Лунный синдром (сборник) - Михаил Бочкарёв

Но и тогда, когда Лариса вновь одалживала в дрожащие руки два булькающих сосуда, деньги не находились. За водку приходилось платить из собственного кармана. Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока Лариса не сказала — «Хватит!». Она перестала кредитовать обнаглевших алкоголиков и на все мольбы и демонстрации предсмертных обмороков отвечала твёрдо — «Нет!». Тогда некоторые вконец обезумевшие от яда зелёного змия элементы повадились водку у Ларисы красть. И опять за недостачу платила она свои кровные рубли.

Начальник Ларисы, Сысой Каримович Хачималакян, был человеком жадным, а потому работали в магазине всего две продавщицы посменно, Лариса и Вера, недалёкая хохлушка, приехавшая десять лет назад покорять Москву, но тут же «залетевшая» от первого попавшегося таксиста, разродившаяся сыном Лёшкой и сильно потолстевшая. Понятное дело, что охранника Сысой Каримович нанимать не стал, в целях экономии. Всю бухгалтерию вёл сам, успешно скрывая от налоговых органов большую часть прибыли, а всю ответственность за сохранность товара возложил на плечи Ларисы и Веры. Женщины, конечно, поначалу пытались сопротивляться такому недальновидному положению дел, но Сысой Каримович отвечал просто и доступно:

— Слюшай! Нэ нравэтса — ухады!

Уходить было некуда, и продавщицы, за глаза понося хозяина всем спектром родного языка, оставались трудиться.

Но больше всего опасалась Лариса, что однажды в магазин заявится настоящий бандит, и не просто стащит бутылку дешёвой водки, изобретённой из технического спирта и ржавой водопроводной воды в подвале соседнего дома, а пригрозит дулом чёрного пистолета и унесёт с собой всю выручку за день. И ничегошеньки Лариса сделать не сможет, никак не получиться у неё воспротивиться такому бандиту.

Лариса сидела на стульчике за прилавком и разгадывала кроссворд. Вот уже полчаса она ломала голову над словом из семи букв, к разгадке которого должен был привести простой, казалось бы, вопрос: «Самый известный натюрморт Петрова-Водкина?». У Ларисы уже были две разгаданные буквы в клеточках, вторая «е» и последняя «а», но название картины никак не всплывало в сознании продавщицы.

Может быть, потому, что в фамилии художника присутствовало столь нелюбимое Ларисой слово «водка», вызывающее в ней смутную тревогу и отвращение. Она таращила глаза на шахматную доску кроссворда, и со стороны больше всего напоминала жареного в масле толстолобика на сковородке.

Скрипнула дверь, и Лариса увидела, как в магазин вошли два самых обыкновенных подростка. Внимательно осмотрев их, продавщица идентифицировала покупателей как неопасных, и снова погрузилась в разгадку слова. Краевым зрением она видела, как покупатели, встав у витрины в дальнем углу, о чём-то перешёптываются. Внимание Ларисы к ним угасло, и она, снова округлив глаза, погрузилась в разгадку слова, которое неуловимой бабочкой уже звенело в голове, но никак не вырисовывалось чётко. Не прошло и минуты, как она заметила надвинувшиеся из-за прилавка тени подошедших покупателей, Лариса подняла глаза, и, к ужасу своему, увидела вовсе не тех, кого ожидала увидеть.

Перед ней возвышались двое громил, с лицами, нетронутыми интеллектом, как девственный ландшафт пустыни, до которого ещё не добралась индустриальная цивилизация. Один криво улыбнулся, и Ларисе, конечности которой вмиг онемели, будто наколотые новокаином, стали видны жёлтые кривые зубы, обладатель которых, казалось, и не подозревал о высочайших достижениях современной стоматологии.

Второй мордоворот, наоборот, выглядел крайне суровым и обиженным, как если бы всю жизнь думал про себя, что красив подобно американской кинозвезде Бреду Питу, но вдруг впервые увидел себя в зеркале. Лариса поняла, что все её опасения, столь долго таящиеся внутри трепетной души, были не напрасны.

Кривозубый положил лопатоподобную клешню на прилавок, и, обдав бледнеющую продавщицу зловонным перегаром, прохрипел.

— Деньги давай!

Лариса, и не помышляя ни о каком сопротивлении, открыла кассу, загребла ватной рукой всю покоящуюся там наличность и протянула грабителям. Сердце её в этот момент сорвалось куда-то вниз, как рухнувшая с небоскрёба люлька чистильщиков окон, ноги подкосились, и Лариса, теряя сознание, начала заваливаться срубленной берёзкой под прилавок. Упав, она задела массивным телом картонную коробку с пресервами «сельди атлантической», и за долю секунды до того, как сознание её отключилось, она вспомнила наконец-таки ответ на вопрос из злополучного кроссворда. Натюрморт Петрова-Водкина назывался «Селёдка».

3

Шкиперман Вахтанг очень любил автомобили. Особенно дорогие иномарки. Однако сам он являлся обладателем отнюдь не шикарного блестящего синевой «глазастого мерина», о котором неудержимо мечтал, а синей «шахи», купленной за триста долларов около полугода назад у своего земляка Гоги Цванидзе, который слыл бессовестным аферистом, и имел слишком уж не внушающую доверия физиономию, глядя в которую порядочному человеку тут же хотелось плюнуть туда и навсегда забыть эти маленькие крысиные глазки, багровый клюв носа и отвислые беляши щёк.

Но цена, предложенная Цванидзе, была столь привлекательной, что Вахтанг, хоть и чуял подвох, но купил-таки вожделенный транспорт. Машина оказалась неоднократно битой, а потому ездила с трудом и крайне редко. Завести её получалось не всегда, и для этого требовался особый талант, которого у Вахтанга не было. Впрочем, поездки на ней назвать удовольствием тоже было сложно: по дороге она плыла примерно как прохудившийся баркас в колышущемся пятибалльным штормом море. На каждом микроскопическом камушке её подбрасывало и безбожно трясло, в салоне пахло бензином и тухлой ставридой, а днище было совершенно прогнившим, сплошь в грубых пробоинах, будто атакованный армадой балтийского флота крохотный алюминиевый катерок.

Вахтанг давно мечтал продать её какому-нибудь лопуху, но таковых не находилось. Все, кто приходил на осмотр автомобиля, тут же разворачивались, и решение о купле-продаже поспешно отменяли, не приблизившись к товару и на три метра.

Но сейчас Вахтанг нёсся по дорожному полотну вовсе не на своей развалине. Вот уже неделю как он обрёл должность персонального водителя одного чрезвычайно богатого банкира. Взяли Шкипермана на эту работу по большому блату, а потому работой он дорожил и крайне гордился. Но более всего в новой должности Шкиперман радовался не зарплате в одну тысячу условных единиц, а возможности ездить на шикарном автомобиле «Лексус».

Когда его хозяин — Роман Каримович Барбановский, после всех дневных поездок, переговоров и совещаний возвращался домой, в свою резиденцию на Рублёвском шоссе, Вахтанг был свободен и волен распоряжаться автомобилем по своему усмотрению. Конечно, это время он обозначивал, как необходимое для ухода за машиной, но на самом деле просто гонял по магистралям, воображая себя настоящим владельцем роскошного железного зверя.

За последнюю неделю Вахтанг встретил столько завистливых взглядов из-за стёкол соседних колымаг в свой адрес, сколько не встречал, пожалуй, за всю свою жизнь.

Вахтанг, в очередной раз замечая тоскливо-подавленный взгляд, делал надменное лицо, и, трогаясь с места со скоростью сто двадцать километров в час, уносился ракетой вдаль, оставляя позади оскорблённых и униженных попутчиков.

Но была у Вахтанга одна серьёзная фобия. Он безумно боялся инспекторов ДПС. Боялся животным страхом, как юркий суслик боится проворной змеи, как одинокое дерево в поле боится разящего меча молнии. И объяснить самому себе этот страх он не мог. Все документы были у него в порядке, правил он почти не нарушал, был водителем аккуратным и внимательным, за рулём никогда не позволял себе выпить даже пива, но всё равно, едва на горизонте начинал маячить постовой, едва в зеркале заднего вида вырисовывалась бело-голубая патрульная машина, Вахтанга охватывал страх, пульс учащался, и мысли в голове начинали путаться и метаться, как суматошные куры, застигнутые в курятнике стаей лисиц. И инспектора, будучи в силу профессии людьми чуткими, словно угадывали его состояние и всегда находили, к чему придраться.

Была ночь, Вахтанг еле слышно рулил по окружной дороге, наслаждаясь приятной музыкой, льющейся из дорогой стереосистемы своего (как ему представлялось) «Лексуса». Он даже не ехал, а, скорее, парил птицей в струях попутного ветра, мысли его плавно текли журчащим ручейком в горах Абхазии, и, казалось, ничто не может нарушить его счастье, как вдруг вдалеке на обочине замаячил луч фонарика.

— Ну, ёп твою мать! — не удержался Вахтанг. Он сбавил скорость, но всё равно неминуемо приближался к источнику света. Когда он подъехал совсем близко, луч фонаря упёрся в лобовое стекло, и Вахтанг, зажмурившись, затормозил. Как он и опасался, на дороге стоял инспектор ДПС. И был он не один. Рядом с ним, нагло расставив ноги, покачивался на мысках широкоплечий омоновец с ручным автоматом на плече. Инспектор приблизился к машине, и Вахтанг, в момент потёкший струйками холодного пота, как сжатая ладонью губка, открыл окно и протянул подрагивающей рукой документы.