Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана - Сергей Милошевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты смотри аккуратнее, а то как бы тебе еще не пришлось жениться на этой кикиморе, — зевая во весь рот предостерег Дима. — В деревнях на этот счет порядки крутые — обрюхатил девку и труба — вперед в ЗАГС. Ее родня с тебя не слезет.
— Сынок, не учи отца сношаться! — назидательно произнес Шура, стягивая брюки. Меня еще никто не смог заставить делать то, чего я не хочу. Это во-первых. А во-вторых, я не намерен вечно торчать в этой дыре. С месячишко-другой покантуемся, пока в Одессе про нас не забудут — и айда на родину…
— Ну смотри, тебе виднее…. - проворчал Дима и снова захрапел.
Глава 3. Русский мужик — извечная загадка для человечества…
На следующий день Холмов отправился к председателю колхоза «Лидер октября» Тимофею Степановичу Кобылко — пора было отрабатывать хлеб и крышу и начинать расследовать (или на худой конец, создавать видимость расследования) дело о загадочном умерщвлении скотины. Председатель велел тут же позвать к нему в кабинет колхозного ветеринара и от них Шура узнал следующее. В июне прошлого года пастух Иван Филимонович. или как его все звали Филимоныч, собирая колхозное стадо «до кучи», чтобы гнать его с пастбища на ферму, увидел, что одна из коров валяется на земле без признаков жизни. Ветеринар, за которым тут же сбегал Вовчик, констатировал околевание, а дальнейшее вскрытие показало, что скотина издохла от сильного удара каким-то тяжелым предметом в область нервного сплетения, которое, как известно, находится у коровы чуть ниже и левее шеи. Что это был за предмет, а главное — кто и зачем ударил им несчастное животное — все эти вопросы остались без ответа. Пастух и подпасок ничего подозрительного не заметили, более того — они в один голос утверждали, что к стаду вообще никто посторонний, ни зверь ни человек не приближался. Корову утилизировали, так как ветеринар, не зная точной причины ее смерти, убоялся дать разрешение пустить ее на мясо, а происшедшее списали на случайный удар копытом какой-то другой расшалившейся коровы из стада. О случившемся скоро забыли, но через месил все повторилось с точностью до мелочей — снова кто-то убил колхозную корову на пастбище сильным ударом какого-то предмета в нервное сплетение и снова ни пастух, ни подпасок ничего подозрительного не видели. Когда же случился через какое-то время третий аналогичный случай, в правлении колхоза встревожились не на шутку. По распоряжению председателя Тимофея Степановича Кобылко, во время выпаса стада вместе с Филимонычем и Вовчиком теперь неотлучно находились на пастбище или местный участковый или кто-нибудь из сельского отряда добровольной помощи милиции. Однако в конце сентября, в один из последних дней перед уходом стада на зимовку на ферму вновь была обнаружена издохшая от сильного удара в нервное сплетение корова. И вновь ни Филимоныч, ни Вовочка, а главное — ни дежуривший вместе с ними участковый ничего странного и подозрительного не видели.
После этого случая Тимофея Степановича вызвали в райком партии и устроили ему крепкую головомойку за ненормативный падеж крупного рогатого скота. Ссылки же председателя «Лидера октября» на то, что причиной падежа является какое-то «таинственное, загадочное явление» вызвали у секретаря райкома особое раздражение и он пригрозил Тимофею Кобылко, что ежели это явление повторится еще хоть раз, то тот положит на стол партбилет. Впрочем, когда стадо загнали зимовать на ферму, падеж скота по невыясненной причине вроде бы прекратился. Но не успел Тимофей Степанович перевести дух, как в феврале от сильного удара неизвестным предметом в область нервного сплетения издохла одна из лучших колхозных коров по кличке «Валентина Терешкова», а в марте по этой же причине дал дуба бык-производитель Гиви. Тут колхозное руководство вообще обалдело — постороннему проникнуть на ферму незамеченным было практически невозможно, гипотеза же про «удар копытом» соседней коровы была вообще неприемлема, так как каждое животное находилось в отдельном стойле. (Да и никакой скотине, откровенно говоря, не удалось бы с такой силой, а главное так точно, всегда в одно место попадать своей коллеге в нервное сплетение своим неуклюжим копытом). И хотя обе последние жертвы председателю удалось списать на сильные зимние холода и отсутствие высокопродуктивных кормов, Тимофей Степанович прекрасно понимал, что если таким макаром протянут ноги еще пара-тройка членов колхозного стада, то ему тогда точно придется положить на стол партбилет и податься обратно в агрономы. Времена, как известно, на дворе стояли крутые, «андроповские»…. Так что Шура Холмов оставался у него последней надеждой.
— Судя по характеру ударов, они наносились чем-то вроде кувалды обмотанной тряпкой, — добавил ветеринар. — Сильнейший удар чем-то относительно мягким, во всяком случае не железом.
Из кабинета председателя Шура вышел, растерянно почесывая затылок. Он не имел ни малейшего представления, с какого бока следовало подходить к началу расследования этой действительно весьма загадочной истории. Никакие, даже самые невероятные версии ему в голову не приходили. Поразмышляв минут сорок Холмов вздохнул и отправился обратно к председателю, чтобы попросить того выделить ему в помощь парочку колхозников — Шура решил отправиться на скотомогильник и произвести эксгумацию последних жертв таинственного скотоубийцы. Он понимал, что идея это довольно бредовая и толку от нее будет практически никакого, но ничего другого ему не оставалось — нужно было хотя бы имитировать видимость расследования, чтобы Тимофей Кобылко видел, что они с Димой не зря жрут колхозный хлеб. Шурины предчувствия полностью оправдались — когда выделенные ему в помощь рабочие разрыли яму, его взору предстал полуразложившийся, дурно пахнущий, вымазанный в земле коровий труп. С его помощью можно было достоверно определить, что данная буренка действительно померла, и Холмов распорядился быстрее закопать несчастное животное обратно. Подождав, когда вернутся с пастбища Филимоныч и Вовчик, Шура с пристрастием допросил обоих, но ни пастух, ни подпасок ничего нового ему не сообщили. Все эти факты привели Холмова в уныние.
— «Блин, кажется мы сюда напрасно приехали, — размышлял он, сидя на сломанном ящике возле фермы и попыхивая папироской. — Дело явно полностью безнадежное, а водить председателя за нос, имитируя расследование больше трех-пяти дней, максимум недели не удастся, это факт. А пробыть нам здесь нужно никак не меньше месяца, пока в Одессе все не утрясется. Что же делать?»
После напряженных, продолжавшихся никак не меньше часа раздумий, в Шурину голову наконец пришла блестящая идея. «Нужно завтра пойти к председателю и сказать ему, что, дескать, в результате проведенного следствия кое-что мне выяснить удалось, но для того, чтобы сделать окончательные выводы, необходимо понаблюдать за стадом в течении некоторого времени — скажем, двух-трех недель, а, возможно, и поболе, — потирая руки, с облегчением думал Шура. — Думаю, он согласится, выхода у него все равно нет. А там — извините, не получилось, гуд бай, ариведерчи, алаверды»…..
Приняв такое решение, Холмов отшвырнул в сторону окурок и направился домой. Войдя во двор, он обнаружил там взмыленного Диму, который вот уже полчаса безуспешно гонялся за петухом, которого Галина Семеновна приговорила на заклание в завтрашний суп. Шура, естественно, тут же пришел на помощь другу и они с Димой принялись гоняться за резвой и хитрой птицей вдвоем. Но, увы, с прежним результатом — кося глазом и недовольно кудахча (это кудахтанье особенно раздражало вспыльчивого Холмова). петух вихрем носился по двору и никак не давался в руки, ловко разгадывая все хитроумные обкладные маневры друзей. Минут через сорок, доведенный изворотливой птицей до окончательного умоисступления, Холмов плюнул, яростно выругался и бросился в дом. Вскоре он вылетел оттуда с револьвером в руке и принялся палить в петуха. Уже второй выстрел оказался удачным — резвая птица споткнулась и повалилась на бок. 3атем, буквалъно в ту же секунду произошло нечто странное — после негромкого хлопка петух в сотые доли секунды раздулся и… лопнул, точнее разлетелся на мелкие кусочки. Удивленно переглянувшись, Дима и Шура подбежали к тому месту, где еще несколько мгновений назад находился желто-красный красавец-петух и обалдело уставились на мокрое место, вокруг которого, словно снежинки в январе, кружили забрызганные кровью перья. Недоумевая, Холмов поднял двумя пальцами с земли кусочек лапки несчастной птицы, задумчиво повертел его перед носом и вдруг нервно рассмеялся, хлопнув себя рукояткой револьвера по лбу.
— Ах я старая галоша! — воскликнул он. — У меня же в барабане револьвера один патрон был разрывной! Вот он-то в петуха и угодил. Обидно, классный патрон был, от немецкого карабина, я его по случаю достал.