Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов

собственной гибели. И тут же появлялись мысли, что всё равно он счастлив, ведь он совершает достойный поступок…

В Эпире, где размещался военный лагерь Помпея, Цицерона встретили с воодушевлением и радостью. Зная его военный опыт в Киликии, ему предложили немедленно возглавить отряд всадников, но он отказался, сославшись на недомогание с дороги. На самом же деле он хотел присмотреться, чем занимаются помпеянцы: «заметит ли преданности республике, ради чего воины должны сражаться с Цезарем?»

На деле Марка поразило слабое командование войском; он повсюду слышал разговоры не о защите республики, а о грабежах, наживе и скоро понял, насколько всё, что творится вокруг, далеко от его идеалов, и с ужасом представил, сколько эти люди проявят жестокости, если победят…

Цицерону так и не пришлось участвовать в боях с цезарианцами по причине своего настоящего болезненного состояния. Симулировать не пришлось: в условиях военного лагеря – от неправильного питания и нервного переживания – пробудилась застарелая желудочная болезнь. Марк надолго слёг, но по искреннему убеждению всё время надеялся, что вот-вот поправится и возвратится к жизни, и уже тогда обязательно принесёт Помпею настоящую пользу.

Когда теряют голову

Из Испании в Эпир приходили сообщения, что легионы помпеянцев терпят поражение за поражением, а на Албанских Балканах Цезарь неожиданно проиграл сражение у Диррахия. Помпею показалось, что ход войны с Цезарем переломился в его пользу, вот-вот города Италии начнут освобождаться от власти нового диктатора…

Стало известно, что Цезарь готов пойти на переговоры, найти путь к примирению римлян. Но представитель Помпея в грубой форме заявил, чтобы «забыли о мире, пока им не выдадут голову Цезаря». Помпей не учёл, что длительное противостояние враждебных сторон дало повод для разговоров о мире. Желания продолжать непонятную по целям гражданскую войну римляне не хотели, и Цезарь, уловив это настроение, наглядно проявил свой полководческий гений и у Фарсала разгромил легионы Помпея, несмотря на численное преимущество противника.

* * *

Для Гнея Помпея видеть, как его воины в беспорядке бегут с поля боя, – смерти подобно! Он почти лишился рассудка, видимо, поэтому не предпринял решительных мер, чтобы помешать панике и взять в руки управление войском. Он просидел в палатке в угнетённом состоянии молча, и лишь когда в лагерь ворвались враги, телохранители предупредили о реальной опасности. Помпей встал, накинул плащ и вышел из палатки; в сопровождении нескольких всадников он быстро покинул место своего позора, не обращая внимания на отчаянные вопли раненых за спиной.

После Фарсала Гней Помпей остался без боеспособного сухопутного войска. Оно оказалось деморализованным, воины переходили к Цезарю или дезертировали. Но в распоряжении главнокомандующего находился боеспособный морской флот, какого у Цезаря не было. Боевые корабли могли перевозить войско куда угодно и объявиться в любом невыгодном для Цезаря месте. Но Помпей почему-то им не воспользовался.

Отъехав достаточно далеко от Фарсала и убедившись в отсутствии преследования, Помпей успокоился и наметил направление своего дальнейшего бегства – Митилены на Лесбосе, где в безопасности находилась его семья – жена Корнелия и младший сын. В ближайшей гавани сел на первое попавшееся римское судно, повернув его на Лесбос.

Забрав семью, направился морем в Египет, где надеялся найти надёжное убежище, а ещё военную поддержку от царя Птолемея…

Двенадцатилетний Птолемей Дионис находился под тройной опекой – главного евнуха Потина, учителя – грека Феодота и командира греческой охраны Ахилла. Опекуны регулярно получали сообщения с театра военных действий в Италии и уже знали о поражении Гнея Помпея. Намерение беглого римского полководца найти в Египте убежища ввергло их в тревогу: стоит ли проигравшему римлянину помогать, если это вызовет гнев победителя? Но отказать Помпею так же опасно – у него обязательно найдутся союзники, кто может отомстить египтянам…

На совете опекунов Феодот предложил принять нежданного гостя, затем убить – ведь «мёртвые не кусаются»… Никто не возражал, только спорили, как всё исполнить, чтобы не вызвать подозрений.

* * *

Корабль с римскими беглецами приближался к египетскому берегу, уже просматривалась александрийская гавань. Помпей понимал, что рассчитывать на торжественную встречу на берегу не приходится – не будет ни царствующей особы, ни придворных вельмож, ни блестящей свиты.

При входе в гавань он заметил корабли египтян: прикажут – они потопят его судно или пленят всех и убьют. В этот момент Помпей думал не о себе: ради близких он пойдёт на любые договорённости… Ещё теплилась надежда на лучший исход печального путешествия…

От берега отчалила лодка; усилиями обнажённых гребцов она быстро приближалась. Помпей насчитал троих воинов – по обличью римлянин и двое греков. В римлянине узнал центуриона Септимия: когда-то он воевал под началом Помпея против Митридата. У Помпея отлегло от сердца, он бодро крикнул:

– Узнаю старого товарища! Я не ошибаюсь?

Септимий ответил невнятно и указал на спутников с угрюмыми лицами:

– Феодот и Ахилл, советники царя.

Греки не произнесли ни слова, а Помпей заметил, что все трое старательно отводили глаза… Ему стало не по себе…

Все трое поднялись на палубу по верёвочному трапу. Грек высокого роста, Ахилл, слегка склонив голову, приветствовал Помпея и предложил спуститься в лодку из-за опасности посадить на мель корабль. Септимий молчал. Феодот, соглашаясь с Ахиллом, жестом показал на лодку.

Помпей не рассчитывал на такой приём со стороны царя Египта. Ладно, если на пристани не ожидала царская свита, так ещё подозрительное плавание на рыбацкой лодке. Он в растерянности оглянулся назад – на жену, прижимавшую к себе сына. Ахилл настаивал, обещая тотчас же сопроводить к царю.

Долго раздумывать не приходилось, но тревога не оставляла Помпея. Он обернулся к рыдающей Корнелии и произнёс по-гречески строки из Софокла:

«Когда к тирану в дом войдет свободный муж,

Он в тот же самый миг становится рабом».

Лодка под дружными ударами вёсел понеслась к берегу. Помпей устроился впереди и, достав папирус с заранее сочинённой речью по-гречески, стал просматривать. У самого берега он приподнялся, готовясь ступить на землю, и неожиданно ощутил резкую боль в спине – Септимий с силой воткнул сзади меч. Помпей застонал и упал в лодку, успев натянуть на голову плащ, и уже не шевелился. Последнее, что он услышал, был страшный крик Корнелии; она увидела, как оба грека добивали мужа…

Кормчий римского судна, увидев этот ужас, поспешил поднять якорь и развернуться на выход…

* * *

Через несколько дней в гавани Александрии появились несколько боевых кораблей Цезаря. Он преследовал беглеца, намереваясь взять в плен с одной только целью – чтобы завершить противостояние двух «первых полководцев», доказать, кто достоин почётного звания «Великий».

Цезарь издали заметил на берегу вооружённых людей – он заранее выслал вперёд быстроходное судно, известить римский гарнизон о своём прибытии.

С корабля на пристань перебросили трап. На палубу поднялся воин в кожаном нагрудном панцире; это был Ахилл.

– Аве, Цезарь, приветствую тебя! – произнёс он, вытягивая вперёд правую руку. Обернулся, взял у раба, следовавшего за ним, серебряное блюдо, накрытое куском палаточной материи.

– Тебе подарок, Цезарь! – И, загадочно улыбаясь, откинул ткань…

На блюде лежала… голова с пятнами запекшейся крови и золотой всаднический перстень-печатка.

Цезарь смотрел на то, что осталось от злейшего врага. Радости не испытывал, как и ненависти, – достаточно того, что соперник побеждён… Неожиданно глаза Цезаря увлажнились, он отвернулся, чтобы никто не