Его волчица. Я тебя приручу (СИ) - Невинная Яна

Рассматриваю буро-желтые остатки комнатных цветов, засохших в горшках на подоконнике. Впервые увидев несчастных чахлые кустики, хотела возродить их, но потом решила, что они более похожи на меня именно в таком умирающем виде. Им, как и мне, некому помочь. И они медленно погибают на моих глазах.

Также погибаю и я, запертая в маленькой комнате на втором этаже, спальне Демьяна, которую вынуждена делить с ним каждую ночь. Вынуждена спать с ним рядом, на небольшом отдалении.

Он на матрасе, а я на кровати. Расстояние в один метр для волчицы не является существенным, поэтому я живу с постоянным ощущением близости горячего мужского тела, которое уже познала дважды, которое может доставить ни с чем не сравнимое восхитительное удовольствие.

Я ненавижу Демьяна всем сердцем, но рядом с ним мое тело предательски трепещет, словно отзывается на его голос, движения, жесты. Даже в присутствии других людей мне сложно не смотреть на него, не любоваться его мужской красотой. Я боюсь выдать свои чувства и прячусь под маской равнодушия, а если он что-то спрашивает, то огрызаюсь и стараюсь поскорее ретироваться. Это изматывает.

Но еще хуже, когда Демьян укладывается на свой жесткий матрас. Он неизменно, как и сегодня, отворачивается от меня к стене – то ли не хочет смущать, то ли ему неприятно смотреть на меня после долгого молчания в ответ на его рассказы.

Поэтому я могу преспокойно сверлить взглядом его обнаженную спину. А он всегда спит с голым торсом, в тренировочных штанах. Поначалу он ложился в одежде, каждый раз ожидая нападения стаи Адама, но понемногу расслабился, потому что они не предпринимали попыток атаковать нас.

Возникшая пауза в противостоянии удивляла Демьяна. Община постоянно обсуждала причины подобного затишья и будущие шаги. К сожалению, меня не допускали до собраний, и я снова чувствовала обиду и досаду.

Ведь такое происходило и прежде, когда Йоланта сообщила мне, что я не буду принимать участие в совете стаи оборотней. Везде я была чужачкой, меня демонстративно отстраняли от участия в жизни той группы, куда поместили насильно, не спрашивая моего на то разрешения. Это убивало.

Сидя на кровати, я рассматриваю широкую спину Демьяна с гладкой бледной кожей, словно мертвенной в свете луны. И вдруг понимаю, что вовсе не хочу видеть его мертвым.

Это знание поражает до глубины души. Ведь я так ненавижу его, что должна желать смерти, всего самого плохого. Но мои чувства к нему оказались сильнее. Наоборот, я хочу, чтобы он жил, спас своих людей, добился поставленных целей. Он один из самых честных, целеустремленных и справедливых людей, которых я встречала. Если не считать, конечно, того, что он украл мою сыворотку…

Тем не менее я не могу больше жить с удушающей ненавистью, отпускаю ее. Но и рядом с этим мужчиной оставаться мне нельзя.

Следующий шаг – прощение. А этого я не могу никак допустить.

Демьян не шевелится и дышит достаточно ровно, словно и правда спит. Но сверхчеловеческим чутьем я ощущаю, что он притворяется. Зачем это ему нужно? Он избегает меня? Или просто пытается заснуть, не придавая значения тому, что я нахожусь с ним рядом?

Женская часть моей сущности даже немного обижена из-за такого равнодушия. Тем более когда-то я любила этого человека. Любила так долго, что это чувство стало моей частью и, может быть, даже где-то глубоко внутри теплится маленьким угольком. Я, конечно, не дам ему разгореться в пламя, но что-то заставляет меня раз за разом бросать взор на неподвижную фигуру Демьяна.

И вдруг в тишине спальни я слышу свой голос:

– Отпусти меня.

Замираю, не понимая, как эти слова сорвались с моих губ, каким образом мысли транслировались из моего разума в два совершенно неподходящих и неправомерных слова. Безнадежная глупость. Никто никуда меня не отпустит.

Демьян резко садится, и это подтверждает мое подозрение о том, что он бодрствовал. Наверняка размышлял, как справиться с нескончаемыми проблемами.

– Что ты сказала?

Я молчу, не намерена отвечать. Не желаю показывать ему свои слабости, не хочу доверять, говорить с ним. Он навсегда потерял малейший шанс на мое доверие. Зачем я только это сказала? Кто меня за язык дернул?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Вера, я же слышал, что ты сказала. Не делай вид, что ничего не было. Отпустить тебя? Ты этого хочешь?

Он встает и медленно подходит к моей разворошенной постели и садится на нее, наклоняясь и трогая растрепанные волосы. На моей голове настоящее воронье гнездо из-за того, что я без конца ворочалась на кровати, приведя ее в полный беспорядок. У меня и внутри сплошной хаос, который я выразила таким вот образом.

– Я не могу отпустить меня, – продолжает он говорить, смотря на меня в полумраке комнаты, и, приблизившись, распутывает мои волосы. Я вижу его совершенно отчетливо, как, уверена, видит и он. Я знаю, что способности оборотней в какой-то мере приобрели все члены стаи. Значит, он видит меня в темноте, ему не нужен никакой свет, и мне никуда не спрятаться.

– Что ты натворила со своими волосами? Здесь без расчески не обойтись, – замечает он, дергая очередную прядь, свитую с другой в тугой узел.

– Не твое дело, – по привычке огрызаюсь я и в который раз поражаюсь, как легко произношу резкие слова, тогда как раньше любая грубость для меня была недопустимой. Хотя чему удивляться? Я теперь не та, что раньше. Порочная злая волчица в оболочке скромной и вежливой простушки. Странное сочетание.

Демьян не слушает меня и, взяв с комода расческу с редкими зубцами, начинает с кончиков по всей длине расчесывать мне волосы. Он сидит позади меня и обдает волнами горячего дыхания, а я потихоньку расслабляюсь, как будто он гладит зверя по меху, и внутренняя волчица урчит от удовольствия. Она явно любит ласку.

– Я бы не сделал тебя пленницей, но так сложились обстоятельства. Ты же понимаешь, – шепчет в тишине Демьян, обволакивая меня своим ласковым голосом, касаясь волос длинными пальцами и погружая меня в некий транс.

«Ты не только сделал меня пленницей! Ты пытаешь меня, берешь кровь! Ты убил человека во мне и выпустил наружу волчицу! И я уже никогда не буду прежней!» – хочется прокричать мне в ответ, развернуться, выхватить расческу у него из рук и располосовать когтями лицо, но тогда я испорчу волшебство этого момента, когда можно притвориться, что мы не враги. Вместо этого я начинаю допытываться:

– Но наступит же тот день, когда ты меня отпустишь! Ты же не планируешь вечно держать меня тут? Что вы предпримете? Почему мне ничего не сообщают?

– Я не знаю, отпущу ли тебя и как скоро, – признается Демьян. Его рука замирает. Он откладывает расческу и начинает заплетать косу, отчего меня пронизывают самые разнообразные всплески эмоций: жар, дрожь, нетерпение…

– Ты должен увидеть какую-то конечную точку, – настаиваю я, пытаясь побороть свои чувства, – определить условие, по которому ты меня отпустишь. Какое будущее ты видишь для своей стаи?

– У меня есть план, но я не делился им не с кем. Я должен кое-что сделать, только я один, и никому нельзя знать о том, что я задумал.

Повернувшись к Демьяну всем корпусом, я оказываюсь с ним лицом к лицу. Облизываю губы.

– Скажи мне. Ты обязан, потому что настолько виноват, что ничем не сможешь искупить вину.

– Обязан? Обязан тебе доверять? – Он поднимает бровь и усмехается.

– Скажи мне, – требую я, игнорируя его ухмылку и вопрос. – Нельзя использовать меня и ничего вообще не рассказывать.

– Ладно. Ты права, – внезапно соглашается Демьян, собирается с духом и произносит: – Я хочу пойти к профессору и выяснить у него причину моего полного выздоровления. Все другие методы я уже перепробовал. И провалился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Подожди, – хмурюсь я, пораженная до глубины души. – Ты не можешь быть уверен, что полностью здоров. Без аппаратуры и анализов это невозможно.

– Вера, я точно знаю, что абсолютно здоров. Я чувствую это. Более того – никогда в жизни я не был так здоров и силен, как сейчас. Послушай, как стучит сердце. – Он берет мою ладонь и прижимает плашмя к своей груди. – Что ты чувствуешь?