Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

В конце января 1898 Ф.В. Дубасов получил от немецкого адмирала Дидерикса телеграмму, что он своею эскадрою — четыре старых броненосца, занял по приказу из Берлина бухту Кяу-Чау, Это был провокаторский ход Вильгельма II, толкавшего Николая II, как впоследствии подтвердилось из опубликованных писем его к Царю, на Дальний Восток, чтобы отвлечь его внимание от Босфора и Малой Азии, куда он сам стремился, прокладывая железную дорогу на Багдад — в Персидский залив. В Берлине хорошо знали решительный характер Дубасова (он там был перед тем военно-морским агентом) и были уверены, что этот захват заставит нашего адмирала поспешить двинуться на Порт-Артур. Действительно, Ф.В. в тот же день отправил в Петербург срочную секретную телеграмму, испрашивая разрешения занять Порт-Артур, не ожидая окончания пекинских переговоров, дабы предупредить возможный захват его судами английского или японского флота. В бюрократическом Петербурге с ответом не торопились, отложили телеграмму до дня очередного доклада министра иностранных дел в Царском Селе. Дубасов «рвет и мечет».

Между тем на рейде и в городе носятся слухи, что английский флот собирается в Порт-Артур, чтобы встать первым у входа и не допустить к нему наши суда. Выждав несколько дней, Ф. В. посылает вторую и на этот раз уже решительную телеграмму самому Царю, испрашивая повеления немедленно занять Артур. Ответ был расшифрован самим адмиралом, поэтому никто не знал его содержания. Но от штаба эскадры по рейду был пущен фальшивый слух, что в Сеуле произошли какие-то волнения корейцев (недовольных интригами японской миссии при дворе короля) и что для охраны русского посольства туда посылаются три наших корабля («Сисой Великий», «Наварин», «Дмитрий Донской»), и, действительно, адмирал Реунов получил от Дубасова запечатанный секретный пакет (который обыкновенно раскрывается уже при выходе в море), где указывается ему порт назначения. На трех судах его отряда начали готовиться к походу с расчетом на рассвете выйти в море, и с вечера задымили их трубы, разводя пары.

Был ясный прохладный февральский вечер, по набережной Нагасаки гуляли офицеры с эскадры и береговая русская публика. Я шел с А. А. Вирениусом, возвращаясь из Bowling club’a, где мы сыграли с английскими капитанами 2 партии в кегли. При встрече с Гинсбургом зашла речь о предстоящем походе отряда адмирала Реунова. Гинсбург с улыбкою осведомленного человека выразил сомнение о походе в Сеул и, указав рукою на дымящиеся трубы английских крейсеров, сказал: «Вот эти, наверное, знают, куда идет наш отряд, и боюсь, что они предупредят наших». И действительно, когда стемнело, оба крейсера без шуму ушли с рейда в море. Отряд Реунова только спустя 7 часов ушел в море; впоследствии мы узнали, что он ушел в Порт-Артур и, прийдя туда через двое суток, застал там обоих наших приятелей, стоявших у самого прохода в порт и загораживавших вход. Дубасов, возмущенный нахальством англичан, срочно донес об этом в Петербург, требуя энергичного представления нашей дипломатии в Лондоне и ухода англичан из Порт-Артура.

В это же время русский посланник в Пекине Павлов (лейтенант русского флота в отставке) телеграфировал Дубасову, что пекинское правительство окончательно согласилось на уступку нам Порт-Артура и что теперь пора идти принимать этот порт от местных китайских властей. Адмиральский штаб отдал приказы и инструкции о предстоящих операциях эскадры для овладения крепостью и портом в случае сопротивления китайцев. В Артуре за городом стояли две дивизии китайских войск; генерал Ли, командир I-й дивизии, получил 100000 руб. от посольства за невмешательство во время нашего занятия Артура, но генералу Фу, командиру II-й дивизии, по какому-то недоразумению, ничего не было дано, поэтому ожидалось сопротивление со стороны II-й дивизии. Из Владивостока пришли два добровольца с полком пехоты и 2 казачьими сотнями. Гинсбург приготовил два больших транспорта с углем. Все было готово к походу, ожидали только сообщения Реунова об уходе англичан.

Местные английские газеты в угрожающих статьях возбуждали общественное мнение Востока против захватов России, а под этот шум английский адмирал Buller на броненосце «Centurion» занял без сопротивления китайских властей Вейхавей (на северном берегу Печилийского залива, против Порт-Артура в 85 милях). Получив наконец известие, что английские крейсера ушли (они ушли в Вейхавей на соединение с отрядом адмирала Buller’a), Дубасов со всем флотом двинулся 10 марта 1898 года в Артур. 13 марта эскадра вошла на Артурский рейд и приготовилась на утро по боевому расписанию и с десантом на катерах войти в гавань, 14-го марта первым вошли в порт оба добровольца с сухопутными войсками. В гавани на стенке собралась большая толпа китайской черни и кули, и с радостными приветственными криками они взбегали на сходни, помогая сводить казачьих лошадей. При таком мирном приеме со стороны китайцев на эскадре пробили отбой, и суда малой осадки (до 22 фут.) поодиночке входили в гавань.

К вечеру стало известно, что обе китайские дивизии отступили (оказалось впоследствии, что и второму китайскому генералу дали 50000 руб.) за пределы черты, отчужденной нам территории Квантунского полуострова. Моему «Крейсеру» как учебному кораблю не было дано никакой роли в этой «воинственной» операции. Я был отправлен в Шанхай в качестве представителя от эскадры на случай заказов на тамошних заводах различных сооружений (землечерпательных машин, кранов, опреснителей и т. п.) для восстановления разрушенного порта, а равно и для капитального ремонта крейсерских механизмов и рангоута. Я был очень доволен провести зиму в большом, европейского типа городе с театрами, клубами и проч., чем стоять в глухом Порт-Артуре.

В Шанхае я стал на реке Усунге возле судостроительного завода «Old Dock», и после переговоров с директором было решено ввести меня в док. На все работы заводу потребовалось около 6-ти недель сроку. Англичане принялись за работу добросовестно, и я был спокоен за своевременное их окончание. Зимний сезон был в полном разгаре: французские и английские общества устраивали в своих клубах вечера, любительские спектакли, маскарады по случаю карнавального сезона. Наш генеральный консул Димитревский и его жена, весьма радушные хозяева, принимали у себя ежедневно на five o’clock tea, и наши офицеры охотно у них бывали.

В марте настала теплая погода, и наши офицеры в обществе семейства консула устраивали прогулку в загородный парк, где устроены площадки для всякого рода спорта. Эта зима вознаградила наших офицеров за скучное учебное плавание в пустынном Гензане, и такое же плавание предстояло в Чифу и к этому учебному сезону. В марте прибыл с германской эскадрой принц Генрих Прусский для открытия памятника (памятник был построен на набережной реки Усунга) погибшему в тайфуне крейсеру «litis». Я салютовал его флагу и поехал представиться. Предложив мне выпить с ним по бокалу шампанского, он пригласил меня принять участие в торжестве открытия памятника.

Торжество открытия было назначено через два дня. Перед памятником выстроились взводы от всех наций: тут были американцы, японцы, итальянцы, англичане, мой взвод и целый батальон от германской эскадры. Французский крейсер, не желая участвовать в параде, ушел накануне из Шанхая в море. Принц принимал парад, отдавая честь по-военному, а нашему взводу крикнул по-русски: «Спасибо, ребята». Затем командиры судов возлагали венки. Наш серебряный венок от русской эскадры принц решил не оставлять на памятнике (чтобы ночью его не украли китайцы), а отослать его в Кяу-Чау и хранить там в лютеранской церкви. После у германского консула был обед, на который от имени принца были приглашены командиры всех судов и консулы наций, бывших на торжестве.

Как было упомянуто, я получил поручение адмирала Дубасова предложить шанхайским фирмам взять на себя оборудование разрушенных сооружений Артурского порта. Но ни завод «Old Dock», ни другие фирмы не имели технических средств для столь значительных работ и отказались от нашего предложения. Поэтому пришлось обратиться в Сан-Франциско (натянутые отношения с Японией исключали возможность обращаться к японским фирмам) как ближайший промышленный центр. Установив крейсер в док, я по поручению адмирала отправился в Сан-Франциско. В Иокогаме я пересел на один из новых быстроходных пароходов срочной Тихоокеанской линии «Pacifique» в 16000 тонн, проходящий расстояние в 6000 с лишком миль до Сан-Франциско в 13 дней. На пути он зашел пополнить уголь на несколько часов в Гонолулу, чем воспользовались пассажиры, сделав прогулку за город и повидав местный вулкан Mannaloa 8000 метров высотою. По пути пару дней несколько покачало, и за табельдотом в эти дни мы не видели американок и английских леди.

В Сан-Франциско я обратился, по указанию нашего консула, к одной из значительнейших фирм «North-America Shipbuilding engine сотр.». Их инженеры осведомились с большою подробностью о состоянии Артурской гавани и порта, мастерских и доков; смотрели планы, соображали и обещали через два дня дать ответ — принимают ли на себя работы по оборудованию Порт-Артура. Я жил в отеле и за эти два дня объехал город с его небоскребами, садами и окрестностями. Завод «Shipbuilding» заявил мне, что общество их решило командировать своего главного инженера для личного ознакомления со всеми деталями оборудования порта и города и что он собирается отправиться в Артур на пароходе, уходящем завтра в Иокогаму. Я взял место на том же быстроходном пароходе, и через 13 дней мы были в Иокогаме. Я возвратился в Шанхай. Работы на крейсере подходили к концу за те 29 дней, что я употребил на поездку.