Старая мельница - Джулия Витерс

Джулия Витерс

Старая мельница

Пролог

На узкой полке мигал керосиновый фонарь. В его неровном свете по стенам мельницы метались огромные бесформенные тени больших зубчатых колес, длинных перекладин и тяжелых жерновов… и тень высокого, крупного человека. Тяжелым молотком Лютер Уэйтли аккуратно вбивал железные клинья в каменную стену. Крупные капли пота выступили у него на лбу, дыхание было хриплым. Лязг металла эхом отдавался в сводчатой комнате, потом, ослабев, замирал над мельничным прудом в удивительно тихой ночи.

Лютер закончил со вторым клином, опустил молоток и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Затем пристально, как будто в раздумье, посмотрел на две одинаковой длины цепи, свисавшие с болтов, глубоко сидевших в камне. Из темного угла донеслось нечто похожее на хныканье ребенка. Лютер поморщился.

Жилистыми руками он рванул цепи, проверяя, крепко ли сидят клинья. Они не дрогнули. Лютер попробовал еще раз и только тогда успокоился. Он поднял молоток и направился к деревянной лестнице в противоположном конце комнаты, прихватив с собой фонарь. Его свет на мгновение проник в тот угол, откуда доносилось хныканье. Если бы Лютер оглянулся, он увидел бы цепи, протянувшиеся к огромному деревянному механизму… и к неуклюжему свертку, дрожавшему в темноте и издававшему слабые испуганные звуки.

Но Лютер не смотрел назад. Он слишком хорошо знал, что это было; знал все, что можно было об этом знать, и поклялся больше не глядеть на это. Как только он ступил на лестницу, цепи загрохотали. Лютер на мгновение замер, но двинулся дальше. Наверху в неверном свете фонаря показалась тяжелая дверь. На ней болтался массивный замок с ключом. Лютер повернул его, снял замок и открыл дверь. Внизу за его спиной послышался лязг цепей, как будто некий зверь неудержимо пытался вырваться из пут. Плач тоже был слышен, порой он становился громче, резче и перекрывал страшный звон цепей. Он все рос и вскоре превратился в вой — этот звук нельзя было назвать человеческим криком, не было это и воем животного, — от него, казалось, содрогнулись даже стены.

Лютер закрыл за собой дверь, облегченно вздохнул и опустил ключ в карман. Он находился в комнате-кладовой, заваленной старыми ящиками, тряпками, кипами газет. Посредине стояли большой обитый железом сундук и старая кровать на позеленевших от времени бронзовых ножках. Он перебрался через всю эту рухлядь и, открыв другую дверь из твердого дуба, укрепленную железной рамой, вышел в узкий коридор. Откуда-то из темноты послышались всхлипывания женщины. Все ближе, ближе…

Лютер ждал.

Показалась Сара. Ее лицо было в слезах, углы губ опущены. Роскошные светлые волосы разметались по спине. Она была босиком, под тонкой тканью ночной рубашки угадывались контуры ее молодого полного тела.

Лютер преградил ей дорогу. Его глаза вспыхнули гневом.

Она накинулась на него, осыпая ударами его широкую твердую грудь.

— Пусти меня! — пронзительно кричала она. — Пожалуйста, ради Бога… Ты не можешь этого сделать!

Неожиданным резким движением руки Лютер легко отшвырнул ее и повернулся, чтобы закрыть дверь. Его жена, ударившись о стену, метнулась обратно и с отчаянной силой вцепилась в него ногтями. Лютер пришел в ярость от нового нападения. Он мгновенно повернулся к ней и уже занес было руку, но, увидев ее искаженное истерикой лицо, сдержался. Внезапно его взгляд прояснился. Он кивнул, соглашаясь сам с собой: «Да, пусть так и будет. Правильно».

Он схватил Сару, немного приподняв ее над полом, развернулся и резко отбросил в комнату, из которой только что вышел. Она покатилась по полу, ночная рубашка задралась, обнажив белые ноги. Он смотрел на свою жену в последний раз. С усилием надавив на массивную дверь, он захлопнул ее, задвинул засов и, подняв тяжелую стальную планку, вставил ее в пазы по обеим сторонам двери.

Вытерев руки о рубаху, он пошел прочь, не обращая внимания на приглушенные крики и слабый стук с той стороны двери.

Не прошло и двух мгновений, как Сара поняла, что Лютер не вернется. Когда ее дыхание стало ровным, она поднялась с пола и, держась одной рукой за стену, обошла комнату, пытаясь сориентироваться в темноте. Дважды она натыкалась на что-то и стала двигаться медленнее, пробираясь между горами рухляди. Наконец она добралась до занавешенного окна и, крепко ухватившись за пыльные шторы, раздернула их.

Та же темнота.

Окно оказалось заколоченным тяжелыми досками. Сара попыталась оторвать их, но тщетно. Отчаяние стало наполнять ее так же бесшумно и безжалостно, как песок наполняет чашу песочных часов. Вдруг неожиданно из-за двери, ведущей на мельницу, раздались жуткие крики, мало похожие на человеческие. Сара рванулась на звук, споткнулась посредине комнаты, упала и, не имея сил подняться, поползла на коленях. Изо всех сил она дергала запертую дверь. Наконец, обессилев, она села на грубый деревянный пол, и тяжелые рыдания сотрясли ее тело.

Лютер спустился по лестнице в жилую часть дома. Путь ему освещал все тот же керосиновый фонарь — плывущее белое облако чистого света. Он прошел через тихую спальню, гостиную, еще один коридор, вышел из дома и, не расставаясь с фонарем, пересек залитый луной двор. Он немного постоял около нового, мерцавшего в лунном свете грузовика, груженного мешками с зерном, и двинулся дальше, медленно огибая мельничный пруд. Его бледное лицо ничего не выражало. Он еще раз остановился, на этот раз около огромного мельничного колеса, и взглянул наверх — на заколоченное окно.

Оттуда доносились едва слышные всхлипывания Сары, а из помещения мельницы более четко слышались звуки, похожие на плач ребенка. Лютер поставил фонарь около воды и погасил его.

Медленно над мелкой рябью пруда, дробившей лунный свет на маленькие блестящие черепки, стали подниматься ночные звуки — кваканье лягушек, трескотня сверчков, тревожные крики ночных птиц — и, заглушая всхлипы и плач, превратились в неровное биение пульса Вселенной…

Сменялись времена года, сменялись безжалостно и неумолимо, принося ледяной холод зимой, дожди весной, горячее белесое солнце летом и пронизывающие сухие ветры осенью. Краска некоторое время еще держалась на стенах мельницы, но потом, как будто устав бороться с природой, облупилась и облетела. Гвозди покрылись ржавчиной. Дерево дало трещины, кое-где сгнило, развалилось. Ветви деревьев, росших вплотную к дому, хлестали в окна и вскоре разбили все стекла.

Сменялись времена года, сменялись безжалостно и неумолимо.

Глава первая

Красный MG[1] с плотно пригнанным верхом от дождя, пробуксовывая, пробирался по грязи. В машине за рулем сидел Майк Кельтон — худощавый, приятной наружности мужчина с сединой на висках. Он пытался справиться с управлением, поскольку MG, выбираясь из колдобины, чуть не перевернулся. Ему удалось выровнять машину, и кровь снова прилила к его рукам, как только он чуть ослабил напряжение.