Большая книга ужасов – 66 (сборник) - Ирина Мазаева

– Сашка, ты что? Что ты как муху проглотил? – не выдержала она.

– А чему радоваться? – удивился тот и добавил: – Я вообще ничего не понимаю. Что происходит? С кем мы сегодня собираемся драться? Как? Ломать идолище? Ладно, хорошо, это единственное, что более-менее понятно. А остальное? Как нам драться со жрецами? Я вообще не понимаю, кто они: люди, духи, призраки, зомби? Их кто-нибудь трогал? У них есть плоть, или они бестелесные? Можно ли их убить, а если можно, то как? По-русски они понимают, в конце концов?!

Они ездили рядышком вдоль одной из стенок манежа, стараясь держаться подальше от остальных и разговаривать потише. Но тут Сашка, который обычно говорил негромко, вдруг, забывшись, начал увеличивать децибелы.

– Тихо, тихо! – испугалась Женька. – Не хватало еще, чтобы кто-то услышал.

– А помощники, которые придут, как только свистнем? Это кто имеется в виду? Тетя Зоя, физрук, которые мне снятся? Что они будут делать? И вообще, какие из них помощники, если я их сам боюсь? Да-да, не знаю, как ты, а я очень хорошо помню, что было в Рускеала, лично я совсем не хочу с ними встречаться. А твой дядя Толя? Он помогать будет или вредить? А бог огня – этот ужасный огнедышащий дракон, – как его напугать? КАК?! Вот ты, Женька, как ты себе это представляешь? А это ведь тебе его пугать! Как выражается Лешка, вашу мышь!

Женька ехала на своем любимчике Полигоне, скинув стремена и распустив повод. И смотрела коню под ноги – на опилки манежа.

– Молчишь? А Журба эта нам вообще зачем? Вот зачем нужно было ее во все посвящать? Ты ей доверяешь? С чего она ночью прямо в лапы жрецов поперлась?

– Чего ты сам-то ее не спросил? И вообще, хватит! Василич сказал, нужна подружка – точка, – огрызнулась Женька. – И… И… И ведь это Аня догадалась про свистульку. Ну, что свистеть надо не просто так, а в свистульку.

– Да странная эта твоя Анька. Родители ее одну дома оставили, видите ли! Нас не оставляют, а ее оставили! А еще она молчит все время. Догадаться-то она догадалась про свистульку, но ведь мы не знаем, верна ли ее догадка! А может, все не так и свистульки тут ни при чем?! И что тогда? Мы станем первыми жертвами богу огня? Порадуем жрецов тем, что сами пришли?

– Не кричи! Что ты предлагаешь? – И тут Женьку осенило: – Сашка, ты испугался?!

– Я?! Испугался?! Да я просто так не могу, не могу без плана! – взвыл тот. – Я не могу действовать, когда не понимаю как. Мне нужен план. Я должен четко знать, что и в какой момент делать!

– Плана нет, – вздохнула Женька. – Нам придется действовать наугад. По вдохновению. Интуитивно. Надеяться на озарение. Просветление, инсайт и катарсис! Я понятно все объяснила?! Я тоже боюсь, но ведь ты сам мне говорил, что храбрец не тот, кто не боится, а тот, кто может справиться со своим страхом! – Женька сама не заметила, как начала повышать голос. – Да, кстати, мама мне сказала, что тогда, в раннем детстве, я не сгорела в том пожаре, потому что остановила огонь. Но это было давно! И я не помню, как я это сделала! И может, это все вообще просто красивое предание! И…

– Ты остановила огонь?! – перебил ее Сашка. – Так это же все меняет! Тогда чего тебе бояться? Ты ведь запросто справишься и со своим страхом огня, и с этим ужасным огненным страшилищем! Ты…

– Ага, конечно! – покачала головой Женька. – Вот представь, что тебе рассказывают, как ты в детстве упал с двенадцатого этажа и плавно спланировал на землю. И доказывают, что это твой дар, талант и предназначение. И что? Что?! Ты сможешь вылезти на крышу и спрыгнуть? Просто всем поверив? А если ты боишься высоты?

– Ну хорошо, хорошо! Ты можешь просто никуда не пойти! Не ходи, давай не ходи никуда!

Женька вспомнила того мальчика, Сережку, которого завтра мама поведет в цирк, и про свое решение.

– Я пойду! И ты пойдешь. И Лешка, и Анька, раз уж нам ее навязал Василич. И мы все сделаем. Без всякого плана. Просто придем и выгоним их всех к чертовой матери.

– Карпов, Рыжова! Вы до ночи шагать собрались? Все уже расседлали лошадей! – прозвенел в пустом манеже голос Светланы Николаевны.

У Женьки было такое ощущение, что они с Сашкой разругались навсегда.

– Ань, расскажи о себе, – предложил Сашка после ужина, демонстративно не замечая Женьку.

– Спрашивай.

– Анька – классная девчонка! – встрял Лешка. – Она в тридцать седьмой ботанится, в восьмом. Прикиньте, ей недавно четырнадцать стукнуло. Только я все равно старше, мне-то еще в октябре четырнадцать было! Так что вы, мелюзга, слушайте старших. – Он демонстративно обнял Журбу за плечо, но та спокойно убрала его руку; Лешка как будто не заметил этого: – У Аньки глаз-алмаз, она стрельбой занимается. У нее пушка с оптикой есть. Кучу бабок стоит! А еще она рисовать умеет. И лепить. И ваще не чета вам, с вашими конями педальными.

– Я спрашивал не тебя, а Аню.

– Да я вообще могу замолчать!!! – обиделся Рыжов.

– Ага, конечно, можешь… – поддела его Женька.

– Ладно, тихо, – встрял Сашка и напомнил: – Для родителей мы вообще-то спать укладываемся.

– Да, давайте перестанем фигней страдать и будем собираться, – предложила Аня. – Печь уже остыла, можно вытаскивать свистульки. А мне вообще нужно сделать вид, что я ухожу, забыл?

– Можно последний вопрос? – спросил Сашка и тут же его задал: – А как все-таки ты узнала мой адрес?..

Женька поймала себя на том, что ей ужасно не нравится, что Карпов вдруг интересуется какой-то другой девчонкой.

Из десяти свистулек три лопнули, одна треснула и одна наотрез отказалась свистеть после обжига. Оставшиеся пять поделили, лишнюю Женька положила в свой рюкзак как запасную. Время медленно, но верно подходило к часу X. Сашка с Аней собирались молча. Лешка решил взять собой кочергу и как обычно фонтанировал эмоциями:

– Я прямо это… Я чувствую себя суперменом, Человеком-пауком, Бэтменом. Круто! Ща мы придем такие красивые, всем дадим в бубен и спокойно удалимся. Йоу, бро! Йоу, систа! – он хлопнул по плечу Сашку, потом Женьку. Аню то ли не нашелся, как назвать, то ли не решился хлопнуть. – Что вы такие кислые? Ща мы пойдем и все сделаем! Сашка, я кочергу прихвачу, ага?

Вылезли через окно на двор. Подморозило; улицы и тротуары превратились в сплошной каток. Поскальзываясь и чертыхаясь, добрались до комбината.

– Стойте! – скомандовала Женька. Ей ужасно нужно было что-то сказать, что-нибудь очень важное; ее разрывали эмоции. – Я не Сашка, я не умею красиво и долго говорить. У меня нет никакого плана, и я сама смутно представляю, как оно все будет. Но я уверена, что у нас все получится! Реально получится! А потому, как говорит Лешка, давайте пойдем и все сделаем. Сашка, ты же на меня не сердишься, а?

Аня посмотрела на нее так, что Женька немедленно почувствовала себя полной дурой. И еще больше разозлилась.

Зашли на территорию комбината.

Труба цеха обжига дымила вовсю. Дым шел черными крупными клубами, тянулся в небо и растворялся в облаках, которые почему-то тоже были какими-то черными, низкими и неприятными. Пахло гарью. Запах был едкий и… тревожный. Обледеневшие дорожки тоже выглядели совершенно черными. Сам комбинат – зона – как будто повернулся к ним каким-то другим, зловещим боком…

Женька, упрямо стиснув зубы, направилась в цех с продукцией, через который они обычно входили в лабиринт производственных помещений. «Храбрец не тот, кто не боится, а тот, кто может приручить свой страх…» – вспомнились Сашкины слова. «Я могу остановить огонь! Я могу сделать это! – стала про себя повторять Женька. – Я могу не допустить новых жертв! Я могу спасти жителей Деревянного!»

Она включила фонарик, пробежалась им по сторонам, чтобы удостовериться, что они здесь одни, и… замерла. Стеллажи с готовой продукцией стояли на своих местах. И продукция на них была. Но с ней произошло что-то непоправимое. Миски расплылись и превратились в бесформенные рваные ошметки, облепившие металлические полки и висевшие на них как плесень. Кружки слиплись в комки, и стеллажи с ними стали похожи на гнезда каких-то внеземных тварей с огромной кладкой черных яиц. Горшки для комнатных цветов осели, сомкнулись боками и превратились в чудовищного размера соты; казалось, загляни в каждый из них – и увидишь извивающуюся мерзкую белую личинку.

Женьку передернуло. Рядом попятились Аня с Сашкой. «Вашу мышь!..» – беззвучно, одними губами протянул Лешка. Откуда-то тянуло сыростью и вонью. Пахло чем-то гнилым, тухлыми яйцами. И конечно же гарью. Было ощущение, что прямо в воздухе летают мельчайшие хлопья сажи, прилипая к лицу и одежде. И слышались звуки. Разные, но постоянные, не смолкающие ни на минуту. Скрежеты, скрипы, какое-то шипение, завывание ветра под потолком.