Желябов - Александр Воронский

Нечаев был старше Желябова только на четыре года. Почти одновременно начали они свою революционную деятельность.

Оба — заговорщики. Для обоих революция — высший закон.

Но Нечаев остался кружковцем, Желябов — партиец. Нечаев— заговорщик кружка, Желябов — заговорщик партии.

Нечаев— бунтарь, Желябов — политический деятель. Нечаев — одиночка. Он всегда считает себя над другими; Желябов — первый среди равных.

Нечаев — за "все дозволено". Он готов на любой обман: лишь бы восторжествовала революция. Желябов, как первый среди равных, как член партии, а не подобранного верховодом кружка, не может допустит что все позволено внутри партии. Обман, шантаж, мистификация среди своих в конечном счете только вредят революционному делу, вселяют недоверие, подозрительность, разделяют партийцев на обыкновенных людей и на сверхчеловеков, уничтожают демократизм.

По Нечаеву удачный заговор все. Поэтому внимание Нечаева сосредоточено на подборе бунтовщиков, на строжайшей конспирации. Народ не способен на захват власти. Народ стихийно устраивает бунт и стихийно организует справедливую жизнь. Желябов тоже надеется на удачный заговор, но за его плечами годы пропаганды, хождения в народ, он уже не верю в бунтарскую народную стихию, которая только ждет толчка; но в то же время работа в народе убедила его и в том, что без активного участия крестьян, рабочих, военных в революции победа невозможна; поэтому Желябову отнюдь не чужды заботы сплотить вокруг партии радикальную интеллигенцию, молодежь и т. д. Устройство справедливого общества ему мыслится, как некий процесс.

Нечаев по-прежнему смотрит на себя, как на уполномоченного несуществующей Народной расправы; между тем, Желябов и его друзья эту Народную расправу уже создали.

Впоследствии, при аресте, жандармы обнаружили у Желябова шифрованное письмо. Вот что они расшифровали в нем:

— От вас вчера, в четверг, получено: один лист шифра, пятый лист "Воли" и 25 руб. Сообщение об ротных ершах вам было сделано еще в декабре; повторяю его вкратце: в бога они не верят, царя считают извергом и причиной всего зла, ожидают бунта, который истребит все начальство и богачей и установит народное счастье всеобщего равенства и свободу.

— Дьякон всех умнее, молодец, всех преданнее и скромнее (секрет сохранить свято); Пила — парень ловкий, но задорный и больше других любит выпить. Притом Пила был часто на замечании, его заподозрили и удалили из равелина ранее других в роту за частые отлучки по ночам.

— Молоток и Пила — порядочные сапожники; следовательно, если вы намерены нанять для них квартиру, то они могут для вида заниматься починками сапогов рабочих где-нибудь на краю Питера близ заводов и фабрик. В их квартире могут проживать под видом рабочих и другие лица, к ним же могут ходить и здешние ерши из роты.

— Дьякона можно сделать целовальником в небольшом кабачке, который слыл бы притоном революционеров в рабочем квартале на окраине Питера. Дьякон был бы очень способен на такую роль, но необходимо, чтобы им руководил человек с сильным характером, который бы мог при случае за неисправность сильно распечь и вообще умел бы держать в страхе, по их выражению, как их держал Трепов. Главное, не оставляйте их без дела в праздности: они непременно запьянствуют. Обременяйте их поручениями, поддерживайте в них сознание, что они приносят пользу великому делу. Платите исправно скромное жалованье, никак не более 25 руб., и делайте подарки за ловкость, но требуйте и исправность и удачность. Тот, кто приобретает на них влияние, может вести их куда хочет; они будут хорошими помощниками в самых отважных предприятиях, и если вначале дело с ними пойдет хорошо, то количество и их может быть увеличиваемо по мере надобности. К ним же надо присоединить и Пахома, который первый с вами познакомился. Рекомендую разжалованного унтера Штыклова"[64].

Записка принадлежала Нечаеву. Она подтверждал деятельные сношения его с Желябовым. Поражает в ней заботливость, с какой десятилетний узник самого мрачного равелина дает точные, даже мелочные советы друзьям на волю.

Власти не догадались, кто был автором шифра, хотя в письме содержались прямые указания. Не догадались жандармы и тогда, когда была взята другая шифрованная записка Нечаева у Перовской.

Нечаев настолько прочно и крепко держал в своих руках тюремную стражу, что среди них не нашлось ни одного предателя. Нечаева предал сосед по заточению, Мирский. За покушение на шефа жандармов Дрентельна Мирский был приговорен к смертной казни, которую ему заменили пожизненной каторгой. Нечаев поделился с ним планами и рассказал об успехах среди тюремщиков. Мирский предал Нечаева за мелкие житейские поблажки. Впоследствии Мирский в 1906 г. был вновь арестован в Сибири карательной экспедицией Ренненкампфа, судим и опять приговорен к смертной казни, замененной вторичной каторгой… По доносам Мирского среди тюремщиков были произведены аресты. Многих из солдат царский суд осудил в дисциплинарные батальоны. Солдаты о Нечаеве и потом вспоминали с благоговением. Нечаев был совершенно изолирован. Его лишили книг, письменных принадлежностей, прогулок, поместили в одну из самых мрачных и сырых камер. "Орел" умер от чахотки в ночь с 8 на 9 мая 1883 года.

После 1 марта Суханов от имени Исполнительного комитета передал морскому кружку предложение освободить Нечаева, Ширяева и других узников крепости. Кружок дал согласие, но к тому времени нечаевская группа была раскрыта.

ВОЕННЫЕ КРУЖКИ

Еще в бытность свою в Одессе Андрей Иванович поддерживал деятельное знакомство с офицерами, с преподавателями Артиллерийской академии, любил присутствовать при опытах со взрывчатыми веществами и брал у военных уроки. По неосторожности однажды даже подвергнулся ранению. П. Семенюта вспоминает:

— Его очень любили, но как-то побаивались; он слыл здесь за "нигилиста", хотя специальных черт этого тургеневского типа у него не было. Покойный лейтенант Рождественский (не надо смешивать с Цусимским героем) раза два брал его на свой миноносец, на котором делал разные экскурсии по Черному морю. А другой офицер П. постоянно говорил на артиллерийские темы. В гавани почти ежедневно матросы занимались рыбной ловлей, что служило хорошим подспорьем к матросскому пайку. Обыкновенно на паровом катере они ездили верст за 10–12 от города к Большому Фонтану и, заметя стаю рыб, бросали в нее шашкой пироксилина на проволоке, замыкая то же время ток. Взрыв, и масса оглушенной рыб всплывала на поверхность. Эффект каждый раз превосходил ожидания Андрея Ивановича. У него раздувались ноздри, глаза готовы были выскочить орбит, весь он дрожал от удовольствия…[65]