Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

Навуфей забит камнями в IX веке до Р.Х., в правление нечестивого царя Ахава (см. 3 Цар. – гл.21). Его мученичеству посвящён один из фресковых сюжетов в церкви Ильи Пророка. Св. диакон Стефан забит камнями за проповедь Христа в 30-е годы I века по Р.Х. – стал первым мучеником в истории новозаветной Церкви (см. Деян. – гл. 7). Сцена его побиения присутствует и в церкви Ильи Пророка, и в соборе Ипатьевского монастыря. Св. Ипатий Гангрский забит камнями толпой фанатиков-новатиан ("безжалостно благочестивых" сектантов, учивших, будто Церковь ни в коем случае не должна отпускать людям смертные грехи) ок. 362 г. по Р.Х.

(2). Ю. Шевчук

Часть III. Мама

Только тот, для кого семья священна,

способен противостоять Государству.

Г. К. Честертон

1. Послекнижие

Да и вообще бояться нечего…

В мире нет ничего страшного.

Во всяком случае, до тех пор,

пока этот мир говорит с тобой;

потом, с какого-то непонятного момента, он начинает говорить

о тебе.

В.Пелевин,

"Онтология детства"

Кирилл обомлел! Он достоверно, несомненно узнал себя в Ромке, описанном в повести. "Роман о Романе" оказался романом о Кирилле. На Ромку настоящего литературный образ был не очень-то похож – зато своё компьютерное, "ролевое" и пожалуй, чересчур сентиментальное для мальчика детство (которого Марина, вроде бы, никак не могла видеть!) вспомнил сразу. Даже то, что ему было тяжелей всего пережить в мыслях вновь: "расставание с Ильёй" – мамой, которая "ушла", как раз когда ему было 11 лет… слишком уж убедительно описано! И кем!? мачехой? "Да ну, это пошлое словечко в отношении Марины никуда не годится! Так во-от с чего реальный Ромка получился куда сильней и меня, и "Ромки" из повести: Марина же воспитывает его теперь уже как второго сына – с учётом ошибок, "допущенных" в фантазии в воспитании первого. Не должен мальчик быть похожим на девочку!"

Как-то невероятно заглянула Марина и во многое другое из его потайного мира. Всю осознанную часть жизни Кириллом владел неизбывный страх… теперь-то он сформулировал, что у страха этого было имя. Кирилл годами стоял перед Змеем заворожённо-парализованно. Перед всеми его казёнными учреждениями, перед всякой Неволей: от интерн-ада – до просто ада. И больше всего боялся стать "кантонистом" – земного ли царя или… псевдонебесного. Он всегда до боли мечтал служить ближним (только до последних дней, до ранения Ромки, не представлял, как это делается!) и пуще смерти страшился служить "чуждому". В этом смысле даже само слово "служба" было для него одним из самых пугающих – ключевым словом его внутреннего кошмара.

"И как это Марина умудрилась подглядеть ровно то… что я, боясь сформулировать, гнал даже из своего подсознания! Подглядела, конечно, не во мне, а в жизни – но сейчас, задним числом, получилось, как будто бы во мне! Да уж, моя книга – словно мной самим когда-то в состоянии гипноза написанная".

Вот удивительная тайна творчества: кто-то что-то описывает – а люди узнают себя в придуманных (да придуманных ли?) персонажах. Такое абсурдное ощущение, будто человек знал тебя гораздо раньше, чем ты появился в его жизни. Значит, бывает знакомство прежде знакомства!? Родство прежде родства.

Да это ж надо, какое попадание!.. Да бывает ли такое? не снится ли?

"Значит, я что?.. сын её фантазии? её тогдашней мечты?"

Мы пишем, о нас пишут… нас пишут! Да если бы не было Единого Автора всего этого, никто б никогда ни с кем не встретился по-настоящему, никто бы никого не узнал: не прочитал! "Подглядеть" жизнь друг друга можно только если есть какая-то Общая Жизнь: не жизнь-она, а Жизнь-Он – Тот, в Ком мы все пребываем.

Но кроме связей всех нас с Ним… что за вечная неразрезанная пуповина обречена связывать Мать и Ребёнка? Любовь, в которой, кажется, изначально уже затаилось что-то больное – какой-то иррациональный страх потери с обеих сторон. Кирилл помнил его по своему детству – с одной стороны. Теперь увидел в книге Марины – с другой. Всё сошлось. Духовный закон: боишься – потеряешь. "Совершенная любовь изгоняет страх…" Но вот относится ли это "изгнание" к материнской и сыновней любви? Может, необходимо понять в жизни как раз то, что поняла Марина, чтоб хоть отчасти его изжить. Насколько?

– Да уж все мы – не Софии. И, тем более, не Авраамы! – будто в ответ на его мысли сказала Марина и вздохнула. – Всё-таки мученичество наших детей… Лучше бы уж, думаешь – самой…

– Да, самой… – это часто бывает! – опять нырнул в память Кирилл.

Мать его отправилась в единственный в своей жизни авиарейс. Как и перед нынешним путешествием, ни у кого и в помине не было никаких предчувствий. Колесницу никто не увидел. Милоть не упала – упал самолёт. Чего же ещё ждать от августа!

Всё, что мог бы сказать Кирилл по этому поводу, уже сказал за него Ромка в повести. (Интересно только, что произошло раньше – Бог 11 лет назад написал ту катастрофу или Марина те строки?).

– Вообще не люблю я август! – вырвалось у Кирилла.

– Да я тоже не очень-то люблю, только это мой месяц! – призналась Марина.

– Ваш? – удивился Кирилл. – У вас же, вроде, в апреле день рождения.

– Да, день рождения-то в апреле, а жизнь-то вот – августовская! Это ж месяц взрослых людей, Кирилл. Всех, чья жизнь недавно за половинку перевалила. Август – это, брат, диагноз! Август – это возраст! Первый звоночек Суда Божьего: мол, какие ты туда плоды принесёшь? Посмотри-ка, человечек, на деревья, на грядки. Скоро осень. Может, она будет золотой, может, не очень… может, её для тебя вообще не будет – если в августе случится вот такое вот. Но ясно одно: плоды, Кирилл, их не по осени, их уже по августу считают. Я бы так сказала: красивый, тревожный и очень уж ответственный месяц.

– Ну, один-то плод у вас уже точно есть! – улыбнулся Кирилл. – Он ужасно похож на вас – вы просто не представляете! Есть такая английская пословица: "Не стремитесь воспитывать детей – они всё равно будут похожи на вас: воспитывайте сами себя". Ну, вот с этим у вас, похоже, здорово получилось.

– Да теперь… что уж получилось, то и есть, – потупилась Марина.

– Да хорошо, хорошо получилось! – чуть иронично подбодрил её Кирилл.

– Не представляю, что бы я делала, если б не он! Если бы да кабы… Вообще, кто б мы были в этой жизни, если б не наши дети? Одинокие неудачники, пародию на жизнь принимающие за жизнь? Сухие ветки на