Девушка с серебряной кровью - Татьяна Корсакова

– Ладью мы построить уже не успеем, – усмехнулся старик, – но, думаю, вы и обычной лодкой не побрезгуете.

Федор с Айви переглянулись и одновременно кивнули.

– А подвенечное платье к тому времени Евдокия справить обещала. И не думай о плохом, девочка, – он погладил Айви по голове, как маленькую, – все будет хорошо.

Две недели до свадьбы пролетели как один миг – в хлопотах и заботах. Евдокия переселилась на остров и часами колдовала над подвенечным платьем. Федора в ее комнату не пускали, запретили строго-настрого. Август тоже больше времени проводил на Стражевом Камне, чем в усадьбе. Федор подозревал, что из-за Мари, которая винила именно Берга во всех своих бедах. После исчезновения Злотникова и без того скверный характер Мари Кутасовой испортился окончательно. Она то заливалась слезами, запершись в своей комнате, то ругалась с отцом, то распекала ни в чем не повинную прислугу. Август сказал, что однажды Мари грозилась Кутасову, что бросится с часовой башни. Наверное, такой поступок казался ей очень романтичным, но Федор знал наверняка – на самоубийство Мари никогда не решится, не в ее это характере. Для нее больше радости в том, чтобы загнать в могилу кого-нибудь другого, хоть бы даже и родного отца. Но Кутасов ни на шутку испугался, запер башню на замок и ключи всегда хранил при себе. А Берг переживал, что без постоянного подзавода часовой механизм остановился и башня словно бы умерла. Он пытался объяснить Кутасову, что если Мари, не приведи господь, удумает уйти из жизни, то найдет для этого десятки возможностей, но напуганный отец даже не стал его слушать.

Этой весной Савва Кутасов был занят только двумя вещами: поисками Злотникова и модернизацией завода. И даже бесконечные капризы Мари не могли надолго выбить его из седла. А вот интерес к искусству в целом и к Августу, в частности, у него поугас, и тонкая душа Берга сразу же это почувствовала. Наверное, большей частью именно из-за этого архитектор и съехал из усадьбы. Но была и еще одна причина – Анфиса с ее неистребимым желанием пригреть, утешить, а если получится, то и женить на себе опального страдальца. Вот только Берг больше не желал ни утешений, ни даже фирменных пирогов с зайчатиной. Его желания никоим образом не были связаны с Анфисой. Жаль только, что она не хотела этого понять и продолжала досаждать ему своей ласковостью. Вот поэтому Август и сбежал на остров. А еще потому, что здесь он мог видеться с Евдокией. И не только видеться. Несколько раз Федор замечал их прогуливающимися по берегу. Они о чем-то беседовали, и женщина держала Августа под руку. Иногда он говорил что-то особенно остроумное, и она улыбалась. Один раз Федору даже довелось услышать ее смех.

Они с Айви тоже сбегали, только не на берег, а в глубь острова. Бродили по лугу и лесу, подходили к валуну, который Айви называла Змеиной Головой. Айви нравилось сидеть на камне, подтянув колени к подбородку, подставив лицо солнечным лучам. А Федор за нее боялся. Страх этот был так велик, что гнал его вслед за Айви на валун. И когда Федор стоял над черной бездной, ему казалось, что со дна за ними с Айви кто-то пристально наблюдает.

Желтоглазый словно бы затаился, и в этом кажущемся спокойствии Федору чудился подвох. Слишком уж мирной, слишком благостной была его новая жизнь. А может, он просто отвык от нормальной жизни и теперь обычное кажется ему невероятным?

Айви тоже что-то тревожило, она побледнела и похудела, но на все вопросы Федора отвечала всегда одинаково:

– Все хорошо, Федя. Ты не представляешь, как я счастлива.

Он верил, потому что хотел верить, потому что в словах Айви не слышал фальши. Да и Август не уставал повторять, что женщины – совершенно непостижимые существа, и их натуре свойственна некоторая меланхолия. А Август считал себя знатоком женских душ. Вероятно, так оно и было, коль уж ему удалось подобрать ключик к сердцу Евдокии.

Здесь, на Стражевом Камне, к Бергу вернулась его уже почти было забытая одержимость. Он снова принялся рисовать башни и маяки. Мало того, он исходил остров вдоль и поперек, выбирая подходящие для строительства валуны. Федору уже начало казаться, что каждый камень Август изучил и нашел ему место в своей утопической конструкции. Но это легкое помешательство делало архитектора счастливым, и Федор не вмешивался.

Меньше остальных на острове бывал Аким Петрович. На целую неделю он уезжал в Пермь, где встречался со своим поверенным. Федор не спрашивал, что было причиной этой встречи. Когда же старик вернулся, на остров несколько дней подряд наведывались какие-то подозрительного вида личности. И здесь Федор уже не выдержал, спросил, кто они такие.

– Они мои глаза и уши, – ответил Аким Петрович. – Мне неспокойно, пока Злотников на свободе. Чем быстрее его найдут, тем лучше для всех.

На том разговор и закончился, до самой свадьбы они не возвращались к этой неприятной теме.

День, на который было назначено венчание, с самого утра выдался погожим и солнечным. Федору хотелось думать, что это хороший знак. Нет, он был уверен, что это хороший знак. Костюм, привезенный Акимом Петровичем из Перми, сидел как влитой. Федор с удивлением осознал, что за этот наполненный событиями год совершенно разучился носить костюмы. Бабушка, наверное, оказалась бы шокирована этим обстоятельством.

Он забыл о собственном незначительном неудобстве в тот самый момент, когда на крыльцо вышла Айви. В кипенно-белом подвенечном платье, с вплетенными в волосы цветами, она показалась Федору совершенно неземным созданием. От ее красоты делалось больно глазам, и он испугался собственного счастья. Это длилось до тех пор, пока неземное создание не улыбнулось ему совершенно земной и такой родной улыбкой, что на сердце сразу же стало легко.

Август и Евдокия тоже принарядились. Вместе они казались пусть и необычной, но вполне гармоничной парой. И Аким Петрович больше не был похож на одичавшего отшельника. Теперь никому бы не вздумалось назвать этого статного, полного внутреннего благородства человека деревенским мужиком.

Отплывали с острова двумя лодками, и всю дорогу Федор слушал сетования Августа на то, что ему так и не довелось прокатить молодых на ладье. А на берегу их уже ждали два экипажа, запряженные белоснежными лошадьми. Аким Петрович позаботился обо всем, и Федор был ему за это бесконечно признателен.

В церкви тоже уже все оказалось готово. Их ждал не только степенного вида седовласый батюшка, вокруг толпилось множество зевак. Старушки в ситцевых платках о чем-то тихо перешептывались и то и дело крестились, молодицы придирчиво и не без зависти разглядывали наряд невесты. Парни стояли чуть поодаль и старательно делали вид, что предстоящее венчание их совершенно не интересует.

Почти одновременно со свадебным кортежем к церкви подъехал Савва Кутасов, торжественный и нарядный, с цветком в петлице дорогого, но не слишком ладного пиджака. Его появление стало для Федора полной неожиданностью, но Аким Петрович нисколько не удивился. Они обменялись с Кутасовым рукопожатиями и приветствиями, затем Кутасов по-отечески тепло обнял сначала Айви, потом Федора, поклонился Евдокии, похлопал по плечу Августа, и все вместе они вошли в пахнущий свечным воском и ладаном сумрак церкви. То, что сам Савва Кутасов почтил эту свадьбу своим вниманием, и то, как просто, по-свойски держался с ним Аким Петрович, сказало горожанам о многом. Это было своего рода предупреждение – молодые под моим покровительством, даже не вздумайте…

Никто и не вздумал. Даже те отчаянные смельчаки, которые собирались войти вслед за ними в церковь, замерли на пороге. Так они и стояли, пока церковный служка не притворил двери.

Все, что происходило потом, было для Федора словно окутано туманом. В тумане этом слышался хорошо поставленный голос батюшки и тихий треск венчальных свечей, а робкая улыбка Айви казалась призрачной. Обручальные кольца отсвечивали серебром, их прохладный блеск не мог смягчить даже рыжий огонь свечей. Кольца упали одновременно, покатились, затанцевали на темных досках пола. Сбился батюшка, тихо ахнула Евдокия, Август бросился поднимать оброненные кольца, а Федор и Айви смотрели только друг на друга и не видели ничего вокруг. Уже совсем скоро он сможет назвать ее своей женой, и не будет в мире слова волшебнее.

Двери церкви распахнулись в тот самый момент, когда Август поднял кольца. Длинные тени упали на пол, как живые потянулись к подолу подвенечного платья. Айви вздрогнула, обернулась. И все, кто был в церкви, тоже обернулись.

На пороге стояли четверо вооруженных солдат и совсем молоденький с редкой юношеской бородкой офицер. Было очевидно, что настроены они решительно, но стены храма сдерживают их рвение. Солдаты в нерешительности переминались с ноги на ногу, а щеки офицера заливал бордовый румянец.

– Господа, что происходит? – Первым в себя пришел Савва Кутасов, его голос был полон негодования. – Офицер, я требую объяснений!