Не проходите мимо. Роман-фельетон - Борис Привалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Репертуарно-музыкальные деятели указания своего шефа не выполнили. Они знали: надо подождать сутки, завтра будет другая передовая, а следовательно, другие «установки». Так все и произошло. Передовая, напечатанная на следующий день, призывала к высокой идейности.
— Есть новое указание, — сказал товарищ Какаду. — Идейность. Надо бороться.
И он сразу же встал в первые ряды борющихся. Директор филармонии напал на мастера художественного свиста, чью соловьиную программу он признал абстрактной и безидейной. Кончилось тем, что свистуна одевали под Соловья-разбойника и выносили на сцену сидящим на дереве. Там он десять минут олицетворял собой былинного злодея, после чего аккомпаниатор в гриме Ильи Муромца (носитель прогрессивного начала) сбивал его палицей.
Но труднее всего было с юмором и сатирой. Смех настойчиво требовал себе «зеленую улицу». И товарищ Какаду зашел в тупик.
— Где достать Гоголей и Щедриных? — страдальчески вопрошал он. — Надо откликнуться, а то ка-а-ак аукнется!.. Надо искать!
И товарищ Какаду нашел. Нашел в ансамбле сопельщиков и гудошников солиста по фамилии Щедрин. Сопельщик был немедленно переквалифицирован в сатирика. По заказу товарища Какаду он приступил к созданию обозрения «История одной филармонии», и уже сам Взимаев ревниво поглядывал на новоиспеченного конкурента.
Вот отчего деятелям эстрады никогда не было известно заранее, что день текущий им готовит. Озабоченные ходом событий, они скопились у окна кабинета, в котором товарищ Какаду, совместно с Елизаветой Калинкиной, составлял программу гастрольной экспедиции.
В маленьком кабинетике, оклеенном серыми обоями, вот уже два часа продолжалась битва за репертуар. Товарищ Какаду сидел за столом, покрытым мышиным сукном, и священнодействовал над списком артистов.
— Учтите. Прочувствуйте. Надо итти навстречу сельскому зрителю. Затрагивать колхозную тематику. О чем говорилось в сегодняшней передовице «Красногорской правды»? О животноводстве и птицеводстве. А что такое наша газета? Орган областного руководства. Значит, руководство нацеливает нас на птицеводство и животноводство. А вы недооцениваете! Недооцениваете…
— Почему же? Я, наоборот…
— Наоборот не надо. Будет переоценка. Так что у вас имеется в наличии по поводу птиц и животных? Птиц и животных… птиц и животных…
Во время разговоров товарищ Какаду нередко повторял одни и те же слова или части фраз. Можно было подумать, что в его голове спрятана патефонная пластинка. Запись на ней стерлась, и иголка ходит по одной и той же борозде.
Калинкина нервно прохаживалась по комнате. Грушевидная голова товарища Какаду (где едят — пошире, где думают — поуже) раздражала Елизавету Прохоровну своим мерным покачиванием.
— Есть ряд неплохих вещей, — сказала Калинкина.
— А они отражают сельское хозяйство? Хозяйство… хозяйство…
— Отражают, отражают, — в такт ответила Елизавета, Прохоровна. — Мы так и решили — включить их в программу. Отрывки из романов «Ясный берег» и «От всего сердца».
— Во-первых, вы не имеете права решать, — заметил товарищ Какаду. — Решают наверху. А во-вторых, не та тематика: «Ясный берег» — это что-то ко дню флота, а «От всего сердца» — романсом попахивает… попахивает… попахивает…
— Учтите: авторы — лауреаты…
— Лауреаты? — переспросил товарищ Какаду. — Что ж вы мне раньше не сказали? Раз лауреаты — значит, можно… Ну, а по музыкальной части что?
— Певцы исполняют арии из «Чародейки» и «Пиковой дамы».
— Автор не лауреат?
— Нет.
— Тогда не пойдет. И по теме не то — предрассудки, пропаганда карточных игр… Нам нужно другое — о птицеводстве… птицеводстве… птицеводстве…
— Так у этого автора есть птицеводческий балет — «Лебединое озеро», — улыбнулась Калинкина.
— Насчет лебедей указаний нет. Вот если б гусь…
— Лебедь — это гусиный родственник, — быстро нашлась Елизавета Прохоровна.
— Родственник? А нет ли тут семейственности? А вы знаете, что в прошлом году писалось о семейственности?
— Очень хорошо знаю.
— Очень не надо. Это может привести к перегибу. Лебедя не надо… А что исполняют разговорники? Прошу подбирать репертуар в разрезе поднятых мною вопросов.
— Сцена из комедии «Волки и овцы», монолог из пьесы «Овечий источник».
— Волки… волки… волки, — прощелкал товарищ Какаду. — Гм… Ах, да! В позапрошлом году было указание их уничтожать. А в этой вашей комедии их как?
— Обличают.
— Это в свете решений. В свете решений… Перейдем к следующему вопросу. Ксилофонист. Что он может в колхозном смысле? Например, про МТС?
— Ну, знаете! — не выдержала Калинкина. — Нельзя же так утилитарно подходить к программе.
— Утилитарно… утилитарно… утили… Сбор утиля мы отразили еще в прошлом месяце.
— Верно. Танцевальная сценка «Мы приехали к вам в гости, вы нам сдайте тряпки-кости». Сняли после первого же концерта.
— Это не имеет значения. Главное — тема была отражена, отражена… отражена…
Товарищ Какаду говорил размеренно, со скоростью одно слово в пять секунд. И сегодня чаще, чем когда-либо, патефонная иголка скользила по одной и той же борозде… Существовал только один верный способ вернуть товарища Какаду в русло беседы — произнести магическое слово.
Магические слова живут не только в сказках. Они существуют и в мире реальном, что не мешает им обладать чудодейственной силой. Их много еще, магических слов. На смену фразе-отмычке «Сезам, отворись» пришло прозаическое, но не менее действенное словосочетание: «Я от Сезам Ивановича». Едва оно прозвучит, как мгновенно распахиваются задние двери магазина, передний вход театра и даже объятия начальника отдела кадров… Вместо древнего заклинания «Встань передо мной, как лист перед травой» появилось энергичное и категорическое «Явка обязательна». И этого достаточно, чтобы заставить любого ответственного работника примчаться на собрание-заседание с резвостью конька-бегунка… К той же волшебной категории принадлежат: «Согласовано наверху» (заменяет устаревшее «По щучьему велению»), «В порядке ведения» (бывшее «Не вели казнить, вели слово молвить») и сладкозвучное «Сумма прописью» (вместо «Ох ты, гой еси, чего хочешь проси»).
Удивительное действие оказывала на товарища Какаду любая фраза, содержащая в себе слова «директива», «инструкция». Услышав их, он немедленно замолкал и настораживался.
— Мне пришла в голову директивная мысль! — воскликнула Елизавета Прохоровна.
— Что? Директивная? У вас? Почему? Вы же не руководящий работник… Вам могут приходить лишь инициативные мысли…
Но слово «директива» произвело необходимый спасительный эффект. Товарищ Какаду запнулся. Беседу можно было продолжать.
— Надо еще включить в программу жонглера, — предложила Елизавета Прохоровна.
— А как у него тематика? Как решена проблема подъема целины? Целины… целины…
— Плохо решена. Недоучитывал до сих пор. Но, несмотря на это, десять лет пользуется неизменным успехом.
— Десять лет назад я работал в другом месте. Поэтому за его репертуар не отвечаю. А сейчас пусть решает проблемы.
— Хорошо, я с ним поговорю, — усмехнулась Калинкина, — но за успех не ручаюсь.
— Тогда не поедет, не поедет…
— Ну, а что вы предложите мне как фокуснику? Откликнуться на насущные вопросы повышения удойности крупного рогатого скота? Об этом, кажется, говорилось во вчерашней газете?
— Говорилось. Правильно. Надо откликнуться. Как это отражено на сельскохозяйственной выставке? Показом экспонатов. И мы должны показом… Например, так… например, так… например, так… Вы выносите на сцену большую охапку кормов. Сено и прочий силос. Накрываете это плакатом. Текст: «Столько ест непородистая корова». Переворачиваете плакат — текст: «А вот что она дает взамен». И вместо кормов под ним стакан молока. То же самое делаете второй раз. Кормов горсточка. А вместо стакана — бидон. Текст: «А вот производительность труда породистой коровы». Доходчиво, наглядно, сельскохозяйственно.
— Слушая вас, — сказала Елизавета Прохоровна, — я всегда мечтаю об одном фокусе…
— Мечтайте. Мне неизвестны инструкции, запрещающие мечтать.
— Найти бы такую инструкцию: накрыть ею одного моего любимого начальника, потом поднять — ан исчез он. Нету его…
— Пользуйтесь. Пока есть указания о развитии критики и самокритики — пользуйтесь. Критикуйте. А я обязан терпеть ваши выпады. Но бригаду по вашему списку не пошлю. Нет у меня прямых инструкций на нецеленаправленный репертуар… репертуар… репертуар…
Елизавета Прохоровна махнула рукой и вышла из кабинета во дворик.
По печальным лицам актеров, стоявших под окном товарища Какаду, Елизавета Прохоровна поняла, что они слышали все обсуждение программы.