Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина

А доктор сейчас молчал, потому что ему просто нечего ответить – после нашего с ним разговора я безответственно расслабилась, и вела себя, по его мнению... наверное, все страньше и страньше. Скорее всего, это очередная непозволительная дикость с моей стороны – не желать войти в местное общество. А с другой стороны, действительно - на кой оно мне? Что в нем делать? Хотя стоило прикинуть все плюсы и минусы…

Завести знакомства? Как медику и желательно – с дамами. Не молодыми и глупыми, а умудренными жизненным опытом, чтобы советы мои оценили. А для этого нужно обдумать – о чем говорить? О корсетах – безусловно. Но вначале хотелось бы посмотреть - насколько страшилки о них отвечают действительности? Норма для талии в 33 сантиметра как-то не укладывалась в голове.

Ну… обмороки на балах с летальным исходом, как и сломанные при втягивании ребра, пронзающие легкие – это могло быть, но как единичные случаи. Сильное событие, страшное, потому и стало своеобразной байкой на века. А может быть и выдумкой. Но тогда что делать с тем, что на самом деле существовали так называемые «маточные затычки», которые носили вместе с корсетом, чтобы исключить выпадение матки? Здесь романтическими легендами о трудных дорогах к красоте и не пахнет - сплошная проза. Правда, вряд ли такое могло случиться с девицей, но вот с много раз рожавшей матроной – запросто.

В связи со всем этим опять вспомнилась жаба, которую я нашла на огороде в трехлетнем возрасте – самое яркое из первых детских воспоминаний. Жаба была коричневая, настоящая и забавно прыгала – счастье для ребенка. А уж если поймать! Пока жабу у меня отбирали, из неё полезли кишки – отдавать я её не собиралась, и вся сила сопротивления взрослому произволу ушла на то, чтобы её удержать.

Почему-то память и воображение плотно увязали ту зябку и корсет в единое целое. Поэтому, когда Алэйн в свое время пыталась запихнуть меня во что-то подобное, я отказалась – для полного счастья только корсета мне тогда и не хватало… Но и осталась почти без гардероба я по этой же причине – все наряды Маритт, хранящиеся в замке, были сшиты с учетом его ношения.

- Вы должны быть там в черном, Мари, - вырвал меня из размышлений голос Дешама.

- А сколько обычно длится траур? – уловила я его мысль.

- Это неважно, - качнул он головой, - вас представят, как вдову дю Белли. Хотя бы в этом несоответствия не должно быть.

- Да…? - ясно представила я себя туго затянутой в пышное платье с живописно вываливающейся из декольте грудью и все черное при этом.

- Я найду убедительное оправдание тому, что на балу быть не могу, - приняла я окончательное решение, - ногу сломаю, в конце концов, но позора этого не допущу. Если бы вы меня не пинали под столом, я сразу отказалась бы от такой чести. Слишком много сложностей, мэтр. Я... росла в глуши, поэтому не танцую, не пою, не музицирую, куртуазным речам и игре веером не обучена… да и еще много чему.

- У вас своё – более высокое умение. Начните с этого бала строить свою новую жизнь, Мари, - посоветовал он.

- Я обещаю подумать, Жак, - уже без нервов и пафоса ответила я. Действительно… с любой мыслью нужно переспать, рубить сплеча не стоит.

Следующий день принёс в мою жизнь маленькую радость. И это была музыка… а благодаря ей я получила медбрата в помощь себе и доктору. На примитивной свирели, сделанной из рябиновой ветки, играл совсем молоденький солдатик, как оказалось – конюх. Я шла на чарующие звуки музыки, как те крысы из мульта – один в один… Шла на легкий, воздушный, как бы «порхающий» звук, напоминающий пение птиц, и нашла этого мальчика - перебирающего отверстия на палочке тонкими музыкальными пальцами. Ланс был крупным парнем и несоответствие его возраста призывному не так бросалось в глаза. Этот же был совсем юным, почти мальчишка…

- Дешам, как вы смотрите на то, чтобы самому обучить для себя помощника? – зашла я издалека, - при сложных операциях, ввиду отсутствия хороших расширителей и правильно изогнутых зажимов, нужен не один ассистент. А у мальчишки пальцы хирурга… - ожидаемо вспомнились мне сильные и красивые пальцы Шонии, уверенно манипулирующие инструментом в операционной ране. В голубых перчатках... И я привычно уже прогнала эти воспоминания – просто нельзя…

- Вид крови выдержит не всякий, - сомневался доктор.

- Мы придем к этому постепенно. Сейчас мне нужна помощь по изготовлению перевязочных пакетов. Мальчик справится.

- Вам мало Ланса, Мари? Нужен еще один преданно заглядывающий вам в глаза юнец? – окрысился доктор.

- Ланс выздоровел и уже выписан, а мне нужен помощник, док. В таком режиме я не могу работать – устаю, не высыпаюсь – часто темнеет в глазах и кружится голова… да просто не успеваю! И я скоро уйду, так что помощник останется вам – грамотный и подготовленный, - уговаривала я мужчину.

- Я спрошу командира. Как зовут мальчишку?

- Люк Дадье, мэтр, он конюх. И он согласен.

- Еще бы! Думает, что станет только жрать здесь и отсыпаться, - ворчал Дешам.

- Нет, это я, получив помощника, стану, наконец, жрать и отсыпаться. Если вы не против, мэтр…

Мальчишка был невысоким, гибким и сильным. С темными волнистыми волосами и веселыми карими глазами – настоящий француз, легкий и приятный в общении.

Мы с ним готовили мази и экстракты настоек про запас – на зиму, запечатывая потом воском и пряча кувшины в ледяную воду родника, кипятили и сушили корпию и кисею. Кромсали её по размерам и, вымыв руки до скрипа, шили пакеты, укладывая их потом в тот самый сундук, выстеленный вываренной в щелоке простынёй. Стерильность, конечно, была условной. Но, как подложку под повязку раны, я планировала задействовать свежевываренные в ромашковом настое салфетки. Этот страх - боязнь сепсиса, как основной причины смертности после хирургического вмешательства в эти времена, делал из меня параноика. Это было почти помешательство… тем более, что я и раньше знала о небрежном отношении французов к личной гигиене.

Во времена пандемии привычки могли и должны были поменяться, но общая тенденция! Эти их открытые мужские писсуары посреди улиц и площадей… без возможности вымыть потом руки, сильно удивляли,