию, распрощались.

В отделе, как ни странно, никто на меня не набросился с целью морально выпороть. В дежурке узнал, что пока все спокойно, вооружился и поднялся к себе в кабинет. Первым делом припрятал добычу в сейф.

Только успел с этим покончить, как зашла Журбина с ворохом бумаг и сгрузила все это на мой стол.

– Принимай дежурство, – сказала она мне.

– Спасибо, – поблагодарил я ее за то, что она меня подменила на пару часов. Не по своей воле, конечно, но все же.

– Тебе Востриков звонил, велел передать, что нашли какую-то шубу, – расщедрилась она на новости.

– Спасибо, – повторил я, соображая, знает ли пассия Чемезова Олейника или нет. Вроде бы не должна. Впрочем,