Лунный синдром (сборник) - Михаил Бочкарёв

Надо бриться.

Я намылил щёки маленьким розовым обмылком, и принялся скрести по ним давно затупившейся безопасной бритвой. После я умылся, почистил зубы, и, зевая, побрёл на кухню курить.

Не обнаружив ни одной целой сигареты среди кучи разбросанных по всей кухне пачек, я тоскливо открыл дверцу холодильника и уставился в него, почёсывая щёку. Холодильник был пуст. Нет, конечно, кое-что в нём имелось, но продуктами этими (если это вообще можно назвать продуктами) питаться было в высшей степени ошибочно, да и попросту глупо.

На верхней полке лежала почерневшая и сморщенная, как мумия Тутанхамона, крошечная морковка, а рядом с ней покоился, изогнувшись пирогой, тонкий ломтик сыра, который за время своего пребывания в холодильнике успел стать целым миром для разросшейся на нём плесени. Вскрытая банка шпрот содержала скукоженный трупик безголовой рыбки, источая запах смрадного тлена. Я брезгливо задвинул её вглубь холодильника. Ниже стоял полупустой пакет прокисшего на прошлой неделе молока и пол-литровая стеклянная банка с убогой, местами порвавшейся этикеткой, на которой было написано «Солянка по-славянски».

Содержимое банки выглядело настолько ужасно, что, пожалуй, подходило под сравнение лишь с тем, что люди оставляют в уборной, съев накануне незрелых слив. И, самое удивительное, я никак не мог вспомнить, как ко мне в дом попала эта солянка. Кто мог такое приобрести? Разве что в горячечном бреду человек смог бы додуматься купить сей продукт.

Я закрыл холодильник, и именно в тот самый момент, когда дверца соприкоснулась с корпусом охладительного аппарата, в прихожей раздался звонок.

Я, по правде сказать, никого не ожидал сегодня, да и был не одет для приёма гостей, и первой мыслью было не открывать дверь, потому как сразу понял, что это наверняка кто-то по ошибке нажал на кнопку звонка.

Но минуту спустя звонок раздался снова, и на этот раз он был возмутительно требовательным, наглым, и раздражающе длинным. Я двинулся к двери, и, решительно крутанув засов, открыл дверь.

На лестничной площадке стоял человек в чёрном, и, видимо, очень дорогом костюме. В руках он держал жёлтый конверт.

— Вам кого? — раздражённо спросил я.

Человек внимательно осмотрел меня, и хоть я был виден ему лишь наполовину высунувшимся из-за двери, меня вдруг пронзило ощущение, будто стоял я перед ним совершенно голый и униженный, как больной на приёме у венеролога.

— Вас! — ответил он уверенным, твёрдым, как гранит, голосом.

— Э-эээ… меня? — я изумился.

— Вы Семён Поликарпович Рамс? — сказал он скорее утвердительно, нежели вопросительно.

— Я.

— Разрешите пройти, — и с этими словами он, оттеснив меня вместе с дверью внутрь квартиры, нагло проник в прихожую, но ни на секунду там не задержался, а уверенно прошёл в комнату, прямо в обуви, и встал около окна.

— Простите, — опешил я, — вы, собственно, кто такой?

Но на мой вопрос он не ответил, а протянул мне конверт, и сказал:

— Прочтите!

Я, как был в одних трусах, взял конверт, интуицией своей предчувствуя катастрофу, порвал его и достал сложенный пополам листок. Развернув бумагу, я прочёл следующее:

Уважаемый Семён Поликарпович!

Извещаем вас о том, что сего числа (девятого июля две тысячи пятого года) вы назначены главнокомандующим секретной армии космического президентского батальона психофобных бойцов белых беретов. И немедленно должны прибыть с подателем сего в генеральный штаб секретной армии, для проведения подготовки, необходимой для ведения военных действий против марсианских захватчиков.

Генерал секретной армии Российской Федерации Двужуков Е. Е.

Сама бумага была выполнена с отменным канцелярским изяществом и вкусом. Сверху листа был мастерски перфорирован российский герб, а по дуге его огибала летящая ракета.

— Что это? — изумился я, — Шутка?

Человек в костюме скептически посмотрел мне в глаза, после чего, повернувшись к окну, слегка отодвинул занавеску, и, взглянув куда-то вниз, безжалостно произнёс:

— Одевайтесь! Через пять минут я жду вас у подъезда.

Он вернул занавеску на место, и, более не глядя на меня, направился к выходу. Хлопнула дверь, и я остался один.

«Что это такое? Что делать-то? Даже если это не шутка, то ведь и правдой быть никак не может, — нервно подумал я, — хотя бы даже потому, что в марсианских захватчиков я ещё готов поверить, но вот в то, что меня назначили главнокомандующим секретным батальоном — никак».

Мне 37 лет, я холост, высшего образования нет, в армии я не служил по причине болезни желудка, ничем особенным никогда не выделялся, учился плохо, часто и неумеренно пью, и к тому же сегодня ничего не ел…

Но, с другой стороны, мне вдруг стало до жути интересно разоблачить этого наглого типа в костюме, которого я прозорливо начал подозревать агентом передачи «Скрытая камера». Ведь если это так, и меня ни с того ни с сего угораздило попасть под взгляды скрытых объективов, то с этого вполне можно было бы что-то поиметь, в смысле материальной награды. А потому я наскоро оделся, выпил из-под крана холодной, противной на вкус воды, от которой у меня тут же началась икота, и побежал по лестнице вниз, навстречу своему негаданному счастью.

Тип в костюме, как и обещал, ждал у подъезда. Он усадил меня в огромный чёрного цвета автомобиль с тонированными стёклами, и мы поехали, скрипя шинами, по асфальту, под пристальные взгляды вечно сидящих во дворе старушек. Икота, мучившая меня, пока я спускался по лестнице, теперь прошла, и я, иногда громко бурля сырой водой в пустом желудке, сидел молча, в предвкушении разгадки и приза за причинённые мне неудобства.

Всю дорогу мой утренний гость молчал и смотрел на мелькающие за окном городские улицы. Машину вёл шофёр, такой же молчаливый и пасмурный, а я всё пытался, ненавязчиво обшаривая глазами внутренности салона, отыскать маленький глазок камеры. Впрочем, это мне не удалось, но, зная современное развитие технологий, я и не удивлялся. Современная техника дошла до того, что снимает в режиме реального времени развитие зародыша, что уж говорить о простой скрытой камере, размер которой может быть с булавку.

Однако меня насторожил тот факт, что машина, проехав по Никольской улице, беспрепятственно въехала в ворота Кремля, и, замедлив движение, подкатила к одному из зданий с чёрными дверьми. Тип в костюме вышел из машины, и, повернувшись ко мне, попросил следовать за ним. Я, испугавшись, сам не зная чего, поспешно вылез и покорно пошёл следом. Встречавшаяся на пути охрана также беспрепятственно пропускала нас, даже не спрашивая документов, а лишь почтительно отдавая честь моему провожатому.

Наконец мы подошли к дверям лифта, и мой утренний визитёр, достав из кармана какой-то миниатюрный предмет, прижал его к панели на стене. Двери открылись, и он взглядом приказал мне войти в кабину. Сам он зашёл следом, и, также приложив к панели в кабине свой хитроумный ключ, набрал комбинацию цифр на маленьком дисплее слева. Двери закрылись, и кабина лифта беззвучно, но очень быстро, о чём явственно просигналил мой больной желудок, начала опускаться вниз.

Лифт ехал долго, и я, пытаясь подсчитать, сколько с такой скоростью и за столь длительное время можно проехать этажей, ужаснулся получившейся в моей голове цифре.

— Неужели это правда? — спросил я пересохшим горлом, и, побледнев, посмотрел в сторону таинственного человека.

Тот лишь едва заметно кивнул, но, весьма возможно, мне это показалось, так как именно в этот самый момент лифт резко остановился, и, не медля ни секунды, распахнул двери.

Мы вышли и попали в огромных размеров зал. От самого порога лифта шла красная ковровая дорожка, и в самом её конце я, прищурившись, разглядел стол, за которым сидели двое.

Мой провожатый, поравнявшись со мной, повёл меня к этому столу.

Уже на подступах, когда до сидящих за столом оставалось каких-нибудь пятьдесят-шестьдесят шагов, я панически узнал одного из них.

Это был президент. Он сидел в точно такой же собранно-расслабленной позе, положив руки на стол, в какой его обычно показывают по телевизору в новостях. Второго я никогда в телевизоре не видел, но почему-то сразу понял, что человек этот очень влиятельный и авторитетный.

Второй был одет в мундир с генеральскими погонами, а рядом с его ладонями размером с медвежью лапу, лежала зелёная фуражка. Сам его вид поражал своей колоритностью, и в нём чувствовалась харизма героического человека, прошедшего тяжёлые испытания судьбы. Он был абсолютно лыс, у него не было ни усов, ни бороды, зато лицо вертикально пересекал чудовищный шрам. Шрам поразил лицо слева, начинаясь от самого темечка, он пересекал левый глаз по центру и заканчивался на подбородке, искажая траекторией мужественные губы. Левый глаз был закрыт, и закрыт явно навечно.