Желябов - Александр Воронский

Андрей кончил… под влиянием его речи начались оживленные разговоры, строились всевозможные планы самого революционного характера. И если бы в это время вошел посторонний человек, он был бы уверен, что попал на сходку самых революционных заговорщиков-революционеров… Он не поверил бы, что за час до этого все эти люди частью почти совсем не думали о политике, частью даже относились отрицательно к революционерам. Ему и в голову не пришло бы, что завтра же большая часть из этих революционеров будет с ужасам вспоминать об этом вечере. Первый раз мне пришлось увидеть, что может сделать талантливый оратор со своими слушателями. Позови в этот вечер Желябов все присутствующее офицерство на какое угодно предприятие — все пошли бы.

Но на некоторых из офицеров, в том числе на моих товарищей и на меня, этот вечер произвел неизгладимое впечатление. Мы и ранее были более чем оппозиционно настроены, и многое из того, что говорил оратор, отвечало нашему настроению и было известно нам. На нас произвела особенно сильное впечатление личность говорившего, его вера и убежденность, главным образом ясное и точное понимание и последовательное, логическое изложение плана и способа борьбы с господствовавшим в России режимом и их возможность и осуществимость. Ранее, как я уже упоминал, у нас было недоверие к революционным партиям и революционной борьбе, главным образом потому, что мы не верили в силу партий, будучи убеждены, что они не имеют ясных определенных программ и состоят главным образом из зеленой молодежи и энтузиастов. В этом убеждении поддерживало нас и то обстоятельство, что, сталкиваясь в последние годы с революционерами, мы встречали лиц, которые не могли нам ясно показать, чего они хотят и каким образом могут добиться, своей цели. После же встречи с Желябовым и Колодкевичем наше мнение о революционерах резко изменилось. В них мы встретили не только умных, но сильных людей с ясным политическим пониманием. Такой же переворот в наших взглядах произвели программы партии "Народной Воли". В ней вопросы учредительного собрания и национализации земли были поставлены ясно и точно, что вполне соответствовало нашему мировоззрению, и не будь в программе террора, мы немедленно бы примкнули к партии.

Свидания наши у Суханова с Желябовым и другими продолжались до марта 1880 г., но ни разу уже не собиралось так много офицеров, как в первый раз. Мы заявили Суханову и Желябов нас поддержал, что невозможно ходить на эти свидания, если Николай Евгеньевич сохранит прежний запорожский способ приглашения людей. Суханов с трудом на это согласился…[67]

…Была составлена центральная военная группа.

В нее вошли Суханов, барон Штромберг, Рогачев л со стороны Наполнительного комитета Желябов и Колодкевич. Группа опиралась на три кружка: морской, артиллерийский, пехотный. С сочувствующими насчитывалось 50–60 человек. Суханов настаивал, чтобы привлеченных военных прежде всего использовали для боевой деятельности; наоборот, Андрей Иванович обнаружил большую осторожность и дальновидность, утверждая, что не следует с самого начала отпугивать новичков и возлагать на них слишком тяжелые обязательства. При непосредственном участии Желябова была выработана программа военно-революционной организации и устав центрального кружка. Уставу придавалось особо важное значение; его не решились даже отпечатать. Единственный его экземпляр был взят жандармами при аресте Колодкевича.

Разделяя целиком программу "Народной Воли", центральный военный кружок полагал своей задачей "организовать в войске силу для активной борьбы с правительством и парализовать остальную часть войска, почему-либо неспособную к активной борьбе"… "Выход члена Центрального кружка безусловно воспрещается"[68].

Были предприняты поездки по России, возникли новые военные кружки: Одесский, Николаевский, Киевский, Тифлисский. Правительственное дознание впоследствии со слое арестованного Карабановича утверждало, что на одном из заседаний в Петербурге выступал Желябов и сообщил, что в военно-революционную организацию входит много гвардейских офицеров, академиков, батальонных и полковых командиров.

Вероятно, это сообщение следует отнести к измышлениям, но бесспорно одно: Исполнительному комитету и его представителю, Андрею Ивановичу, удалось сплотить замечательных военных революционеров. Одни из них были казнены: Суханова расстреляли, барона Штромберга и Рогачава повесили, Ашенбреннера и Похитонова заточили в Шлиссельбургскую крепость, Папина сослали на каторгу. Список этот легко увеличить. Народовольцы-военные показали себя вполне достойными Исполнительного комитета и дел, на которые пошли, следуя лучшим заветам декабристов, но далеко опередив их политически.

Андрей Иванович вполне подошел к военной среде. Он сумел сделаться среди них своим человеком, другом, товарищем и в то же время самым авторитетным руководителем. За ним шли безоговорочно. "Нигилист", взрыватель, бомбист, заговорщик, он нашел ключ к их умам и сердцам, учел своеобразие их психологии. Несмотря на проникновение в армию разночинцев и их идей, военное сословие тогдашнего времени все же оставалось необычайно косным, опутанным самыми нелепыми политическими и бытовыми предрассудками. Желябов и Колодкевич проникли в эту среду и превратили поручиков, лейтенантов, штабс-капитан в преданных революционных ратоборцев, противопоставив их гигантскому государственному аппарату с вековыми его традициями, с присягой, со слепым повиновением, со всеми механическими, материальными силами.

СРЕДИ РАБОЧИХ

Этот непоседливый, несгибаемый заговорщик являлся, по проверенным отзывам его друзей-современников, одним из самых главных создателей народовольческих рабочих кружков в Петербурге.

Желябов "б видел в рабочих самостоятельной классовой силы. Несмотря на неудачи хождения в народ, Андрей Иванович отождествлял народ только с крестьянством. Социализм Желябова тоже был крестьянский: свободные от гнета крупного капитала и чиновников федеральные общины. Фундаментом являлся крестьянский мир, а не наемный рабочий. Рабочим нет нужды составлять свою отдельную партию; вместе с крестьянством и революционной интеллигенцией они входят в "Народную Волю" и действуют прежде всего во имя крестьянства и его идеалов. Рабочие не руководят революционной борьбой. Их роль, хотя и почетная, но подчиненная.

Однако уже в те годы рабочие с гораздо большей готовностью, чем крестьяне, отзывались на революционную пропаганду народовольцев; выделяли стойких борцов, устраивали стачки, а Северный союз русских рабочих показал, что на фабриках и заводах уже зреет мысль о самостоятельной классовой организации. Народовольцы не поняли и не учли этой тяги, не сумели соединить социализм с рабочим движением, но они увидели, что рабочие с успехом могут пополнить ряды их партии и дать боевиков-террористов.