Паритет интересов - Николай Александрович Живцов

Абсолютное большинство, судя по их посветлевшим взглядам, было на моей стороне, но проявляло комсомольскую сознательность и молчало в тряпочку. А, как известно, всякая революция без поддержки масс обречена. Но я решил додавить, хотя бы для того, чтобы отбить у комсорга раз и навсегда желание меня трогать. Поэтому я поднялся с места, чтобы меня видели и слышали все присутствующие.

– Товарищи, мы с вами не в библиотеке работаем, а служим в милиции. Мы не книги перебираем в тиши архивов и читательских залов. Мы работаем с преступниками и каждый день подвергаем свои жизни опасности. На сотрудника милиции общество накладывает особую функцию – быть на страже советского закона! Но какой страж из сотрудника, если его постоянно отвлекают от службы и не дают ему банально выспаться? Уставший сотрудник милиции неэффективен! Он может упустить преступника! Более того, в таком состоянии он может подставиться под его нож и даже пулю. Ответственный за организацию комсомольской работы среди сотрудников органов внутренних дел обязан учитывать эти обстоятельства, а не выбивать показатели любыми средствами, плюя на эффективность личного состава милиции. Как мне сегодня указали, комсомолец обязан ставить общественные интересы выше своих! Так применяйте это правило и в отношении себя тоже! – в этом месте я заглянул в глаза Грачевой. – Хватит за счет наших жизней строить свою карьеру!

Получилось немного сумбурно, все же я не готовился сегодня выступать, но даже от этой самодеятельности эффект присутствовал. Специфический, конечно, с уклоном на советские реалии. Все смотрели на меня как на внезапно появившийся в комнате танк с медленно поворачивающейся башней и настороженно молчали. Было слышно, как ветер задувает в окна.

Скрипнул стул. Со своего места поднялась донельзя возмущенная услышанным активистка Катя.

– Нужно немедленно поставить на голосование вопрос об исключении Чапыры из комсомола! – заявила она без всяких предисловий.

– На основании чего? Критики руководства комсомольской организации? – усмехнулся я. – Так комсомолец обязан смело критиковать, вскрывать недостатки в работе комсомольских функционеров и сообщать о них вплоть до ЦК ВЛКСМ. – Это я тоже выдернул из устава ВЛКСМ.

– Катя, сядь! – одернула коллегу Грачева. – Разве не видишь, это провокация! Но мы как старшие товарищи обязаны указать комсомольцу Чапыре на его ошибочные суждения и общее непонимание сути комсомольской организации. Уж коли вы, товарищ Чапыра, вспомнили о необходимости критики, – комсорг перешла на «вы», – то придется вам ее и в свой адрес выслушать!

И затянулась лекция на целый час. О задачах комсомола, о его вездесущем влиянии на советскую молодежь и о его роли в построении коммунизма.

На хрена она мне это все рассказывает? Этому комсомольскому балагану пятнадцать лет существовать осталось. Сказать ей об этом, что ли? Не, пусть живет в неведении. Потом будет ей сюрприз.

Но мои намеки даром не прошли, комсорг ограничилась товарищеской критикой. Это самая незначительная мера дисциплинарной ответственности за дисциплинарный проступок.

В общем, фигню я затеял. После часа выслушивания пафосного бреда весь бойцовский пыл из меня вышел. Осталось лишь раздражение и недовольство собой. Повелся на подначки, как мальчишка. Грачева умнее оказалась. Стерва комсомольская.

Когда закончили со мной, вернулись к главной повестке дня – распределению участников встреч с учащимися и студентами по учебным заведениям нашего района и составлению графика этих самых встреч.

Вообще-то я надеялся, что меня после случившегося это дело не коснется, но я недооценил выверты комсомольского сознания.

– Значит, в университет у нас идет товарищ Чапыра, – услышал я свою фамилию.

– Минутку, – удивился я. – Какие могут быть мне комсомольские поручения, если вы только что заявляли, что я безграмотен по комсомольской части?

– Вот как раз и подтянешь грамотность! – отбрила меня Грачева. – Думал сачкануть? Думал, за тебя другие будут работать?! Не выйдет! – Комсорг показала мне фигу, я даже охренел от такого пассажа.

Тут уж на стороне Грачевой оказались все присутствующие. Никому не хотелось брать на себя дополнительную встречу.

Настраивать против себя коллектив у меня в планы не входило, так что я смиренно замолк. Сходил, называется, на комсомольское собрание. Раскритиковали, еще и от сомнительного поручения откосить не удалось. Лучше бы я дома остался. И Ольга бы тогда не ушла. Стало хреново от всех этих мыслей.

– Опохмеляться надо, – посоветовал мне Скворцов в коридоре.

– Это да. Трезвым лучше на такие собрания не ходить. Можно и культурный шок заработать, – ответил я, думая о своем.

– Чего? – не понял опер. – А, ты о той перестрелке паришься, – нашел он причину моего неадекватного, по его мнению, поведения. – Так забей. Лусенко сказал, что все нормально, к нам претензий нет. Наоборот, могут наградить благодарственным письмом или премию дать. – Скворцов довольно прищурился.

– Лучше, конечно, деньгами, – вяло согласился с ним я.

– А может, даже в звании повысят. – От предположения у него захватило дух.

– Лучше квартиру проси, – дал я практичный совет.

– Не, квартиру не дадут, – с грустью, но уверенно заявил Скворцов.

– А сколько денег в мешке было, не знаешь? – спросил я. Вчера меня на службе не было, потому информация прошла мимо.

– Шестьдесят пять тысяч, – восторженно объявил он сумму.

– Могли бы и выделить вам с Крапивиным по хате, – усмехнулся я.

– Да кому мы нужны? Сержант да летёха. Мелочь, – подытожил Скворцов.

– Давай помогу написать рапорт на улучшение жилищных условий, – предложил я помощь.

– А меня потом из комсомола не попрут? – заржал он, намекая на мою недавнюю речь.

– Как хочешь, – не стал я настаивать.

– Не, Альберт, ты, конечно, круто там сказал и все по делу, но за такое тебя могут натянуть по самые гланды. – Эту фразу опер произнес уже на полном серьезе.

– Прорвемся, – отмахнулся я. Прям бесстрашный боец с ветряными мельницами. Стало смешно от пришедшего в голову сравнения.

– Ты когда в универ пойдешь? – сменил Вадим тему.

– Так в понедельник или во вторник. Надо быстрее разделаться с этой хренью да забыть.

– А мне железнодорожный техникум достался. Не, ну кто в здравом уме с железки в милицию уйдет? – Скворцов вновь заржал и ударил меня по плечу, приглашая присоединиться.

– Но ты же ведь зачем-то сюда пришел? – Я притормозил, так как мы дошли до третьего этажа, где наши пути расходились. Заберу верхнюю одежду из кабинета да свалю отсюда.

– За романтикой, – мечтательно ответил опер и жестко закончил: – Только нет ее здесь.

– Нет, – согласился я.

– Давай напьемся, – предложил он.

– Давай. – Сегодня мне этого тоже хотелось.

Пошли мы, ясное дело, ко мне, по пути купив все необходимое для намеченного мероприятия. Одни сплошные мероприятия у меня. Подумав об этом, я усмехнулся. Комсомольское собрание, встреча со студентами. Словно я не следователь, а какой-то общественный деятель. Может, мне в политику пойти? А что, создам новую партию, назову ее «Запасной путь» и буду гадить из глубокой оппозиции. Меня, конечно, начнут ущемлять, и вот я уже в посольстве ФРГ прошу политического убежища.

– Альберт, ты чего, заснул? – окликнул меня Скворцов. – Третью за баб, – предложил он тост, поднимая стопку.

– Да ну их. – Я поморщился, как от зубной боли. – Ты