Сто тысяч раз прощай - Дэвид Николс

сейчас по какой-то необъяснимой причине я не мог заставить себя идти домой. Но и оставаться с Фран тоже не хотел из-за того, что в разговоре показал себя слюнтяем и вызвал жалость.

– Да. Жаль, – через некоторое время повторила она. – Я обожала «Виниловые грезы». Жестокая все-таки штука – бизнес. Все хорошее в конце концов рушится. – Она снова взяла меня под руку. – Можем пройтись чуть подальше. Хочешь, еще поболтаем?

Отдел джазовой музыки

Наше семейное предприятие – это было нечто грандиозное, но все хорошее когда-нибудь кончается.

Отец не знал, в какое русло направить свою музыкальную активность. Более или менее регулярно он играл в составе трио «Правило трех», которое выступало в прогрессивных местных пабах: исполнителей такого класса, состоявшихся и увлеченных, вечно просят играть потише. Ради заработка он подвизался в ассоциации, от которой играл на свадьбах в компании известной группы прилизанных музыкантов; там-то он и возненавидел характерную для восьмидесятых китчевую манеру игры на саксофоне, которая, собственно, только и была востребована, – прищуренный взгляд, запрокинутая голова, глупое позерство, примитивное, как сложенный из двух пальцев пистолет. Отцу хотелось приобщиться к новой волне британского джаза, а не выдувать, насупившись, «House of Fun»[8] на очередном юбилее или унылый «Careless Whisper»[9] на рождественском банкете «Ротари-клуба».

Не лежала у него душа и к семейному бизнесу. А мои дед с бабушкой, наоборот, спали и видели, как бы сбыть с рук «Виниловые грезы» – мини-сеть из трех торговых точек на главных улицах окраинных городков. Понятие «частный магазин грампластинок» подразумевает работу с полной самоотдачей и применением специальных навыков, в такое место можно было бы вложиться, но папины родители относились к музыке как жестянщик к ведрам. А когда музыкальная индустрия вышла на уровень массового производства, каждый из магазинчиков буквально начал покрываться пылью – местные, бывало, еще заходили за каким-нибудь середнячком, да и то лишь потому, что на дух не переносили «большие магазины». До того как дед с бабушкой по непонятным причинам совершили столь неожиданный поворот, они держали канцелярский магазин и на всю жизнь остались канцелярскими душами, исподволь пуская в продажу разрозненные товары прежнего благородного ассортимента: непристойные, а порой оскорбительные открытки ко дню рождения, тотемный столб, оклеенный креповой бумагой, всякие безделушки, приглянувшиеся деду на оптовых базах, пластинки, которые, по его мнению, могли бы занять место на стеллажах с мировой классикой, музыкальными новинками и незатейливыми записями от лейбла «Музыка для удовольствия». Среди всего жанрового разнообразия, представленного в магазинах, – от диско до панка, от металла до ска, от постпанка до электропопа и раннего хауса – самым ходким товаром оставались Ричард Клайдерман и саундтрек к «Звукам музыки». А если чья-нибудь душа просила кассетных записей волынки и прочего завалящего старья, то дорога была одна – в «Виниловые грезы»: музыкальный магазин для тех, кто не больно любит музыку.

Главная улица в любом пригороде всегда была утыкана лавчонками такого рода: неприбыльные из-за отсутствия концепции, никому не нужные, обшарпанные и запыленные, с блеклыми витринами, работавшие с понедельника по среду (короткий день). Но в начале нового десятилетия, когда розничная торговля в целом шла ни шатко ни валко, музыкальный рынок обновлялся с головокружительной скоростью. Надо избавиться от кассет и перейти на компакт-диски? Отказаться от синглов? Когда бабушка с дедом совсем перестали ориентироваться в этих тонкостях, они призвали на помощь моего отца. Надавили на то, что ютиться с двумя детьми на съемной квартире несолидно и безответственно. Припомнили, что он бросил экономический, тогда как в стране наберется от силы человек десять, которые зарабатывают игрой на саксофоне, но все они, отучившись в академиях и консерваториях, обзавелись нужными связями. Папа был дилетантом. Глупо было бы рассчитывать, что он когда-нибудь сможет тягаться с профессионалами. А музыкальный магазин как-никак обеспечит ему стабильный доход. На музыку всегда есть спрос. Если они помогут ему с ипотекой на приличное жилье, что помешает ему вернуться и взять дела на себя?

Респектабельность обязывала. Пятидневная рабочая неделя плюс выход каждую вторую субботу, обслуживание покупателей, бухгалтерия, встречи с оптовиками, распределение зарплаты – разве так сложно? А хочет предаваться любимому хобби – так на то есть вечера и выходные. И потом, это же не навсегда; как только дела пойдут в гору, можно будет немного выдохнуть, нанять управляющих и вернуться к саксофону. Мама воспринимала эту затею с опаской, поскольку нет ничего более постоянного, чем временное. Она никогда не находила общего языка со свекром и свекровью, считая, что те своим прессингом душат единственного сына, да и одолжаться не хотелось… хлипкие стенки нашей съемной квартиры позволяли выслушать обе стороны…

Но мама все-таки пошла на уступки, и мы вернулись в город, где вырос мой отец, в большой дом с крепкими стенами и бликами рассветного солнца на витражных стеклах. Бабушка с дедом переехали на южное побережье Уэльса, в бунгало с двумя шезлонгами и панорамным окном, выходящим на море. Тогда, в свои тринадцать лет, я был уже достаточно циничен, чтобы представить, как дедуля с бабулей всю дорогу перемывают нам кости, мчась по трассе М4, – ни дать ни взять торговцы подержанными авто, сбагрившие кому-то древнюю колымагу знаменитой марки. Возможно, впрочем, что Льюисы-старшие действовали в наших же интересах. Короче говоря, в тридцать с гаком мой отец занял руководящую должность на предприятии, к управлению которым был совершенно не готов.

За работу он взялся с азартом реформатора, привлекая к делу всех домашних, – получился такой семейный проект Льюисов. Отец всегда презирал затхлую, пропыленную магазинную атмосферу – унылые витрины, грязные плитки ковролина в резком свете люминесцентных ламп, аляповатые рекламные буклеты. Картонный Джеймс Ласт в натуральную величину, испокон веков стоявший на страже кассы, стал первым кандидатом на выброс вместе с замшелыми эстрадными кумирами и древними «прикольными» пластинками, на которые не находилось охотников ни при каких скидках. Единственной точкой притяжения для моего отца стал так называемый отдел джазовой музыки, предлагавший записи духовых оркестров и звуковые дорожки к забытым фильмам, а также пластинки любых цветных исполнителей, таких как Элла Фицджеральд, Боб Марли и Нил Даймонд со своим саундтреком к «Певцу джаза».

Будущее магазина виделось отцу в узкой жанровой специализации. Стеллажи с поп-музыкой и рок-хитами, само собой, предполагалось пополнять, как прежде, но акцент должен был сместиться на музыкальное направление, излюбленное моим отцом. На один суматошный месяц все три торговые точки закрылись «на ремонт». Крупная банковская ссуда пошла на обновление ассортимента компакт-дисков и на изготовление сосновых стеллажей. В конце