Танки генерала Брусилова - Анатолий Матвиенко

Невысказанная догадка барона оказалась правильной. Где петля – там и ее автор.

– Здравствуйте, господин поручик.

– Уже штабс-капитан. Вы?

Авиатор обнял танкиста.

– Знакомьтесь, Алексей Алексеевич, перед вами пилот, что предупредил нас о германских панцерах. Без него бы так с ходу и вляпались.

– Пустое, не нужно преувеличивать. А у вас, Петр Николаевич, прямо-таки нюх на события. Первую петлю изволили видеть, а сейчас такое обещается, что мое циркачество меркнет. – Нестеров приблизился и чуть тише добавил: – Одно обидно, меня цивильный летчик обскакал. Представляете? Штафирка!

– В чем препятствие? – удивился Брусилов. – Ежели зрение не подводит, вижу великого князя Александра Михайловича, нашего радетеля авиации. Пусть самородка к делу пристроит.

Зять Императора и его же внучатый дядя однажды устал от питерских придворных интриг и уехал в Севастополь. Там великий князь организовал летную школу. Нетрудно догадаться, что означенное дарование также приехало с крымских берегов.

Щуплый молодой человек с тонкими чертами лица и щегольскими усиками, кои безмерно пленяют провинциальных красоток, поправил кожаную летную куртку и забрался в белый моноплан спортивного вида.

– Вы, думаю, про штопор слыхали, дорогой тезка? – спросил Нестеров, принявший роль добровольного гида. – Не считая отказов машины, большинство наших именно из-за него разбилось. За полем целое кладбище есть, с пропеллерами вместо крестов[11]. До сего дня считалось, что коли аэроплан теряет скорость и сваливается во вращении, летчику – верная смерть. Господин Арцеулов утверждает обратное.[12]

На поле прозвучали привычные для Гатчины «контакт – есть контакт» и «от винта». Авион прогрел двигатель, обдав выхлопом собравшихся, и двинулся на взлет.

– Петр Николаевич, тот подпоручик, что проспорил вам женитьбу… фамилия его из головы выпала. Он сдержал обещание?

– Увы, – на лицо Нестерова набежала тень. – Не сдержал, и нет его вины. Там и разбился. Может, и вправду летчикам не стоит жениться. Дабы вдов не плодить.

– Так рассуждать, и танкистам холостыми бегать. Помните подполковника, что со мной к вам приезжал?

– Да, хохмач. Предположил, что подпоручик на мне женится.

– Именно. Тоже остался там. И далеко не он один. От полка едва половина осталась.

– Значит, дело наше такое – рисковать. А дамам, если что, носить черные платки.

Арцеулов набирал высоту точно так же, как и Нестеров перед петлей. Но не ввел самолет в пике, а задрал нос вверх и потерял скорость.

На земле ахнули. Моноплан на миг завис, свалился хвостом вниз. Потом тяжелая носовая часть с двигателем перетянула, и он начал падение, беспорядочно вращаясь.

Зрители умолкли, напряженно всматриваясь вверх. Потом не поверили глазам. Вращение замедлилось и остановилось, авион без труда выровнялся в горизонталь и снова принялся нарезать виражи, забираясь наверх. На сей раз он свалился с вращением в противоположную сторону, справился со штопором и лихо завершил спуск, затормозив саженях в двадцати от великого князя и его окружения.

– Сумасброд! – воскликнул Нестеров. – И герой. Вы представить себе не можете, господа, сколько он летчицких жизней спас. Сейчас мой выход, но, боюсь, моя задача много скромнее.

Штабс-капитан слукавил. Он разогнал свой С-10«Б», взмыл свечой вверх, но не стал заканчивать знаменитую петлю, а опустил шасси вниз. Сделав круг, снова перевернул машину вверх брюхом, спикировал и оказался у земли, промелькнув чуть не над самыми головами.

Брусилов придержал фуражку, чуть не отправившуюся в полет вслед за аэропланом.

– Выходит, Петр Николаевич, в техническом развитии обставляют нас летуны. Я краем уха слышал про морскую базу в Галерной гавани, там тоже чудеса творят.

– Тогда больше не теряем времени. Романов нас ждет.

В мастерских при танковом полигоне первым делом в глаза бросился полуразобранный австро-германский панцер с дырками в боковой броне. Главный танковый конструктор вышел навстречу, вытирая руки тряпкой.

Он гораздо спокойнее отнесся к предложениям по переустройству Б-2 и Б-3.

– Каждая машина проектируется под некие определенные задачи. После неудачного штурма Масана вы, господа, захотели танк с более мощным фугасным снарядом орудия для обстрела земляных укреплений. Поэтому «тройка» на деле получила не пушку, а гаубицу – короткий ствол, большой угол возвышения, раздельное заряжание, сравнительно малый пороховой заряд. Вы утверждаете, что танк устарел через год после начала выпуска, не сделав ни единого выстрела по врагу. Право, досадно. Однако понимаю, что теперь нужно вооружение для борьбы с панцерами.

Романов развернул перед генералами несколько набросков.

– Начнем с возможных переделок Б-3.

– А в чем трудность просто увеличить длину ствола и дать в комплект бронебойные болванки? – вмешался Врангель.

– Увы, невозможно. Короткая трехдюймовка дает малую начальную скорость снаряда. Стало быть, отдача невелика. Установив казенник под обычный унитарный выстрел и нарастив ствол хотя бы до тридцати калибров, мы получим такой удар, что откатник не справится. Да и не в нем загвоздка. Импульс отдачи передается на башню и далее через погон на верхний броневой лист. Под новую пушку потребен совершенно другой, более прочный корпус. Больше масса – нужно новое шасси и мощный мотор. В танке это взаимосвязано.

– Понятно. Сиречь совершенно новая машина, что нам вряд ли позволят. А как со старыми узлами?

Конструктор показал набросок Б-3, но с длинной и более тонкой пушкой.

– Из разговора с вами я понял, что Император дал добро на опыты с новым калибром. ГАУ не может ослушаться высочайшего повеления, но будет всячески тормозить. Они решили – на современном поле боя не может быть калибра менее трех дюймов. Орудие Гочкиса на Б-2 считают реликтом. Но снять его и оставить «двойку» чисто пулеметной – у нее не останется вооружения против бронетехники.

– Значит, пишите заявку на создание опытового двухдюймового ствола, – отрезал Врангель. – Ежели заупрямятся, снова пойдем к Императору.

– Когда люди упрямятся, дело делается – как сырое горит. Поступим иначе. Попробую узнать, есть ли что у друзей-соперников калибра от сорока пяти до пятидесяти пяти миллиметров.

– Извините, что врываюсь в разговор специалистов с инженерным образованием. А если сделать вкладыши в трехдюймовку? Вручную выточить десяток болванок с твердым наконечником и расстрелять их с раздельным заряжанием. Как боевой образец – не пойдет.

– Для опыта по бронепробиваемости – вполне. Замечательно, Алексей Алексеевич. Полагаю, дней за десять управлюсь.

Далее Романов показал вариант сохранения орудия на танке второй серии, если калибр тридцать семь миллиметров исчезнет и уступит место двухдюймовому: ее установка в лобовом листе по типу капонирных пушек, уменьшенная и облегченная башня, в которой останется единственный пулемет.

Врангель осмотрел этот проект и покачал головой.

– Ствол даже в поднятом положении выйдет низко и выступая впереди гусениц. Коли переезжать воронку или ров более полутора метров, непременно срезом в землю вопрется. Паркетный танк.

Конструктор без особого сожаления отложил лист в сторону.

– Предвижу, подобную переделку «тройки» вы тоже забракуете.

– Не обязательно. – Брусилов с увлеченностью рассмотрел Б-3 с пулеметной башней и полевой трехдюймовкой. – Вы поставили в лобовую броню обычное орудие образца 1902 года?

– По мнению многих, она – лучшая в мире пушка в своем разряде.

– Ипполит Владимирович, это же в корне меняет дело. У танков второй серии, легких и быстрых, пулемет является главным оружием против пехоты и конницы. Из «гочкиса» башнер стреляет только по танкам да орудийным расчетам, не далее как с двух сотен шагов. А у вашей машины на первое место выходит пушка, которая бьет на версту и более. Пулемет же – чтоб вражью пехоту отогнать, коли близко подползла. Так, барон?

Генерал-майор, который вообще не приветствовал безбашенную установку танковой артиллерии, неохотно кивнул. Австрийский панцер с таким орудием издалека растрелял танки Бетлинга.

– Последний вопрос, господа танкисты. Ко мне через Военное министерство наведывались датские купцы, рьяно предлагали заменить «максимы» на «мадсены». И дешевле, и легче, и меньше места в башне занимает.

– Нет! – в один голос откликнулись генералы. Потом Врангель уточнил: – Сербская пехота это ружье-пулемет ненавидела. Всегда отказывает в самый нужный момент.

– А «льюис»?

– По надежности много лучше. Но я бы предпочел оставить «максим».

– Спасибо. Что касательно орудий, дней через десять ждите весточку. Ежели успею, сооружу деревянный макет на шасси Б-3 под пушку девятьсот второго года.

По дороге в столицу Брусилов, обдумывавший увиденное, прокомментировал это по-своему: