Геракл - Антонио Дионис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повис на цепях Прометей. Ночью ветер хлещет голое тело — днем солнце жарит кровавые раны. А точно в срок появляется над горизонтом черная точка. Растет, приближаясь. Это гнусный стервятник торопится на поживу. По повелению Зевса, клюет он печень титана, рвет железными когтями тело, чтобы наутро вновь обнажить затянувшиеся ночью раны.
Кровь, смешиваясь со слезами, текут по телу Прометея — и некому утешить героя. Ни человек, ни птица не достигают скалистого утеса.
Так шли годы-угасла надежда героя. Уснул его дух — и смерть стала б счастьем бессмертному. Но и этой милости лишен Прометей. Пустынно море — не за что зацепиться усталому взгляду. Лишь волны, ласкаясь, лижут утес, да временами глупый моллюск выберется на подножие скал погреться на солнце.
Но однажды почудилось Прометею, поднял титан изможденные веки — вроде шаги раздаются вдали, человек смело идет по острову.
Попытался поднять голову титан, но неподъемная тяжесть.
А шаги, приблизившись, вдруг повернули — лишь эхо тает на горном плато.
Но обеспокоился Прометей, ибо небеса открыли ему, что в положенный день и час явится к скале прославленный в народе Геракл — и настанет час избавления от мук. Это его шаги слышит Прометей в шепоте песка, в шорохе камней, в приливах и отливах, недаром Прометей означает «предвидящий».
Но не только свое спасение видит Прометей, видит он скорбный путь, что сулит жизнь герою. Великий Зевс наложил печать молчания на уста Прометея, иначе б открыл он, что таит новый день Гераклу.
А герой, привлеченный внезапным стоном, поднял голову, вслушиваясь. Стон повторился с той стороны острова, где гнилым зубом торчал каменистый утес. Корабль же, на котором приплыл к пустынному острову Геракл, исчез бесследно.
Геракл рассердился на товарищей, бросивших его, но, злись или не злись, кому-то еще более, чем герою, требуется помощь: стоны становились все отчаяннее, сменяясь вскриками боли. Геракл заторопился. Пробрался через завалы камней, обошел утес.
О, боги! Прежде, чем Геракл рассмотрел увиденное, рука воина уже сдернула лук с плеча и натянула тетиву. Запела стрела, метнувшись молнией, — и пронзенная хищная птица рухнула в воду. Океан тут же растопил тельце птицы, смыв розовые следы.
Геракл, перепрыгивая через уступы, рванулся к вершине. Там, закованный в цепи, поник головою на грудь худой и изможденный человек. Кожа была изодрана птичьими когтями, а клюв орла оставил кровоточащие воронки на груди и животе мужчины.
Кто ж тебя так? — ругнулся Геракл, разрубая цепи.
Тело безвольно упало на руки герою. Геракл, стараясь как можно осторожнее ставить ногу, спустился к подножию. Положил бедного мученика на рыжеватую редкую траву с мелкими цветочками. Мужчина открыл на минуту глаза:
Спасибо! — и снова потерял сознание.
Ситуация была аховая: один на пустом острове, а рядом умирает человек, которому ты не в силах помочь. Геракл сбегал на берег моря, намочил львиную шкуру, прополоскав ее в прохладной воде. Обернул все еще беспамятного человека — это все, что он мог для него сделать.
Сам сел рядом, задумавшись. Бешеной птицей метались мысли. Было страшно и глупо погибнуть среди океана — надежд, что их подберет какой-нибудь проходящий мимо корабль, не было никаких. Судно «Арго», на котором вместе с товарищами отправился в морское приключение Геракл, совершенно случайно наткнулось на островок посреди океана. Века и века могут пройти, и кости истлеют, пока подобная случайность повторится.
В размышлениях Геракл не приметил, как подкрался сон. Герой задремал, упершись ладонями в щеки, а локтями в колени.
Проснулся, как от толчка. По-прежнему завывал ветер меж скал. Заунывно плескалось серое море. Ветер гнал по темнеющему небу рваные облака.
О боги! — в тоске воскликнул Геракл. — Нет вашей милости к живущему, так дайте мне хотя бы смерть! Лучше гибель, чем безнадежность!
Золотое свечение разлилось вдруг по небу. Море и облака окрасились в сияющий свет. А к острову, по воздуху, как по ступеням, спускался простивший сына Великий Зевс.
Припомни тот давний разговор, когда ты был юн и глуп, не ты ли самонадеянно уверял, что сумеешь прожить и сам? — так начал речь Громовержец. — Так все же подумай, может быть, стоит рассчитывать и на тех, кто сильнее тебя, а не любоваться собственной непогрешимостью? Дай руку!
И Зевс на своей золотой колеснице доставил пристыженного героя на сушу. Прометей справился сам.
Герой удаляется
Пущенной из лука стрелой несется над землей время, отмеряя полною мерой кому радости и удачи, кому горести и поражения.
В испытаниях закаляется воля, но слабеет тело.
Много дорог исшагал Геракл, опираясь на свой посох. По всей Греции пролегли следы героя.
Часом ливни секли его в лицо. Временами страдал он от голода и жажды. В битвах и сражениях, не зная себе равных, прославил Геракл свое имя. Но мятежной душе чего-то не доставало.
Тогда диким зверем бросался герой из обжитых людьми мест и в одиночестве блуждал по горам. Здесь чистый воздух, тут дышится легче и иметь бы крылья, и взмыть бы, чтобы легкие наполнились встречным ветром.
Но минули годы. Примолкли слухи о Геракле. Поговаривали, что в горах, в мрачной пещере, поселился отшельник. Целыми днями сидит он на горном утесе, что высится над морем и глядит в недоступную синюю даль, не отводя взгляда. Что могуч и статен отшельник, а на широкой спине красуется львиная шкура. И, вроде бы, это Геракл, отчуждившийся от людей.
А то говорили, что в чаще девственного леса поселился гордый охотник, что без промаха бьет дичь на бегу, птиц на лету. И служат ему два ручных орла, седых и суровых, что сидят на плечах охотника, чтобы взмыть ввысь по приказу и парить над выслеженной жертвой, не давая той ни отдыха, ни покоя, пока не падет она бездыханной. И охотник — храбрый Геракл.
— Нет! — утверждали третьи. — Есть за морем страна, где властвует мудрый и добрый царь. Его подданные проводят дни в веселии и довольстве. Его друзья щедры и богаты. А враги поворачивают назад, лишь приблизившись к границам дивной страны. И прибывшие из этой страны чужеземцы уверяют, что царь благодатного края — примирившийся с оседлой жизнью Геракл!
Как-то собрались у ночного костра пришлые люди. Вспомнили старики былые времена, когда молодежь не бежала от опасностей, а мужи сами отправлялись на поиски приключений. И зашла речь, как водится, о героях Греции. А имя Геракла — одно из славнейших. Зашумели, заспорили собравшиеся, с пеной у рта каждый отстаивая свою версию о герое.
Чуть не передрались, убеждая прочих в своей правоте, но не примирились.
Отшельник он! Отшельник! — кричали одни.
Врешь, это у него чудо-орлы, и Геракл — одинокий охотник! — спорили другие!
Я видел страну, где правит герой, — скромный юноша потупил взор, покраснев от собственной смелости.
Тише! — призвал к спокойствию старейший, седоватый мужчина в черных одеждах. — Спросим у того, кто молчит! — предложил, указав на неприметного ранее странника, что молчаливо сидел на траве, положив рядом с собой посох.
Его пыльный плащ познал много дорог, и в жару, и в непогоду верно служа своему владельцу. Сандалии путника, хоть и сделанные из отборной телячьей кожи, протерлись до дыр. Скудные пожитки, уместившиеся в небольшой заплечной котомке, свидетельствовали о простом звании и невеликом достатке.
Когда взоры присутствующих обратились к незнакомцу, случайно свернувшему с дороги на отсвет костра в степи, он оттер ладонью уста и, охватив пальцами подбородок, задумался.
Разных людей собрала ночь: негоже одному оставаться в степи, когда угаснет дневное светило. Разбойнички порой шалят, да еще, щади, боги! Нарвешься на дикую поскачь вольных кентавров. Были тут лица старые и молодые. Откровенно жуликоватые и светящиеся юной здоровой наивностью. Решился путник:
А если я скажу, что умер Геракл, что нет на земле места истинным героям? Люди больше заботятся о сытом брюхе, чем о славе отечества. И за мелкую монету на базаре тебе скорее перегрызут горло, чем отстаивая честь в равном поединке.
Жены блудливы, а мужей одолели лень и скука. И правит пир средь людей богиня лжи и порока Ата, находя среди смертных все новых и новых приверженцев! Разве тут есть место герою? — так молвил путник, криво усмехнувшись.
Замолчали собравшиеся. Притихли, раздумывая о сказанном, примеряя к себе брошенные обидные слова: а какой я? что я могу? не постыдится ль герой стать рядом с моей тенью, которая, как известно, смелее хозяина?
И смутились молодые. Зябко повели плечами старые: нечем ответить страннику.
Но вдруг протиснулся меж собравшихся мальчонка лет восьми. Вскочил в круг, освещенный костром, но смутился всеобщим вниманием. «Неправда!» — пискнул и замолк.