Сумеречный сказ - Кайса Локин

не хочу родителей оставлять. Однако и не лежит у меня сердце к тому, кого сосватали. Чую я, что не по пути нам.

Усмехнулся Моховик.

— Ишь, как разошлась, когда дело до палёного дошло. Одначе перебивать меня не стоит — обидеться могу, — чуть пожурил леший. — От слов я своих не отказываюсь. Правду молвил: понравилась ты мне, а посему предлагаю здесь тебе остаться. Живи себе спокойно, я тебя тревожить не стану. Только учти: лес мой не губи, иначе не сносить тебе головы. Ну-ну, не пугайся, — усмехнулся леший и встал. — А теперь отдыхай, сил набирайся, — с этими словами оставил девушку Моховик, прямо в дождь выходя.

Так и началась новая глава в жизни Аглаи, однако не печалилась и не страшилась она перемен. В лесу ей много дел нашлось: силки убрать, там мусор собрать, птенцов да зверей вернуть аль выходить. Из опавших веток печку топила, а еду и прочие мелочи леший откуда-то сам приносил. Визиты Моховика поначалу короткими были, но затем привыкли они друг к другу, за разговорами часы долгие коротали. Не заметила Аглая, как дорог стал ей леший и облик его дивный в душу запал — влюбилась. Моховик же сердце ей сразу открыл и пожелал, чтобы вместе они всегда были. Так и обменялись клятвами девушка и леший, навсегда судьбы свои связывая.

Не ведала тогда Аглая, что отныне вечную жизнь обрела: то удел избранницы лешего. А как прознала, то плакала сначала и умоляла к родителям отпустить, ибо заботиться о них надобно было. Леший слёз её понять не мог, ведь не запрещал он видеться с ними, однако боялась Аглая порицания.

— Глупости какие, — отмахнулся от неё Моховик и, взяв под руку, повёл к дому отчиму.

Столько тогда было слёз, объятий крепких и поцелуев в ланиты — сбился со счёту леший, в очередной раз людям поражаясь. С той поры и стала Аглая родителей навещать, не утаивая от них правды об избраннике. Те приняли Моховика добродушно и сердечно, ведь видели они, как дочь от счастья сияла.

В союзе этом семеро детей родилось — две девочки и пять мальчиков. Все они отцу в лесу помогали, ведь каждый лешим по природе слыл. Когда детки подросли, принялся Моховик их мастерству учить: чары земные плести, защиту наводить и обереги мастерить. Во всём на него семейство походило, чем радость его неслыханную вызывало. Однако самыми сильными из детей оказались только двое — Лисовка и Сосновец.

Девочка людей пугать любила, молодцев соблазняла и охотникам головы дурила, в места тёмные заводила и не отпускала больше. По весне листочки раскрывала, веточки умывала, птиц первоцветом встречала и воды очищала. С потомством зверей гуляла, от родов им помогала разрешиться, а после с маленькими играла и от селений людских отводила. Ежель вредил кто лесу, тотчас насылала Лисовка беду на голову непутёвую и жизнь могла запросто отнять. Летнюю пору она всем сердцем обожала и резвилась постоянно, песни птичьи распевала и с ветрами лёгкими танцевала. Душой и красотой на мать походила, разве что характер отцовский переняла.

Мальчика Сосновцем назвали. По разрешению отца он осень и зиму в лесу принимал. Листья в яркие цвета красил, грибы да ягоды оберегал и снегом земельку укрывал. Медведям суровым берлоги готовил, прочих хищников жалел и иногда на дорожку следов наводил. Зайцев учил мех менять, шубку белую надевать и в прятки лучше прочих играть. Когда холода лютые наступали, помогал всем пушистым Сосновец и еду им приносил. Браконьеров и рыболовов не жаловал и изводил их пуще сестрицы: души вынимал и подле себя в услужении оставлял.

Так и жили они все в мирке своём милом, не ведая ни горя, ни зла. С жителями Нави знакомо семейство было, с почётом их встречали да во всём помогали. Обитатели Прави редко в лесах бывали, но всё же хозяев лесных всегда уважали и заботой своей окружали. Лишь население Яви косо на лес смотрело, наивно считая, что всё в этом мире для людей создано. Рубили они деревья, зверей изводили, рыбу ловили, мусор оставляли, траву топтали, земельку отравляли — терпеть всё это не было сил, оттого лешие и заводили путников в топи, с ума сводили иль себе в службу отправляли.

Века два прошло мирно, а затем порешил Моховик, что следует Лисовке и Сосновцу собственными владениями обзавестись. Отправился он с ними на совет высших сил, где как раз решалось, кто из молодых леших готов на себя бразды правления взять. Там-то и выбрали Сосновца, определяя ему сторону далёкую от отчей, но зато свою. Сестра же подле родителей осталась — лес Моховика был слишком большим для него одного, а у двух сильных леших порядок и лад во всём будет точно.

Прознав про решение совета, долго Аглая плакала, не желая сыночка от себя отпускать.

— Не печалься, матушка, — приговаривал Сосновец, в путь собираясь. — Вот приведу там всё в порядок, обживусь на новом месте и приглашу вас в гости. Лисовка хоть на пару седмиц хозяйкой полноправной побудет.

Как молвил, так и случилось. Вырос на месте пустыря под надзором Сосновца настоящий бор. Утопала там земля в траве зелёной и мягкой, меж холмами притаились лукавые кустарники, а иногда одинокие ели мелькали — специально для матушки и отца вырастил их сынок заботливый. Но особую гордость составляли высокие и стройные сосны, что, казалось, могли вершинами небосвод пронзить.

А в самом сердце бора, рядом с домиком, где жил Сосновец, расположился пруд с прохладной водицей. Обитало там пять мавок — девиц юных, коих судьба злая настигла. Спросили они разрешения остаться в царстве сосен, а хозяин и возражать не стал. Потому-то всегда подле пруда цветы распускались и смех звонкий раздавался. Подружились мавки с лешим, часто хороводы водили, Ивана Купала отмечали исправно и за природой помогали присматривать. Ежель находили того, кто нарушал законы лесные, то мигом Сосновцу сообщали. Однако порой и так случалось, что мавки к иному средству прибегали: если обижал их кто аль лесу больно делал, то отправлялись девицы разноволосые к силам тёмным. По этой причине и обратилась тогда Забава к Рогнеде, упрашивая с охотником разобраться.

Сосновец такие крайности не одобрял, но всё же принимал, ведь не мог он сам за всем уследить, к сожалению собственному. Старался он во всём на отца походить и так же исправно за землями следить, всем помогать и порядок хранить, но одного не мог —