Летняя королева - Чедвик Элизабет

По крайней мере, все закончилось быстро. Советники убедили Людовика, что чем дольше мужчина находится в теле женщины, тем больше жизненной силы она забирает у него, чтобы согреть свое холодное нутро, и что исполнение супружеского долга может серьезно ослабить мужчину. Через несколько секунд он вздрогнул в экстазе, его крик застрял в горле, вырываясь короткими звуками.

– Вот так, – выдохнул он, отстраняясь от нее. – Я дал тебе семя; теперь иди – молись и роди мне сына.

Алиеноре удалось выйти из комнаты, держась прямо и с высоко поднятой головой, но, как только она оказалась за дверью, ее вырвало. Когда она добралась до своих покоев, то упала на колени и стала молиться. С семенем Людовика, облепившим ее бедра, она просила Господа простить ее грехи и благословить ребенком, а потом, распростершись ниц, поклялась на костях святой Радегунды, что освободится от этого брака любой ценой.

26

Венгрия, лето 1147 года

Дождь начался снова, когда повозка перед Алиенорой затряслась и остановилась, ее колеса увязли в жидкой грязи, взбаламученной бесконечным потоком французских солдат и паломников. Немецкие крестоносцы, что обогнали их, прошли здесь стаей саранчи, лишая французов провианта, настроили местное население против любых гостей и превратили дороги в месиво.

Солдаты и паломники поспешили подставить свои плечи под заднюю часть телеги, а другие бросили в трясину бревна и части оград, чтобы вытолкнуть из ямы. Пока они толкали, навалившись все разом, один человек упал, а когда он, шатаясь, поднялся на ноги, с него капало, как с первобытного демона. Другой потерял в жиже сапог, и ему пришлось копаться в грязи руками, как нищему в миске похлебки в поисках мяса.

Жоффруа де Ранкон вручил Алиеноре плащ из прочной вощеной кожи, с капюшоном.

– Боже правый, мадам, – пробормотал он, – такими темпами мы не доберемся до границы до заката.

Поморщившись, Алиенора с трудом натянула плащ. Накидка не успела как следует просохнуть с прошлого раза, и к запаху пчелиного воска и кожи примешался запах сырости и дыма. К вечеру, когда они разобьют лагерь, от нее будет вонять, как от угольной жаровни, но уж лучше так, чем промокнуть до нитки и покрыться клейкой грязью, как большинство этих несчастных.

После долгих толчков, проклятий и борьбы телега в конце концов выкарабкалась из трясины и покатилась по своему извилистому пути, но за ней следовали другие телеги, и их ждала та же участь. Алиенора понятия не имела, где находится Людовик, разве что где-то впереди, и, по правде говоря, ей было все равно, лишь бы он не попадался ей на глаза.

Они были в пути уже шесть недель, отправившись из Сен-Дени в конце мая. В жаркий день в присутствии папы Евгения Людовик принял знамя-орифламму из рук аббата Сугерия на тщательно продуманной церемонии, чтобы пожелать французской армии удачи и успехов на долгом пути в Иерусалим через усеянные костями поля сражений Эдессы, Антиохии и Триполи. Алиенора задыхалась от жары в многослойном парадном одеянии. Аделаиде тоже было несладко, и на мгновение женщины пришли к согласию, стоя бок о бок и с трудом вынося духоту.

Людовик удалился, чтобы пообедать в прохладе аббатства с его святейшеством и прочими священнослужителями. Всем остальным пришлось ждать снаружи, и Алиенора добавила к списку невысказанных претензий невнимательность и пренебрежение супруга.

Однако ей хотя бы не пришлось ехать рядом с Людовиком. Армия была разделена на части, и она ехала либо со слугами и багажом в центре, либо с рыцарями из Аквитании под руководством Жоффруа де Ранкона. Последний вариант ее более чем устраивал, так как среди своих она пользовалась уважением.

Алиенора старалась не думать о прощальных словах, которые она произнесла на ступенях Сен-Дени, но та сцена все равно возвращалась к ней в мыслях. Крепкие объятия Петрониллы и слезы, навернувшиеся на глаза сестры, напомнили Алиеноре об отъезде их отца в Компостелу.

– Что я буду делать без тебя? – всхлипывала Петронилла.

– Жить, – ответила Алиенора, у нее перехватило горло, а глаза наполнились слезами. – Живи, сестра моя, и заботься о Марии до моего возвращения.

– Буду заботиться, как о собственной дочери, – рыдала Петронилла.

Детей в Сен-Дени не привели. Алиенора поцеловала Марию на прощание в гостевом доме. Сказала, что привезет ей драгоценности из Константинополя, шелка и ладан из дальних стран и свечу от Гроба Господня в Иерусалиме, чтобы освещать ее путь на Божьей стезе. А потом вышла из комнаты, закрыла дверь и глубоко похоронила все чувства.

Вдалеке прогремел гром, и Алиенора вздрогнула. Десять дней назад на дороге из Пассау в Клостернойбург в повозку ударила молния, возница и лошади погибли мгновенно.

– Будем надеяться, что после переправы через Драву станет легче, – пробормотал ее коннетабль Сальдебрейль де Санзе, глядя на небо из-под обода шлема. – Потоп нам точно не нужен.

Алиенора согласилась с ним и вознесла безмолвную молитву. В последнее время она стала горячо интересоваться погодой. Когда шел дождь, дороги быстро превращались в трясину, а переправа через реки становилась вопросом жизни и смерти. Переправы через Рейн и Дунай были в меру простыми благодаря крепким баржам на первой реке и прекрасному мосту через вторую. Алиенора считала, что им следовало отправиться морским путем через Сицилию, но Людовик отказался из-за вражды между Рожером Сицилийским и Конрадом, императором Германии. Людовик не хотел ссориться с немцами, поэтому они отправились в Константинополь по суше. Пока что они прошли через Мец, Вормс, Вюрцбург, Ратисбон, Пассау и Клостернойбург, направляясь к переправе через приток Дуная, лежащий на их пути в Болгарию.

Вскоре после полудня они прибыли на место, где неделю назад немцы разбили лагерь, готовясь к переправе через Драву. Земля была грязной и местами затопленной. В окрестностях было пусто; лошади съели всю траву, и армии Людовика пришлось довольствоваться тем, что они привезли с собой. Поскольку половина этого добра находилась в запряженных повозках, тянувшихся по дороге, в ближайшее время никому не удалось бы устроиться хотя бы с минимальным удобством.

Немногочисленных суденышек, барж и плотов на берегу реки было недостаточно для перевозки лошадей. На двух плотах удалось переправить пару телег и двадцать человек, но путь был мучительно медленным. Лошадей пришлось переправлять вплавь, и хотя при входе в реку берег был пологим, противоположный оказался гораздо круче, и лошади только взбивали грязь, пытаясь выбраться на твердую почву.

Алиенора с трепетом смотрела, как конюх ведет ее пятнистого мерина. Течение было довольно спокойным, но вода мутной и грязной, и Алиеноре казалось, что вот-вот водяное чудовище вынырнет и проглотит ее лошадь и всадника. В бестиариях ей встречались рассказы о таких существах. Например, о крокодилах. Интересно, водятся ли в Венгрии крокодилы?

Мутная гладь реки вспенилась под каплями дождя, когда Алиенора оперлась на руку Жоффруа де Ранкона и вошла на баржу, чтобы переправиться на дальний берег. Ее конюх, одетый только в рубашку и бриджи, вошел в реку вместе с конем, ухватив его за гриву у холки и подгоняя животное ободряющими возгласами, когда они вышли на глубину и поплыли, причем конюх тянул коня за собой. Серый был спокойным и сильным, и они без труда добрались до дальнего берега, но других подхватило течение и унесло вниз по реке. Некоторые животные отказывались входить в воду. Одна лошадь запаниковала на мелководье и ударила копытом о борт баржи. Гизела закричала, а Алиенора ухватилась за рукав Жоффруа, чтобы удержаться на ногах. Ругаясь, всадник поволок лошадь назад к болотистой кромке реки, а затем развернулся и с размаху плюхнулся в воду, разбрасывая мутные брызги. Жоффруа быстро повернулся спиной к потоку, притянув Алиенору к себе, закрывая обоих плотным плащом от воды.

– Спасибо, – сказала Алиенора, бросив на него короткий взгляд.