Земные наши заботы - Иван Филоненко

Можно, оказывается, уберечь природу от моторизованного туриста! Сам когда–то работал в лесу и знаю, какая это неумолимая сила. Почему же здесь, в Мещере, эта сила не топчет и не разносит? Должно быть, поведение человека зависит от обстановки: если хлам и грязь кругом, то и человек распоясывается. Дисциплинируют и облагораживают его чистота и порядок. Так в селах, так в городах, в лесу так, у озера, у реки.

Спасибо вам, клепиковские лесоводы, вы сумели — знаю, как это трудно, — навести в лесу и чистоту и порядок, вы красоту человеку показали — и сдержали буйный нрав его.

А дорога, как растянутая пружина, вьется и вьется по лесу, мимо таких же ярких, как и природа, деревень. Вот что значит дорога! Деревни рядом с ней большие, дома добротные, многие недавно срубленные, порядки без единой щербинки: ни одного пустого двора, ни одного заколоченного окна.

Иван Иванович рассказывал о приключениях, случавшихся с ним вон в той и той низинке, когда здесь не было ни асфальта, ни грунтовой дороги, была глубокая колея да трухлявая гать через болото. Жил он тогда в Клепиках, занимался изысканиями Мещеры. Тогда и с Паустовским познакомился. «По болоту ли бредем, или на берегу сидим — он молчит, о чем–то думает. Я тоже молчу. И вижу, обоим нам хорошо, и не скучно, и думать, смотреть никто не мешает».

— Останови, — вдруг прервал свой рассказ Дорофеев. На обочине стояла старушка, весь вид которой говорил: ой, как мне худо, пешком не добраться, а у вас вон сколько свободного места в машине. Мы остановились, проскочив ее метров на сто.

— Ай, миленькие, подождите, сейчас я, в Клепики мне, — говорила она, виноватя себя за неудавшуюся попытку перейти с шага на трусцу. Села, вздохнула и сказала без зла:

— Два часика тут стою, все мимо да мимо, все поспешают. Сказать бы им про болячку свою, которая тут, может, и прихватит бабку, тогда бы взяли. Уж и говорила, да где ж им услышать меня, мчат мимо.

Оказалось, по малину на вырубку выбралась, да что–то сердце расшалилось. Испугалась, что в лесу свалится, вот обратно к дороге и поворотила, не добравшись до того малинника.

— А как клюква, будет нынче? — спросил Иван Иванович.

— Клюква! — воскликнула с сарказмом старушка. — Была клюква, ведрами, кулями таскали, да, видно, оттаскались! — Она назвала болото, на котором в прежние годы добывали ягоду все Клепики.

— Куда ж оно подевалось?

— Да осушили ж его!

Наша неосведомленность так поразила ее (едут в Клепики, а ничего не знают про болото!), что она в деталях начала живописать, как пришла она на него уже после осушения и как вскрикнула «мамочки», когда увидела голую черноту. Потом поехала на другое болото, оно победнее ягодой было. Но и там сухо.

— Под суд бы не жалко отдать того мелиоратора, который сушить догадался. Под суд да в тюрьму, — решительно закончила старушка свой горестный рассказ.

— Вот так, Иван Иванович, а утверждаем, что мы не осушаем ни верховые, ни клюквенные болота, — напомнил я его слова…

Въехали в Клепики. Наша попутчица указала, где бы ей лучше выйти. Поблагодарила щедро нас, насулив нам таких хороших дней и дел впереди, такого светлого счастья, что и вправду хорошо на душе стало. Выйдя из машины, она вдруг поразилась:

— Ой, а про сердце–то я и забыла?! Должно быть, выговорилась вся, вот оно и отпустило.

Мы рассмеялись. А когда старушка зашагала прочь от машины, подумали: как много теряет каждый из нас, едущий по дорогам и не замечающий человека у обочины, его умоляющих глаз. Лишаем себя благодарного попутчика, который с удовольствием, если мы только слушать готовы, расскажет то, чего от других собеседников не услышать.

Однако приехали и мы. Иван Иванович предложил зайти в райком партии: «Если первый не мотается по району». Шагая по безлюдному коридору — был субботний день, — он вдруг сказал:

— Да, мы, мелиораторы, не осушаем ни верховые, ни клюквенные болота…

Вот так, клюквенные болота не трогают мелиораторы, а они оказываются осушенными. Парадокс этот объяснил первый секретарь Клепиковского райкома партии Николай Андреевич Баранов.

— Да, по клюкву теперь далеко надо ходить, — подтвердил он рассказ старушки. И по голосу, каким сказал он эти слова, чувствовалось, что собеседник не из тех, кто с легкостью, а порой и с гневом, отмахивается от разговоров о красоте и пользе природы, если эта польза не выражается в центнерах сельскохозяйственной продукции. Такие руководствуются лишь утилитарными соображениями, поэтому тут же выставляют непреложный вывод: мол, кормить–то население надо. Кто ж с этим спорит, надо. Однако нельзя же всю землю превращать в одну сплошную пашню. Человечеству нужны и леса, и реки, без которых не будет и хлеба. Нужна и та продукция, которую не вырастить на пашне, а только в лесу, в воде, на болоте. Нужны и те ценности, пусть и не материальные, без которых жизнь на планете немыслима.

— Думается, ошибку тут делают лесоводы, — добавил так же задумчиво Баранов. — Нельзя сушить верховые болота, нельзя губить клюквенный огород, который кормит человека, а ухода не требует.

Вот ведь как привыкли мы, что мелиорация — это улучшение сельскохозяйственных угодий. И забыли, что ведется она и в лесном хозяйстве, на территории так называемого государственного лесного фонда. Размах, темпы и важные задачи сельскохозяйственной мелиорации затмили лесную мелиорацию, и она словно бы выпала из поля зрения общества. Лишь изредка появится в печати короткая заметка, вроде вот этой, опубликованной в «Правде» под рубрикой «С любовью к природе». Приведу ее полностью.

«В Цуманских лесах немало непроходимых мест. А помехой всему вода. Чтобы взять богатства рощ, местные специалисты разработали комплекс мелиоративных мер. В короткий срок в урочищах Берестянского и Холоневицкого лесничеств пролегла сеть магистральных водосборных каналов с регулирующими сток сооружениями. Но вот беда: как только комиссия приняла новостройку, на некоторых участках образовались заторы. Громадные охапки хвороста, густо переплетенные травой и молодой корой, преградили сток, и уровень воды поднялся до полуметровой отметки. Как появилась эта искусственная дамба?

Коллектив мелиораторов, возглавляемый В. Я. Таласом, добросовестно расчистил канал, но через неделю людей снова подняли по тревоге. В том же месте точно из таких же веток и жердей стояла новая перемычка. Замерили скорость течения, определили объемы стока. Оказалось, строит дамбы не стихия. Пришлось устанавливать дозор.

Как же удивились дозорные, когда увидели плывущих по воде бобров с ветками в зубах. Вот, оказывается, кто «вредит» делу.

Однако на поверку выяснилось, что не бобры мешают мелиораторам, а люди нарушили их покой. Обосновавшаяся вблизи колония зверьков, почувствовав утечку воды, стала защищать свою обитель. Бобры по ночам дружно выходили на работу и успешно справлялись с задачей.

Поняв свою ошибку, проектировщики внесли коррективы в план регулирования водного режима на участке, заселенном бобрами. Новая нить канала пролегла в другом месте Лесная история научила людей согласовывать свои действия не только с руководителями служб и ведомств…»

— Вот и в наших лесах что–то подобное происходит, — проговорил Николай Андреевич, прочитав заметку. — Проложат по болоту канал, к тому же без всяких сооружений, регулирующих сток, сбросят по нему воду, а так как бобры у нас почему–то в это дело не вмешиваются, выхухоли тоже бездействуют, то болото постепенно высыхает.

— Лесоводы его распахивают?

— Нет, такие болота не годятся под распашку — лес на них не вырастет, сельскохозяйственные культуры тоже. Осушают, как и в заметке говорится, «чтобы взять богатство рощ».

Взять богатство рощ.

Смысл этой лирической фразы очень прозаичен: высушили болото, чтобы вывезти заготовленную на дальних делянках древесину. Однако не хочу лукавить и давать специалистам возможность позлословить по поводу такого утверждения. Знаю, не только ради этого копались каналы. Главная цель все же в другом: после осушения болот и заболоченных участков улучшается рост деревьев в прилегающих лесах, что ведет к повышению продуктивности рощ, к повышению качества древесины.

— Спору нет, лес после осушки действительно растет лучше, — продолжал размышлять Николай Андреевич. — Но давайте положим на весы те сотни и даже тысячи кубометров древесины, которые получим за счет повышения продуктивности леса, и ту пользу, которую приносило болото людям, реке и природе в целом. Думаю, кубометры эти окажутся невесомыми. Однако на ведомственных весах все наоборот. — Помолчал, потом добавил: — А вообще я бы, будь моя власть, перекрыл водосборные каналы, как это сделали бобры, и новых бы не копал. Я имею в виду не низовые болота, а именно верховые и клюквенные. Так, Иван Иванович?