Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана - Сергей Милошевич

— Ну, еще чего выдумал, козел недоношенный! — неожиданно произнесла она с раздражением и швырнула записку на землю. — Тут ему что, гостиница или что?… Да еще с харчами… Тут самой жрать нечего, дык еще каких-то козлов корми. Да пошли вы все!

И, резко повернувшись на каблуках галош, словно солдат после команды «кругом!», мадам Палкина также неторопливо засеменила к дому. Шура и Дима оторопело, раскрыв рты, смотрели ей вслед.

— Стой, зараза! — опомнившись, заорал Холмов. — А ну быстро шагай сюдой обратно. Мы из милиции…. Услышав слово «милиция» Галина Семеновна Палкина моментально замерла на месте с поднятой ногой, словно в кинофильме, когда механик остановит кадр.

— Да иди же сюда — продолжал бушевать Шура Холмов, все более выходя из себя. — Иди, побеседуем на тему, как нехорошо государству ссуду не возвращать, в количестве двести пятьдесят рублей… Не успел Шура закончить последнюю фразу, как Галина Семеновна мнгновенно, как Конек-Горбунок перед Иванушкой, очутилась у ворот. Мельком взглянув на Шурино удостоверение, она бросилась отпирать калитку.

— Так бы сразу и сказали, мальчики, — бормотала хозяйка, изображая рукой гостеприимный жест. — Милости прошу, заходите, будьте как дома…

Глава 2. «Кучнее сажать сельскохозяйственную продукцию»

Обосновавшись в отведенной им Галиной Семеновной Палкиной небольшой, но светлой комнате, где стояли две огромные никелированные кровати, шифоньер да массивный, круглый стол, уставшие с дороги Вацман и Холмов сразу завалились спать. Проснулись они лишь под вечер, когда солнце уже быстро, словно катящийся с обрыва булыжник, валилось за горизонт. Наскоро натянув спортивные штаны, друзья вышли на улицу, с хрустом потягиваясь и балдея от пьянящего, ароматного, хотя и довольно прохладного вечернего воздуха.

— Чисто санаторий! — блаженно пробормотал Холмов, глядя на густой сад, начинавшийся сразу за домом Галины Палкиной, земля которого была усыпана белыми и розовыми лепестками оцветающих фруктовых деревьев.

— Где бы мы еще так отдохнули, Вацман?… Не-ет, и вправду, что Бог не делает — все к лучшему. В это время неподалеку раздалось страстное, тоскливое, разноголосое мычание, послышался звон колокольчиков и мимо забора неторопливо проплыли несколько десятков грязных, тощих, покрытых коростой коров с раздувшимися от первой весенней травки животами. Это возвращалось с пастбища колхозное стадо. Увидев коров, Шура вспомнил о поводе, благодаря которому они с Димой приехали в Хлебалово (о нем, Шура, откровенно говоря, уже успел позабыть). настроение его несколько ухудшилось.

— «Черт, а ведь придется хоть для видимости, для отвода глаз, но расследовать это дело о сдохнувших коровах, — подумал он, закуривая. — Хотя, конечно, это дело гиблое, скорее для ветеринара или зоотехника, чем для детектива. Хрен знает, в самом деле, от чего дохли эти твари. Ладно, поживем-увидим, смыться отсюда всегда успеем»….

Между тем, весть о том, что в Хлебалово, по просьбе председателя приехали два опытных оперативных работника из самой Одессы, которые остановились у Галки Палкиной, мгновенно распространилась по всему салу. Поэтому, не успели Дима и Шура «засветиться» во дворе, как заскрипела калитка и перед ними, широко улыбаясь, стоял первый гость, прибывший для того, чтобы, как он выразился «лично зафиксировать свое почтение и поближе познакомиться с приезжими». Это был сосед их хозяйки, бывший замполит полка морской пехоты, майор в отставке, Антон Антонович Еропкин. Демобилизовавшись по причине достижения максимального для звания майора возраста (нового звания ему упорно не присваивали, почему — об этом будет сказано ниже) Антон Антонович вернулся на родину, поселился у своих престарелых родителей и устроился военруком в сельскую школу. Семьи у отставного майора не было.

— Стало быть, вливаетесь в ряды тружеников сельского хозяйства, — продолжая улыбаться во весь рот, констатировал Антон Антонович Еропкин, после церемонии знакомства.

— Временно вливаемся, — подтвердил Холмов. — На время служебной командировки.

— Ну и вливайтесь себе на здоровье! — окончательно расцвел сосед Галины Палкиной. — Только я так понимаю, что насухую вливаться вроде как несподручно, так что….

— Понятно… — вздохнул Холмов. — Вацман, будь добр, сходи пожалуйста в нашу комнату и принеси пять рублей.

Получив пять рублей, Еропкин несколько раз многозначительно подмигнул Диме и Шуре и моментально исчез. Впрочем, не прошло и пяти минут, как он вернулся, с трехлитровой бутылью, наполненной мутновато-белесой жидкостью.

— А ну-ка, Семеновна, сооруди-ка нам быстренько закусочку! — командирским тоном произнес бывший замполит, обращаясь к хозяйке. Было заметно, что в этом доме он частый гость и свой человек. Вскоре все четверо, включая хозяйку, сидели во дворе, под цветущей вишней, за уставленным немудренной снедью столом.

— Ну-у, за знакомство! — высоко подняв наполненный мутноватой жидкостью граненый стакан, торжественно провозгласил Антон Антонович. — И за дружбу народов великого Советского Союза…

Вскоре «на огонек», а точнее, на запах самогона (от которого действительно разило так, что в радиусе пяти метров от стола замертво падали комары) к Галине Палкиной заглянули еще несколько соседей и вечеринка приняла более масштабный и разухабистый характер. Содержимое трехлитровой бутыли прикончили быстро и гости, пошушукавшись, послали малолетних пацанов, с любопытством крутившихся вокруг «настоящих милиционеров из Одессы» к какой-то Ерофеихе за добавкой. Вскоре на столе воцарилась еще одна трехлитровая бутыль, доверху наполненная аналогичной мутновато-белесой жидкостью и застолье продолжилось, несмотря на то, что уже наступила темнота, нарушаемая матово-желтым светом вывалившейся из-за туч надкусанной луны Усталая деревня погрузилась в тишину, которую нарушали лишь пьяный гомон гостей за столом, громкое стрекотание сверчков, отдаленный лай собак да переливы гармошки, под аккомпанемент которой где-то неподалёку какая-то бойкая сельчанка визгливым голосом пела похабные частушки. Выпив очередную стопку, умиротворенный Холмов откинулся назад, прислонившись к стволу вишни, росшей позади стола и, закурив, стал рассеянно слушать здорово окосевшего Антона Антоновича, который, брызгая во все стороны слюной, гневно обличал происки американских империалистов. Рядом с Шурой дремал Дима, подперев рукой щеку.

Застолье кончилось далеко за полночь, после того, как отставной замполит рухнул лицом на стол и заснул. Гости вежливо попрощались и, подхватив своими крепкими, натруженными крестьянскими руками Антона Еропкина подмышки, поволокли его домой.

— Пойдем-ка и мы баиньки, — хлопнул Шура Вацмана по плечу. Дима вздрогнул, открыл глаза и, покачиваясь, стал вылезать из-за стола. Держась друг за друга, друзья стали пробираться в сторону темневшего в глубине двора дома, прислушиваясь к тому, как неугомонная сельчанка, на которую сегодня, видимо, напал «частушечный понос», продолжала истерически орать на всю деревню: «Мы с миленочком вчера целовались до утра, целовались бы ишшо, да болит влагалишшо, и-и-их..!»

Открыв глаза утром следующего дня, Холмов несколько мгновений лежал неподвижно, не понимая, где он находится. Впрочем, память к нему вернулась быстро и, торопливо натянув спортивные штаны, Шура выскочил во двор. Ежась от утренней прохлады, он поздоровался с возившейся в огороде хозяйкой и бодрой трусцой направился к покосившейся деревянной будочке сортира.

Ах, эти деревенские туалеты, эти похожие друг на друга сооружения из почерневших от времени досок! Ах, это круглое деревянное «очко», ах эти солнечные лучики, пробивающиеся сквозь щели, паутина с засушенными мухами, репродукции из «Огонька» и «Работницы», пришпиленные на стенах, своеобразный и легко узнаваемый аромат… По закону ассоциативной памяти, вид и запах деревенского сортира сразу навевает на городского жителя какие-то свои, особые воспоминания — ведь жизнь почти каждого из нас хоть в малой, ничтожной степени но была так или иначе связана с селом. Кто-то там провел свое босоногое детство, у кого-то в селе жили родители первой жены, кто-то проводил свои летние каникулы у бабушки, в каком-нибудь Богом забытом селе Нехлебаловке или Нижние Копылы, а у кого-то в деревне живут родственники, друзья, товарищи по службе в армии…. Будучи старшеклассником, Шура Холмов также несколько раз приезжал на летние каникулы в гости к своей тетке, жившей в селе неподалёку от Полтавы, и это было воистину прекрасное, беззаботное время. Шура погрузился в сладостные воспоминания о том, как они с деревенскими пацанами катались на лодках, жгли ночью костры у речки, как ходили на рыбалку и по грибы, как гуляли при свете яркой луны с пышнотелыми сельскими девчатами, как целовались и… Он так замечтался, что очнулся только тогда, когда в дверь сортира осторожно постучала Галина Семеновна и робким голосом поинтересовалась — все ли в порядке с уважаемым гостем, а ежели да, то почему он так долго не выходит из туалета. Счас выхожу…. - засуетился крайне смущенный Холмов, торопливо доставая из ящичка для туалетной бумаги схему топливной системы бомбардировщика ТУ-16, разорванную на аккуратные четвертушки. (Бог знает каким образом, в ящички деревенских сортиров попадают самые невероятные документы и издания — начиная от «Вестника стоматологии» за 1877 год и заканчивая инструкцией по настройке мандолины). Схема была отпечатана на очень плотной, глянцевой бумаге, поэтому доставила Шуре немало неприятных ощущений….