От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г. - Иван Касьянович Кириенко

подчиненных угрозами и несбыточными обманными словами, как мулов, везти ненужный им товар, в неведомом для них, но отлично ведомом вам направлении. Вы только и делали, враждовали из-за русских риз и возжигали пламя на могиле чужого, неизвестного солдата…

Надгробье пышное, достойное царей,

Под ним – холодный прах безвестного солдата,

Всей гордой нации неведомого брата,

Родного сына всех несчастных матерей…

К безвестному бойцу с зари и до зари

Со всех концов страны паломники стремятся,

И гимн над ним звучит, и речи говорятся,

Смиренно перед ним склоняются цари.

А на востоке, там, где с бурей говоря,

Шумит-гудит тайга – там сумрачно, уныло,

Без камня, без креста, безвестная могила

Хранит священный прах Российского Царя.

В. Сумбатов

Русские люди! Прочтите еще раз обращение Государя, Главы Династии, Его Императорского Высочества, Великого Князя Владимира Кирилловича к свободному миру и Его неоднократные призывы к русским людям, военным и к молодежи объединиться возле Него – и да станет вам стыдно. Пора вернуться на древний исторический путь и по заветам наших предков 1613 года сплотиться возле вашего Государя, Главы Династии, и дайте преемнику этой славной Династии, столько сделавшей, но не оцененной, на благо народа опору для вашего счастья, для вашего же возвращения на родину.

Не довольно ли терпеть? Мы верили и надеялись на всех, кто торговал и покупал украденные у нас ложки, кто спекулировал на русских слезах и крови. Не довольно ли?

Вспомните о забытом долге перед Царем и Отечеством и о том страшном ответе, который каждый даст перед престолом Всевышнего.

Красивое прошлое обязывает к благородному настоящему, и всеми силами души я хочу, чтобы мои слова, как звуки могучего набатного колокола, проникли в ваше сознание, как небесный гром потрясли ваши заснувшие души. Но для этого я слишком слаб, не нахожу жгучих, захватывающих слов. Но тут, внутри, горит страстный призыв. Пора, господа офицеры, вернуться на старый офицерский, исторический путь – путь чести и славы, верности и долга памятуя, что промедление смерти подобно. Бьет двенадцатый час. Царь и Отечество ждут подвига, они зовут. И пусть презрение родного, страдающего народа, проклятие потомства и все невзгоды падут на тех, кто ныне, забывая долг и родину, цель жизни видят в личном благополучии.

Уже исчерпались все сроки.

Пора, гг. офицеры и русские люди, и наша молодежь, как сказал генерал Краснов, подать рапорт: выздоровев сего числа от русской революции, службу Его Императорского Величества нести могу.

Господи благослови, да будет так!

Русский офицерский корпус, изменой, предательством и обманом своих генералов, был заставлен молча смотреть на гибель своей родины, преданный во власть разнузданной толпы, опьяненной революционной чернью, не мог поднять своего голоса, а одиночные попытки вызывали только волну кровавых расправ со стороны завладевших кормилом правления, сумасшедших изменников. Уже более чем на ⅔ поредевшие ряды офицерского корпуса вследствие потерь в боях, науськиванием специально для этого посылаемых из Москвы и Петрограда агитаторов, были растерзаны озверевшей солдатской массой на фронте и расстреливаемы по городам. Планомерно твердо и невероятно жестоко революционная новая власть уничтожала еще способных к протесту и готовых отдать жизнь свою на спасение гибнущей родины. Часть когда-то мощного офицерского корпуса русской императорской армии пала от вражеских пуль на полях сражений, часть была убита своими же обезумевшими солдатами, а счастливо избегнувшие смерти и вернувшиеся по своим домам были вылавливаемы и расстреливаемы тысячами. Люди порядка, чести и долга были не нужны и опасны для власти, опирающейся на отбросы русского народа да на штыки спешно сформированных его революционных войск на 90 % состоявших из наемников китайцев и латышей – этой красы русской революции, называвшейся бескровной, но залившей морем крови многострадальную нашу Родину.

Три причины заставили меня взяться за перо и бесхитростно, правдиво записать, как сумел, свои воспоминания о том, что я видел, слышал и хорошо знаю.

1. Это мой долг перед Богом, Царем и Отечеством, как верующего человека перед святым причастием, рассказать всю правду и не уносить с собой в близкую могилу то, что может помочь разобраться, хоть немного, в правде новому поколению, становящемуся нам на смену.

Есть еще много моих соратников, разбросанных по свету, участников двух войн, начавших со мной формирование Добровольческой армии, вышедших вместе в 1-й Кубанский поход и находившихся в рядах вооруженных сил Юга России и в Крыму. Всему тому, что я пишу, они суть живые свидетели.

2. Не так давно мною прочитанная брошюра «Павловский Гобелен» Старого Кирибея (издание «Владимирского Вестника»), перевернувшая мне душу, и которую советую всем прочесть.

3. Полученная мною листовка «В защиту Храма в Священную Память Государя Императора Николая II» в Брюсселе, против кощунственного желания группы лиц поставить в храме-памятнике доску с именем Корнилова (думаю, что это желание явилось благодаря незнанию правды, скрываемой от всех). Корнилова – этого изменника, предателя, способствовавшего своими действиями убийству всей Царской Семьи.

Эта третья причина возмутила меня и окончательно толкнула взяться за перо.

Глава XXVI

К вопросу о постановке в храме-памятнике Государю Императору Николаю II доски с именем генерала Корнилова

В номере журнала «Часовой» от 15 сентября с. г. появилось письмо полковника Бояринцева «от имени всех корниловцев, в рассеянии пребывающих» и касающееся вопроса о постановке в храме-памятнике в Брюсселе доски с именем генерала Корнилова.

На это письмо, содержащее ряд выпадов лично против меня, а также совершенное искажение фактов, я послал ответ редактору «Часового» г. Орехову, который вопреки литературным обычаям и закону в помещении ответа мне отказал. Не стоит, конечно, останавливаться на политических изворотах г. Орехова, страдающего, вероятно, светобоязнью, но в ответ не только на письмо полк. Бояринцева, но и на всю ложь, которая неустанно плетется вокруг вопроса о храме-памятнике Государю Императору Николаю II, я считаю своим долгом вновь обратиться к русскому общественному мнению.

Вопреки утверждению сторонников ген. Корнилова, ни я, ни другие мои единомышленники, не отрицая боевых его заслуг и его выдающейся роли в Белом Движении, но мы утверждаем, что для имени генерала, примкнувшего к революции с первого дня и ревностно ей служившего, нет места в храме, посвященном памяти царственных жертв, на которых он поднял преступную руку свою.

Мы утверждали и утверждаем, что ген. Корнилов был назначен в Петроград революционной самозваной властью, что он арестовал императрицу Александру Феодоровну и держал под стражей Царскую Семью, что он наградил георгиевским крестом унтер-офицера Кирпичникова – изменника и