Ябеда - Алиса Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В коридоре темно и мучительно тихо. Дверь в спальню Геры закрыта, но сквозь замочную скважину струится свет. Он, как зелёный сигнал светофора, гонит меня вперёд! Я вторгаюсь в чужую обитель без стука.
— Закрой глаза! — кричу надрывно на опережение.
Где-то на подкорке сознания мелькает боязнь увидеть Савицкого в объятиях другой, но я гоню свой страх прочь. Жадным взглядом выхватываю возле кровати одинокий силуэт Геры и смело шагаю вперед.
— Тая! — предостерегающе сипит Савицкий. В его руках полотенце, а тонкая ткань футболки насквозь пропитана дождевой водой.
— Ты весь вымок! — шепчу, подойдя слишком близко.
— Я принимал душ, — не открывая глаз, тяжело дышит Гера.
— Я видела тебя. — Мягкой подушечкой указательного пальца собираю холодные капли с его упругой шеи. С губ Савицкого слетает полустон, но пока в комнате включен свет, он бессилен что-либо изменить.
— Почему ты закрыла окно? — произносит на выдохе.
— Чтобы не питать иллюзий, — отвечаю честно, согревая горячим дыханием его озябшую кожу.
— Тогда сюда зачем пришла?
— Я готова обмануться!
Выхватываю из рук Геры полотенце и начинаю промокать им его влажную кожу. Савицкий дёргается, но с закрытыми глазами остаётся полностью в моей власти.
— Тая, что ты творишь?!
Мы оба понимаем, что полотенце лишь предлог, чтобы я могла касаться Савицкого жадно, повсюду.
— Остановись! — хрипло, отчаянно просит он.
— Не могу! — шепчу в ответ и откидываю в сторону кусок махровой ткани.
— Поцелуй меня! — Кончиком носа провожу по колючей щеке Савицкого. — Хотя бы раз. Как её! И я уйду, навсегда испарюсь из твоей жизни! Я обещаю!
— Кого «её»? — невнятно бормочет Гера.
— Ту блондинку, с которой ты сегодня уехал перед ужином. — Жадно вдыхаю сладкий аромат пачули, лишь бы заглушить невыносимую боль, с новой силой пронзающую сердце. — Я хочу понять, хотя бы раз почувствовать, каково это — быть твоей, что значит любить.
— Ты не ведаешь, о чём просишь! — мотает головой Савицкий и при этом улыбается. Чёрт! Я тупым гвоздём ковыряю душу, а ему смешно!
— Твой ответ «нет»? — Как хорошо, что Гера сейчас не видит моих слёз и алеющих от стыда щёк.
— Я не могу. — Он качает головой, а у меня земля уходит из-под ног. И на что я только рассчитывала?
— Прости… — Вгрызаюсь в нежную мякоть губ и делаю шаг назад. По коже бегут мурашки от небывалого холода: без Савицкого я замерзаю изнутри.
— Глупая Тая! — Гера с трудом сдерживается, чтобы не открыть глаза, и не прекращает нагло улыбаться. И угораздило меня влюбиться в самодовольного индюка!
— Та блондинка — Агата, — продолжает Савицкий, будто мне есть дело до его зазнобы! — Она мой психотерапевт, Тая! И я понятия не имею, как она целуется. И даже никогда не думал об этом.
— Не важно. — Я продолжаю отступать. — Ты же всё равно влюблён! Вон, даже Вадим и тот заметил!
— Влюблён, — кивает Гера, сию секунду становясь до невозможного серьёзным. Улыбка бесследно испаряется с его лица, а веки прикрытых глаз нервно трепещут: ещё немного и Савицкий сорвётся! Гера и сам это чувствует, а потому закрывает глаза руками, являя моему взору перебитые в кровь костяшки пальцев. Он снова дрался! Сомнений нет!
А я снова даю слабину! Забываю о гордости и унизительном отказе и слабовольной тряпкой подаюсь ближе. Кончиками пальцев обвожу ссадины и нежно дую на них, чтобы не болели…
Я чокнутая не меньше Савицкого! Я помешана на Гере, и Ника права: так было всегда, просто в силу возраста я не отдавала себе в этом отчёта. Вспоминаю, как таскала Савицкому на чердак печенье, как робела, случайно встретившись с ним взглядом в гостиной или столовой, как жадно смотрела на его окна вечерами и засыпала мать вопросами о его здоровье… Даже в свои шесть я всегда выбирала Геру!
— Что ты делаешь? — шепчет Савицкий и перехватывает мои жалкие пальцы в свои, крепкие и немного грубые.
— Схожу с ума… — С трудом размыкаю губы, солёные от слёз и давно искусанные до боли.
— Давай сходить с ума вместе, — отвечает Гера и притягивает меня к себе ближе.
Моя безразмерная майка, заменяющая ночную сорочку, моментально намокает от соприкосновения с мокрой футболкой Савицкого, но вместо мерзкого холода по телу пробегает жар — небывалый, незнакомый.
— Ты же влюблён, — напоминаю с опаской. — А я слабая — не смогу уйти…
— Глупая моя девочка, — укутывает словами, как больного ангиной в тёплое одеяло. — Я на тебе помешан. Без остатка, Тая.
Голос Савицкого немного хриплый, но пробирает до глубины души. А я больше не хочу ничего знать, словно чувствую, что времени на разговоры у нас нет. Даже дождь и тот всё быстрее начинает стучать по стёклам, поторапливая нас насладиться мгновением. Я бесстыже тянусь губами к лицу Геры, всем телом ощущая его дрожь, каждой клеточкой чувствуя страх. Его монстры — на низком старте, и одному только Богу известно, чем грозит нам секундное слияние губ.
— Мы справимся! — Замираю в считаных миллиметрах от своего первого в жизни поцелуя. — Вместе!
— Вместе, — повторяет за мной Савицкий и, выпустив из плена мои ладони, скользит горячими пальцами вдоль шеи и дальше к затылку, а потом прижимает меня к себе —резко, безвозвратно, навсегда. И целует. По-настоящему.
Странное чувство — у-ух! — я словно лечу. Дух захватывает от недостатка кислорода, и всё внутри стягивается в самый тугой на свете узел. И пока тело пытается привыкнуть к новым для него ощущениям, душа расправляет крылья и парит в небесах.
Под бесконечные всполохи молний за окном и наше с Герой сорванное дыхание (отныне одно на двоих) мы утопаем в нежности губ и бесконечной жадности рук. Пробуем друг друга на вкус. Изучаем. Растворяемся без остатка. Дрожим. В запале страсти ударяемся зубами. Смеёмся друг другу в губы. И тут же с ускорением заходим на новый круг. Не знаю, каким бывает первый поцелуй у нормальных людей, наш — такой же сумасшедший, как и мы сами.
