Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов

Войско остановилось у Рубикона. Цезарь сказал командирам:

– Если я воздержусь перейти, друзья мои, это будет началом бедствий для меня одного, а если перейду – для всех римлян.

Командиры и войско поддержали полководца, призвали не поступаться принципами…

Цезарь призвал армейских жрецов совершить жертвоприношение, затем обряд гадания по полёту священных птиц – ауспиции. Знаки оказались благоприятными, но полководца тревожили сомнения…

Привели табун коней, пустили на пастбище и стали наблюдать: поначалу кони в испуге разбежались, после успокоились, остановились и начали пастись – добрый знак!

Цезарь продолжал бродить на отлогом берегу, смотрел на реку, воды которой с тихим шелестом проносились мимо, видимо, пытаясь получить ответ тревожным мыслям. Вдруг он обратил внимание на цвет реки: после проливных дождей она обрела красноватый оттенок… И хотя Цезарь понимал, что это частицы цветной глины, поднятые со дна, вывод напрашивался сам собой – это кровь…

Рим ожидают кровавые бедствия! Но этого он не хочет! Но как предотвратить?!

Вспомнил недавнее ужасное сновидение: он насиловал собственную мать!.. Проснулся в холодном поту…

Прорицатель сообщил:

– Отечество тебе родная мать… Ты изнасилуешь отечество…

Сон предрекал выступление против Рима. В таком случае он объявляет согражданам войну… Если перейдёт Рубикон, будет ли это ему знаком победы?.. Вспомнил, что говорил ему Цицерон о Сулле:

– Он однажды перешёл границу нерешительности и стал циничным диктатором, каким оставался уже до конца.

Цезарь пересилит себя и тоже станет циничным. Уподобится человеку, который решительно бросается с кручи в бурлящий поток только потому, что надеется, что выплывет.

Поборов сомнения, Цезарь произнёс по-гречески слова из любимой трагедии Еврипида «Финикиянки»:

– Если преступить закон – то ради царствования; а в остальном его необходимо чтить.

Убедившись, что войско перешло на противоположный берег, Цезарь приказал не продвигаться вперёд, а обустроить временный лагерь. Не в правилах полководца позволять воинам праздно отдыхать. В каждом подразделении назначил командира, ответственного за проведение тренировочных боёв с «неприятелем». В землю врыли брёвна в рост человека, на которых легионеры отрабатывали удары мечами, куда метали копья и дротики. Всадники повторяли раз за разом боевые приёмы: запрыгивали на лошадь с обнажённым мечом или копьём, гастом, в руках – как с правой, так и с левой стороны, – кололи «противника» и бросали гаст в цель на скаку. Трудность заключалась в том, что при наличии уздечек и поводьев вместо сёдел использовалась попона из материи, шкуры или кожи с бахромой для красоты. Не было и стремян, которые появились лишь через шесть столетий…

Понаблюдав за войском до вечера, Цезарь пригласил на ужин гостей, среди которых не было военных, кто находился при его свите. Сидели допоздна, а когда стемнело, Цезарь, сославшись на недомогание, оставил гостей одних продолжать застолье и обещал вернуться. Сам же в крытой повозке в сопровождении охраны поспешил в сторону Аримина – первого крупного города в Италии.

Немногие командиры в войске знали, что накануне Цезарь велел доверенному центуриону набрать полсотни храбрецов, вооружённых только охотничьими ножами, и скрытно отправиться к Аримину, чтобы ночью без шума убрать стражу и захватить городские ворота, при этом рассчитывая только на внезапность и личную храбрость, и продержаться до подхода основного войска.

На подходе к Аримину встретился свой гонец. Командир «отряда храбрецов» сообщал, что «всё прошло как задумано Цезарем, воины ждут подкрепления…».

Когда жители Аримина проснулись, они узнали, что в городе находится галльский легион Гая Юлия Цезаря. Кто-то радовался, а кто-то огорчался или недоумевал.

Из Аримина Цезарь отослал Марка Антония, сопровождавшего все дни после бегства из Рима, обратно в Галлию, в районы, где стояли в резерве остальные когорты Цезаря. Без них начинать переговоры с Помпеем и Сенатом не имело смысла.

После неожиданного и блистательного успеха в Аримине Цезарь перестал колебаться, так как убедился, что способен побеждать даже с малочисленным войском: оказалось достаточно нападавшим иметь отвагу, перед их ошеломительным по быстроте ударом никто не устоит. С этого дня Гай Юлий Цезарь уже не опасался Сената… Он отослал в Рим письмо со своими требованиями: Помпей пусть отправляется наместником в Испанию с одним лишь легионом; войско, набранное как результат «чрезвычайного положения» в Италии, распустить. Если условия Цезаря выполняются, он откажется от наместничества в Галлии и явится в Рим, чтобы лично участвовать в консульских выборах.

* * *

Через пять дней известие о взятии Аримина достигло Рима, появились сообщения о занятии ещё городов на севере Италии. Сенаторы собрались на экстренное заседание, где от Помпея потребовали гарантий безопасности для себя, города Рима и республики. Но главнокомандующий заявил, что для исполнения у него слишком мало легионов.

В городе началась паника. Часть сенаторов предложила направить делегацию к Цезарю – Марк Цицерон был среди них, – однако прошло предложение Катона:

– Гней Помпей – виновник этих великих бед; пусть он сам положит им конец!

Брошенный Рим

Помпей заявил, что ему удобнее защитить Рим, если оставит его и встретит Цезаря на подступах. Призвал сенаторов, консулов, трибунов и магистрат – всех высших должностных лиц – следовать за ним, но тех, кто откажется, он объявляет своими личными врагами как сторонников Цезаря.

«Кто не за меня, тот против меня», – заявил решительно Помпей, а Цезарь разослал по городам Италии свои письма: «Кто не против меня, тот за меня».

Отъезд главнокомандующего и муниципалитета из Рима напоминал повальное бегство начисто проигравших в войне граждан. Впопыхах бросили казну. Не совершили полагающиеся жертвоприношения на случай военного положения. Граждане бежали от страха неизвестности, прихватив с собой ценности. Оставляли дома, имущество на произвол и разграбление чернью, которой всё это было кстати. Жители города метались по улицам, утратив рассудок, с ужасом вспоминали «кровавого» Суллу и его проскрипции… Огромный город стал похож на корабль в бурю, которым уже никто не управляет и брошен на произвол слепому случаю.

Вскоре в Риме затихло, словно в городе мёртвых, некрополе…

* * *

Продвижение войск Цезаря по Италии не сопровождалось захватом городов с сопротивляющимся населением. Народ знал знаменитого полководца, победителя галльских царей и вождей – перед ним без опаски распахивались главные ворота. В те же дни соратник Цезаря Марк Антоний занимает север Италии.

Помпей пока не решается ни на одно сражение, отступает, оправдываясь тем, что занимает более удобные для предстоящего сражения позиции и ради сохранения жизни своих воинов. На самом деле у него не хватало сил.

Единственным городом, гарнизон которого достойно сопротивлялся Цезарю, стал Корфиний. Краткая осада завершилась тем, что городские ворота открыл предатель. Домиций Агенобарб, руководивший обороной, пытался покончить с собой; врач вместо яда, который он затребовал, дал снотворное. Когда Домиций очнулся, Цезарь отпустил его на свободу. А что пленный военачальник ушёл вместе с семьёй, ценностями и внушительной суммой из армейской казны, произвело на командиров Гнея Помпея сильное впечатление. Они стали задумываться, с кем им оставаться…

Через два месяца с начала объявленной Цезарем войны он овладел почти всей территорией Италии. Опустевшая столица покорно ожидала своей участи, и Цезарь воспользовался правом победителя – торжественно вошёл в город. Оставшееся население ожидало жестокости, репрессий и казней, но ничего подобного не последовало!

Пострадал только трибун Метелл, да и то, когда попытался помешать людям Цезаря проникнуть в казённое хранилище ценностей – «из-за отсутствия разрешения Сената». Воины