Девушка с серебряной кровью - Татьяна Корсакова

Тогда Федор еще не знал, как опасно недооценивать обиженную женщину. Да и не до того ему было.

В по-провинциальному скучном Чернокаменске развлечений для горожан находилось немного. Пожалуй, самым знаковым событием общественной жизни считались ярмарки. Весной и осенью на центральной площади раскидывались торговые ряды, в город стекались крестьяне и мастера со всех окрестных деревень, приезжали купцы, на берегу реки табором становились цыгане, и город стряхивал с себя привычную дрему, оживал, наполнялся людьми и громкими голосами.

Первым речь о ярмарке завел Август. Они сидели на завалинке перед домом Акима Петровича, ожидая, когда Айви и Евдокия накроют на стол.

– А ярмарка в этом году обещает быть занимательной. – Берг подставил румяное лицо солнечным лучам и зажмурился. – Купцы ожидаются и из Кунгура, и из Перми, и даже вятковские.

– Так уж и вятковские? – усмехнулся сидящий здесь же, на завалинке, Аким Петрович. – Что им делать в нашей-то глуши?

– Планы у Саввы Сидоровича грандиозные. – Август приоткрыл один глаз. – Про модернизацию завода небось слыхали?

– Слыхали. Федор нам про эту модернизацию уже все уши прожужжал.

– Вот и хочется ему наш Чернокаменск из захолустья превратить в промышленный, а если получится, то и в культурный центр. А что, архитектурные достопримечательности у нас уже имеются. – Он открыл второй глаз, многозначительно посмотрел на вышедшую на крыльцо Евдокию и добавил: – И не нужно так улыбаться, Евдокия Тихоновна.

– А как я улыбаюсь? – Она уперла кулаки в бока, глянула с вызовом.

– Знаю я, что вы думаете обо мне и моих башнях. – В голосе Августа послышалась обида. – Знаю, какого невысокого вы мнения о моих скромных талантах.

– Ничего вы не знаете, Август Адамович, – ответила Евдокия неожиданно зло. – И дальше своих башен вообще ничего не видите!

– А что я должен видеть? – Август сощурился.

– Ничего! – Она вернулась в дом, сердито хлопнув за собой дверью.

– Ах, эти женщины! – простонал Берг. – Никогда мне их не понять.

– А что тут понимать? – усмехнулся Аким Петрович. – Пригласи Евдокию на ярмарку, вот и все дела.

– Не согласится. – Август с сомнением покачал головой.

– А ты попробуй. Вот прямо сейчас пойди и пригласи.

Федор думал, что Берг откажется, а он вдруг поднялся на ноги, сказал растерянно:

– Думаете, стоит попытаться? А ну как откажет? Это же Евдокия!

– Не попытаешься – не узнаешь. Женщины любят развлечения.

– Даже Евдокия?

– Что же, Евдокия, по-твоему, не женщина?

– Евдокия у нас амазонка. – Август махнул рукой и направился к дому. Движения его были неспешными и неуверенными. Федору показалось, что архитектор уже жалеет о принятом решении. А потом он подумал о том, о чем должен был подумать давным-давно. Айви обязательно понравится ярмарка, а он ее до сих пор не пригласил.

– Не надо, Федя. – Аким Петрович, казалось, прочел его мысли. – Не надо ей на ярмарку, в эту толпу.

Федор понимал старика, помнил, что случилось с его женой после ярмарки. Но тогда Анна оказалась одна, а Айви будет с ним. И он не оставит ее одну ни на минуточку, никому не позволит на нее даже взглянуть косо, не то что обидеть.

– Аким Петрович, – сказал Федор как можно решительнее, – она уже взрослая. Вы не сможете вечно прятать ее на острове. Да и для нее самой хороша ли такая изоляция?

Тихо скрипнула дверь, по ступенькам спустилась Айви, села рядом, взяла за руку, посмотрела сначала на Федора, потом на деда. Во взгляде ее Федору почудилась смесь тоски и надежды. В этот момент он понял причину ее меланхолии. Стражевой Камень был для Айви одновременно и убежищем, и тюрьмой. Можно ли считать жизнь полноценной, если она лишена общения с другими людьми, если ограничена клочком суши? Понимает ли это Аким Петрович?

Дед понимал. На его суровом лице отразилась внутренняя борьба. На внучку он старался не смотреть. И в том, что Айви не может попросить его на словах, не может поспорить и возразить, была особенная тяжесть, словно они сейчас лишали единственной радости маленького ребенка и не находили правильных слов, чтобы объяснить ему, что это делается ради его же блага.

– Вы не сможете всю жизнь прятать Айви от людей. Так не получится, – сказал Федор, и Айви с благодарностью сжала его ладонь. – Давайте начнем с малого, на ярмарке с ней буду я и Август с Евдокией. С вашей внучкой не случится ничего плохого, обещаю.

Старик не верил. Хотел верить, но не мог себя заставить. Это неверие читалось в его хмуром взгляде и углубившихся вдруг морщинах. Но он знал, что Федор прав, что изоляция Айви не решит проблемы, и знание это причиняло ему боль.

– Смотри, Федор, ты за нее в ответе, – сказал он после долгих раздумий. – Ни на шаг ее не отпускай от себя. И ты, – он посмотрел на притихшую Айви, – тоже соблюдай осторожность. На ярмарке будут люди. – Он сказал это так, словно на ярмарке будут не люди, а дикие звери. – Ты для них чужая и всегда чужой останешься. Даже Федор для них больше свой, чем ты.

Айви внимательно слушала и кивала, серебряные глаза ее лучились счастьем.

– И к ночи чтобы вернулись! – добавил Аким Петрович строго и улыбнулся скупой улыбкой.

Ярмарочный день выдался теплый и солнечный, самой природой предназначенный для веселья. Федор приплыл на озеро с самого утра, предварительно договорившись с Августом встретиться на городской площади в полдень. Айви уже ждала на берегу. Федор давно перестал удивляться этой ее способности предчувствовать его появление. Была она сегодня удивительно хороша. Возможно, оттого, что выглядела не как крестьянская девушка, а как настоящая горожанка. Федор и не знал, что у нее есть такая одежда. И надо сказать, одежда эта очень шла девушке, добавляла аристократизма тонким чертам, подчеркивала королевскую осанку и изящество движений. И даже длинные, ниже талии, серебряные косы не диссонировали с ее городским нарядом, а лишь добавляли очарования. В тот самый момент, как Федор увидел ее во всей красе, он на мгновение даже пожалел, что уговорил Акима Петровича отпустить Айви в город, потому что понял, какими глазами станут смотреть на нее другие мужчины. В том, что они будут смотреть и восхищаться, он не сомневался.

Айви словно почувствовала его терзания, улыбнулась, обвила шею руками, заглянула в глаза, и во взгляде ее Федор увидел радость и детский восторг от предстоящего. А еще обещание, что делить эту радость она будет только с ним одним. И доказательством тому была серебряная ласточка, которую Айви признавала единственным своим украшением.

– Ты очень красивая, Айви. – Федору хотелось сказать что-то особенно изысканное, чтобы она поняла, как сильно он ее любит, а получилась вот такая банальщина. Но Айви все равно обрадовалась его неуклюжему комплименту, поцеловала в щеку, потянула за собой к дому.

Аким Петрович ждал их во дворе, и было видно, как сильно его тревожит предстоящее.

– Все будет хорошо, – пообещал Федор тихо, чтобы Айви его не услышала.

– Я бы поехал с вами. – Аким Петрович криво усмехнулся, – если бы не боялся испортить своим кислым видом вам все веселье. Береги ее, Федя, пуще жизни своей береги.

– Сберегу, – сказал он, думая не о только что данном обещании, а о том, как удивится и обрадуется Айви, когда увидит ярмарку во всей красе. Он специально скопил денег, чтобы не отказывать ей ни в чем, чтобы показать представление с медведем, накормить медовыми пряниками или что там продают обычно на ярмарках и прокатить на установленной посреди площади карусели. А еще он собирался купить ей какой-нибудь подарок, все, что она попросит, на чем остановится ее взгляд. Ведь ярмарка на то и существует, чтобы сорить на ней деньгами и баловать любимую девушку.

На мгновение Федор задумался, как бы стал развлекать Айви, окажись они сейчас в столице. Театры, опера, кафе на набережной, платья по последней французской моде, открытый экипаж, колье из драгоценных камней. Он мог бы дать Айви многое, не соверши той роковой ошибки. Но с другой стороны, не случись события, поставившего с ног на голову всю жизнь графа Шумилина, он никогда не повстречал бы Айви. Поэтому нужно радоваться всем подаркам, которые преподносит судьба. Провинциальная ярмарка – чем не подарок? А счастливым можно быть не только в столице, но и на краю земли. Лишь бы было с кем разделить это счастье.

До берега плыли в молчании, но Федору все равно казалось, что Айви болтает без умолку. Он научился не только чувствовать ее, но и понимать без слов. Айви не терпелось поскорее все увидеть собственными глазами, а ему не терпелось все ей показать.

Ярмарку они сначала услышали и только спустя некоторое время увидели. В прозрачном майском воздухе гул голосов и звуки музыки разносились далеко, они взмывали в синее небо, расползались по узким улочкам, приглашая горожан присоединиться к уже начинающемуся веселью.