Ябеда - Алиса Гордеева

Я ненавижу Турчина! Сейчас осознаю это особенно остро! Если бы не он, не его дурацкие требования, в моей душе не разгорелся бы костёр под названием «Гера», меня бы не терзали угрызения совести и не сводили с ума детские воспоминания. Что бы там ни произошло в прошлом, сейчас Турчин ведёт себя как настоящая сволочь!

— Жаль, Ника не знает, какой ты гад! — бросаю в сердцах, не ожидая ответа. Да и что может сказать в своё оправдание Арик? Только рассмеяться в очередной раз? Оскорбить?

— Плевать я на неё хотел! — выбивая почву у меня из-под ног, признаётся Турчин. — Твоя сестра лишь симпатичный пропуск в ваш дом, не более того. Не будет её — найду другой способ отравлять жизнь Савицкому. Тоже мне, проблема!

— Ну ты и подонок! — еле сдерживаю себя, чтобы не броситься на парня с кулаками. — Я сегодня же всё расскажу Нике! И Вадиму! Духа твоего больше не будет в нашем доме!

— Валяй! — скалится Турчин, медленно подбираясь ближе. —Тебе не привыкать ябедничать, верно?

— Не подходи! Стой, где стоишь! — Пячусь назад, выставляя вперёд руки.

— У нас камеры по всему дому, Тася! — Не обращая внимания на мои трясущиеся ладони, Турчин продолжает наступать. — Восемь утра. Все спят. Ты сама пришла в мой дом. Сама постучала в мою спальню. Сама зашла внутрь!

Ядовитый шёпот Ара парализующими импульсами разбегается по телу.

— Тебя нисколько не смутил мой внешний вид, Тася!

Ещё один шаг, и спины касается прохладная стена, а трясущихся кончиков пальцев — горячая кожа груди Турчина. Интуитивно отдёргиваю руки, чем напрочь лишаю себя защиты.

— Глупая, влюблённая в жениха своей старшей сестры Тася! — шепчет Ар, пока неистово мотаю головой. — Я отказал — ты взбесилась. — Мерзавец смеётся мне прямо в лицо, сокращая расстояние между нами до считаных сантиметров. — Кому поверят, девочка?

— Да что с тобой не так, Арик? — Переборов страх, я всё же пытаюсь оттолкнуть от себя Турчина, да только силы неравны! Мои удары для него — как комариные укусы, назойливые, но бесполезные.

— Ты же был нормальным! — отчаянно шепчу, окончательно загнанная в угол.

— А говоришь, что ничего не помнишь! — Склонив голову набок, Турчин проводит ладонью по моей щеке.

— Ну же, Тася, что ещё ты мне расскажешь?

— Это из-за меня ты не попал на игру. Прости!

— На игру? — хмурится Ар. — Да и чёрт с ней! Что было потом?

—Я не помню! Ничего больше не помню! Но что бы там ни случилось, это всё было давно! И я, и Гера — мы сполна рассчитались за свои ошибки! Хватит, Ар, остановись! Нельзя всю жизнь ненавидеть! Оглянись! Ты красивый, здоровый, успешный! Какого чёрта ты пристал к Савицкому?!

— Заступаешься за него? — Физиономия Турчина кривится в гримасе отвращения. — Ну и дура же ты, Тася!

— Пусть так! Но Гера в отличие от тебя не сделал мне ничего плохого!

— Ты в этом уверена? — Арик грубо проводит пальцем вдоль моего шрама на щеке.

— Да! — отвечаю не колеблясь.

— Зря! — Турчин снова начинает хохотать, правда, в его смехе совсем не остаётся места для веселья.

— Хватит, Ар! — прошу, задыхаясь от его близости. — Я устала от твоих нападок!

— Мне осточертело твоё враньё! — обжигает он меня дыханием, переставая ржать. — И ничего! Как видишь, живой!

— Выпусти меня! — Морщусь от неприятия чужих прикосновений, чужого запаха, чужого тепла.

— Ключ всё там же! — издевается Турчин. — Или ты смелая только в своей лжи?

— Ненавижу тебя, Ар! — Пересилив себя, скольжу ладонью по каменному прессу парня и пытаюсь нащупать ключи. Слёзы отвращения стекают по щекам, солёными ручейками упираясь в напряжённые пальцы Турчина на моём лице.

Хорошо, что ключи мне удаётся отыскать весьма быстро.

— Ненавижу! — Бренча находкой, до крови кусаю губы.

— Вспомни, что в тот вечер произошло на пирсе! Вспомни! — повторяет, как молитву, Арик, в сотый касаясь едва заметного шрама, и наконец отходит, позволяя вдохнуть полной грудью.

Ловлю момент и, сжимая в руках спасительные железяки, бегу к двери. Судорожно подбираю к замочной скважине нужный ключ и несказанно радуюсь, когда замок поддаётся. Не разбирая направления, бегу прочь как можно скорее, но слова Турчина снежной лавиной бьют в спину:

— Вспомни, Тася! А потом приходи — ещё раз расскажешь мне о своей ненависти!

* * *

— Дурацкий Ар! — кричу, стоя у самой кромки воды, но мой осипший от слёз голос тонет в беспрестанном оре озёрных чаек. Им, бестолковым, всё равно, что меня выворачивает наизнанку, что память продолжает играть со мной в прятки, а интуиция вопит, что Турчин прав…

— Ненавижу! — Топаю по мелководью, но легче мне не становится! Ар обладает уникальной способностью выводить меня из себя на долгое время. Чего только стоит эта моя истерика, затянувшаяся до самого заката солнца!

Я прибежала к озеру ещё утром, почти сразу, как унесла ноги от Турчина. Возвращаться домой было боязно: я не хотела разборок с матерью и для встречи с Савицким была чересчур не в себе. Да и где, как не здесь, не возле этого самого пирса, вспоминать о событиях прошлого? Но проклятая память молчит и просыпается только рядом с Герой — единственным, с которым я мечтаю забыться.

Я снова смотрю на пирс. Мысленно перематываю киноленту своей жизни к самому началу, но стоит добраться до моих шести, как всё засвечено, стёрто, смазано настолько, что ни черта не разобрать. Может, прав был Савицкий и это просто защитная реакция организма? Что, если эти воспоминания не принесут ничего, кроме боли? Что, если они разрушат меня? Но глупое любопытство куда проворнее здравого смысла, и я снова заставляю себя вспоминать.

В моих кедах безбожно хлюпает озёрная тина. Голые ноги давно искусаны комарами и все заляпаны песком и илом. Я как неприкаянная шатаюсь по периметру озера, не замечая ни рыбаков, ни времени, и только когда берег погружается в темноту, устало плетусь домой. Не чувствую голода, не обращаю внимания на вспышки молнии где-то там, вдалеке. Я настолько погружена в свои мысли, что даже не сразу соображаю, как умудрилась свернуть с тротуара на проезжую часть. И только встречный свет фар и оглушающий