Демонический Любовник - Дион Форчун

туфли. Она уставилась на них, все еще отказываясь признавать реальность воспоминаний о вчерашней ночи; это должно было быть сном, если она хотела сохранить рассудок, а за свой рассудок Вероника намеревалась держаться до последнего.

После завтрака она отправилась на утреннюю прогулку по берегу реки, когда вдруг звук колес позади нее заставил ее оглянуться и увидеть доктора, отца Алека, едущего в своей повозке по заросшей травой дороге. Он удостоил ее взгляда, полного ненависти и отвращения, и, встряхнув поводья, помчался дальше, ничем больше не выдав того, что узнал ее. Да, этот мужчина, живший в объективном мире, не мог установить никакой иной причины смерти, кроме сердечной недостаточности в случае Лукаса или кровотечения из яременной вены из-за укуса собаки в случае своего сына, но интуиция, дремлющая даже в самых приземленных из нас, подсказывала ему, что каким-то неведомым образом Вероника была связана с обоими этими случаями – что-то было такое в этой девчонке, что не вписывалось в рамки законов его трехмерной вселенной. Что это было, он не мог объяснить даже самому себе, и поэтому боялся и ненавидел ее так, как умеют ненавидеть лишь дети и собаки – без видимых на то причин, ведомый одним лишь безошибочным чутьем.

Вероника продолжила свою прогулку по заросшей дороге и дошла, наконец, до ряда рабочих хибар, которые видела во сне минувшей ночью. Даже при свете дня не могла она избавиться от страха перед этим воспоминанием; оно, словно тень, все еще нависало над ней. Вот угол увитого розами крыльца, рядом с которым она стояла; а там, прямо под карнизом, маленькое окошко, в которое залезал Лукас. Слава Богу, все это было лишь сном, успокаивала она себя. Но затем, посмотрев на раскисшую землю под ногами, она остановилась, как вкопанная: на мягкой земле был ясно виден отпечаток подошвы, совершенно не похожей на подошву грубых крестьянских ботинок. Это был отпечаток маленькой ножки в домашних туфлях на высоких каблуках и с блестящими пряжками, туфлях в духе Людовика, одной из первых вещей, которые она купила себе со щедрого жалованья, выданного ей Лукасом, туфлях, которые лежали сейчас, вымокшие и испорченные, на полу ее спальни. Сердце ее бешено колотилось, пока она искала на земле следы мужской обуви, которые должны были сопровождать ее собственные, если ее ночной комар не был просто сном. Однако никаких других следов здесь не было. Маленькие ножки в кромешной тьме неспокойной ночи ходили по этой дорожке в одиночестве. Здесь были также следы грубых деревенских ботинок, но больше здесь не ходил никто. Однако стоило ей вздохнуть с облегчением, не найдя подтверждения своим страхам, как она заметила рядом со следами туфель на высоком каблуке еще один, куда более странный след, как будто бы кто-то тащил здесь что-то по земле, а местами и вовсе виднелись отпечатки голых стоп; правда, это были не совсем человеческие стопы, но скорее лапы или какие-то недоразвитые конечности.

Ее внимание привлек странный звук и она обернулась, увидев привязанную к ограде лошадь доктора, которую не замечала прежде, и самого доктора, стоявшего у ворот первой из хибар, из которой он, очевидно, только что вышел, и внимательно наблюдавшего за ее действиями.

Она с тревогой посмотрела на него. К чему были эти наблюдения с явно враждебными намерениями? Подозревал ли он ее в ночной вылазке, а если да, то что собирался предпринять?

Наконец, он сказал:

– Прошлой ночью в этом доме умер ребенок, а четверо других серьезно больны. Они были абсолютно здоровы, когда отправились спать.

Они стояли, глядя друг другу в глаза, одинаково не способные как-либо прокомментировать это краткое заявление; Вероника – потому что ее парализовало абсолютным ужасом, а доктор – потому что не сумел найти слов, в которые мог бы облечь свои интуитивные прозрения.

Взгляд мужчины упал на землю рядом с Вероникой и он сделал шаг вперед, как если бы намереваясь выяснить, что же привлекло ее внимание. Но стоило ему это сделать, как поднялся легкий холодный ветерок, уже такой знакомый, и большая куча осенних листьев пронеслась по дороге, полностью уничтожив предательские следы. В тот же момент лошадь, доселе спокойно стоявшая в ожидании хозяина, резко встала на дыбы, сломав прогнившую доску, к которой была привязана, и побежала по переулку, таща за собой свои поводья.

Доктор замер в нерешительности, не зная, продолжить ли свое расследование или догнать сбежавшего коня, и наконец устремился в погоню за последним; следы на земле, которые, вероятно, изучала девчонка, никуда не денутся, а любая попытка с ее стороны уничтожить их будет пресечена на корню.

На подгибающихся ногах Вероника удалялась от зловещей находки до тех пор, пока, будучи не в состоянии идти дальше, не опустилась на одно из поваленных деревьев в этом неухоженном месте. Отсюда она могла видеть хибары в переулке, хотя сама была полностью скрыта подлеском.

Наконец, она услышала звук колес со стороны дороги и увидела доктора, возвращающегося с обузданной теперь лошадью. Однако, когда отрезвленное животное оказалось рядом с последней хибарой, оно так резко дернулось, что одним колесом повозка соскользнула в канаву и доктор едва не упал. Этот достопочтенный гражданин, будучи полностью уверенным в том, что его никто не видит, как следует выругался, облегчив свои чувства, и взяв абсолютно растерянную лошадь за голову, повел ее прочь от пугавшего ее места. Темные струи пота стекали по ее гладкой гнедой шерсти, не смотря на морозный день, пока она, испуганная, с расширенными зрачками, неохотно плелась за своим хозяином по переулку.

Было ясно, что доктор хотел остановиться и посмотреть, что же так привлекло внимание Вероники, но лошадь была почти неуправляема; кроме того, огромная куча листьев, которой старательно подмел землю маленький холодный ветерок, уничтожила все отметки из камней и глины, по которым он рассчитывал определить это место, поэтому там, где он искал, не было никаких следов, а копыта его животного навсегда уничтожили единственные физические доказательства реальности полуночной вылазки.

Вернувшись в бильярдную, в общество пучеглазых рыб, Вероника принялась обдумывать произошедшее. Было бесполезно считать случившееся дурным сном; каким бы ненормальным ей это ни казалось, она должна была признать, что это произошло на самом деле. Там, в хибаре, лежал мертвый ребенок, а четверо других были смертельно больны. Вот она цена, которую нужно было заплатить за то, чтобы умерший человек мог и дальше вести ту призрачную жизнь, которую вел Лукас. Необходимую ему жизненную силу можно было добыть только опустошая других. Ее не хватало на всех и у некоторых