«Голубые Орхидеи» - Джулия Фэнтон

— Большое спасибо… вы так внимательны. Пожалуйста, садитесь, Вэл. Я так рада наконец-то с вами познакомиться. Кит все время говорит о вас. Он считает, что вы станете новой звездой Бродвея!

Ощущая острое чувство вины, Валентина придвинула стул.

— Как проходят репетиции? — поинтересовалась Синтия.

Испытывая облегчение от перемены темы разговора, Валентина принялась подробно рассказывать: от первоначальных декораций отказались и начали все снова. Написали четыре новые песни взамен трех, которые композитор и автор слов вынуждены были признать неудачными. Автор и художник по декорациям много спорили с Беттиной и режиссером. Поклонницы Бена Пэриса проникают в театр во время репетиций, поэтому пришлось нанять дополнительную охрану.

Синтия, казалось, вскоре утратила всякий интерес к теме.

— Прекрасно, — сказала она, вздохнув, и положила голову на подушку. — Я думаю… думаю, вам доставляет большое удовольствие работать с моим мужем.

Валентина похолодела.

— Да, конечно, он настоящий профессионал, — быстро сказала она.

— Кит совершенно особенный, — продолжала Синтия. — Знаю, я теперь не очень интересный человек и не разделяю его интересов. Просто не могу. Делаю вид, будто мне безразлично, но это не так. Мне больно видеть его таким живым и деятельным, в то время как я стала полуинвалидом.

— Мне очень жаль, — прошептала Валентина.

Синтия, закрыв глаза, вздохнула.

— Я так завидую вам, Валентина. Вы знаете, ведь я вместе со своей племянницей видела первый нью-йоркский концерт «Голубых Орхидей»? Поймала одну из орхидей, которую вы бросили в зал. Я все еще храню ее, на память, в одной из книг.

— О Синтия, — Валентина не могла сдержать слез. Слезы снова и снова наполняли ее глаза и катились по щекам.

Синтия открыла глаза и мягко посмотрела на нее.

— Моему мужу необходим хит, — закончила она. — И я тоже желаю ему удачи. Пожалуйста, сделайте это для него. Ради меня.

— Еще раз! Еще! — кричала Беттина. — Черт побери, Бен, на этот раз удержись в этой позиции! Попади в цель! Сейчас ты играешь не капитана Хука, а романтического героя. Я хочу, чтобы все зрительницы упали в обморок. Пианист! Вы еще не уснули? Вы играете слишком медленно. Нам нужна…

— Одна порция экстаза, — колко бросил Бен, бросив на Валентину горячий взгляд.

Тело Бена было таким же гибким и мускулистым, как у Александра Годунова. Красоту его подчеркивал черный комбинезон без рукавов, который Бен носил во время репетиций.

— Экстаза ожидают от нас на сцене, а не вне ее, — улыбаясь, ответила Валентина.

— Вэл… Вэл… — вздохнул Бен, — постарайся расслабиться. Я не собираюсь набрасываться на тебя. Я изменился, разве ты не видишь? Я вырос за последние несколько лет.

Валентина с трудом удержала смешок недоверия. Даже сейчас за кулисами стояла хорошенькая молодая женщина в джинсах и твидовом жакете, и глаза ее с тоской были устремлены на Бена.

Снова заиграл пианист, и Валентина заняла позицию для первой комбинации. Бен встал позади нее.

— Мы хорошо танцуем вместе — и это единственное, что имеет значение, — сказала она ему, когда они заскользили по сцене.

Орхидея вошла в театр через служебный вход, предъявив удостоверение прессы, которое выпросила у одного из своих любовников, репортера нью-йоркских «Дейли ньюс».

Она надела мышиного цвета парик, старушечьи очки, длинную бесформенную юбку, ботинки, и ни грамма косметики. По ее мнению, в таком виде, напоминающем Энни Холл, Валентина не узнает ее.

Она должна увидеть, так ли хороша Вэл, как утверждают.

— Она очень естественная, — сказал ей приятель-репортер. — По Бродвею ходят слухи, что к концу сезона эта девочка захватит власть в свои руки.

«Боже… неужели ей действительно это удастся?» Сердце Орхидеи колотилось, когда она проскользнула в темный зал, села в последнем ряду и обратила взгляд на сцену, где репетиция была в полном разгаре. Валентина, Бен Пэрис и еще десять танцовщиков, облаченных в пестрые старые одежды, репетировали эпизод-«мечта».

Орхидея видела, как мускулистый Бен Пэрис поднял ее сестру, и та эффектно свесилась с его плеча, грациозно выгнув спину.

«Черт, — пробормотала она про себя, — это несправедливо… У Вэл столько талантов», — с изумлением отметила она.

Спотыкаясь, Орхидея выбралась в вестибюль. Она казалась себе злобной мачехой Золушки.

Колоссальная предварительная реклама вызвала толпы желающих приобрести билеты на бостонский пробный спектакль в начале октября. Однако рецензии появились однозначные. Не плохие, но и не сенсационные. Встревоженные создатели засиделись до поздней ночи, заполнив комнату голубым сигаретным дымом, они спорили о том, что можно еще сделать, чтобы улучшить постановку.

Текст срочно перерабатывался. Беттина проводила дополнительные репетиции, дорабатывая хореографию. Валентине пришлось запомнить более восьмидесяти строк диалога и выучить две песни, взамен выброшенных.

— Трудно вносить большие изменения в последнюю минуту, — сказал Кит, созвав исполнителей, когда они вернулись в Нью-Йорк для дополнительных репетиций. — С переделками текста хлопот не оберешься. Но это — Бродвей, залатать здесь и там непросто, чертовски много тяжелой работы… но каким-то образом, в конце концов, все собирается в единое целое.

Затем, когда актеры выходили из комнаты, Бен Пэрис отвел Валентину в сторону.

— А не пообедать ли нам вместе, милая девушка?

— У меня уже есть планы.

— Ты, конечно, не можешь их изменить?

— Не могу.

Он смотрел на нее умоляюще, но Валентина отвернулась. На сцене между ними возник контакт, но она не интересовалась им сейчас. Она просто не могла выбросить из головы Кита.

— Дорогая! — удивленно воскликнула Пичис при виде Валентины, неожиданно появившейся на ее пороге во Франклине, в Мичигане. Она прижала дочь к груди. — Я так рада видеть тебя. Вэл. У тебя не через два дня премьера?

— Да, и я прилетела всего на пару часов, — вспыхнула Валентина. — Хочу сходить на могилу Нади, Пичис. Моей русской мамы. Я чувствую, что должна сделать это.

— Конечно, — согласилась Пичис после короткого раздумья.

— Надеюсь, ты не против? — спросила Валентина. — Пичис, я так люблю тебя и всегда буду любить. Хочу сначала побыть с тобой, поделиться новостями. Но потом…

— Я все понимаю, — сердечно сказала Пичис.

На кладбище Белой Часовни в Трое Валентина сидела на скамейке у маленького белого надгробия, устремив взгляд на пышные цветы хризантем, и перед ее мысленным взором предстала красивая женщина, некогда так ее любившая. Ее глаза увлажнились, когда она попыталась найти нужные слова.