Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера - Генрих Гофман

– Этого просто нельзя допустить, герр Гитлер! – воззвал я к нему. – Даже с точки зрения вашей собственной культурной политики уничтожать эти творения было бы актом безответственного вандализма! Да ведь на них обязательно найдутся покупатели за границей, и с их продажи можно получить уйму денег в иностранной валюте! Вы могли бы даже организовать обмен картинами с иностранными галереями, потому что среди приговоренных полотен есть картины Франца Марка, Ловиса Коринта, Либермана, Гогена, Ренуара и Ван Гога!

Я продолжал доказывать, и мне таки удалось убедить его в том, что такое огульное уничтожение картин – чудовищная глупость. Гитлер приказал Геббельсу назначить комиссию для рассмотрения вопроса. В большинстве в нее вошли торговцы произведениями искусства, и от Гитлера я получил указание посещать заседания комиссии.

– Мне доставит огромное удовольствие, – сказал он, – если вам удастся сменять Пикассо или Пехштейна на Дюрера и Рембрандта!

Восторженное отношение Гитлера к искусству сообщилось и другим лидерам Третьего рейха с Герингом в первых рядах. Однако Геббельс и Риббентроп не собирались отставать и тоже отправляли своих агентов на все крупные художественные аукционы. Они так яростно повышали ставки, стараясь обскакать друг друга, что большинство картин продавались гораздо дороже, чем того заслуживали, и это соперничество несколько раз оканчивалось весьма забавными эпизодами.

Однажды Гитлер отказался покупать картину Ленбаха «Бисмарк», потому что считал, что цена слишком высока: за нее просили тридцать тысяч марок. Вскоре после этого картину выставили на аукцион у Ланге в Берлине.

– Она мне нужна! – приказал Геринг.

И когда аукционист в третий раз ударил молоточком, Герингу пришлось выложить за нее семьдесят пять тысяч марок!

Мне случилось присутствовать в момент, когда Геринг презентовал картину Гитлеру на день рождения. Тот был поражен, когда получил в подарок картину, которую сам отказался покупать; но, услышав ее цену, он впал в настоящую ярость.

В итоге он установил «преимущественное право фюрера» на покупку картин.

В соответствии с этим указом ни одну картину, представлявшую большую историческую и художественную ценность, нельзя было продавать или покупать без согласования с фюрером. Если Гитлер интересовался какой-то картиной, он приказывал генеральному директору Дрезденской галереи Поссе, а после смерти Поссе его преемнику определить ее цену.

Однако Геринг не считал себя связанным приказом фюрера, и одна картина едва не стала яблоком раздора между ним и Гитлером.

Амстердамский торговец живописью предложил картину Вермера «Христос и грешница» Гитлеру, и тот сразу же дал ему понять, что очень заинтересован в покупке. Когда Геринг услышал об этом и узнал, какую цену предлагает Гитлер, он ловко его обошел; он заплатил полтора миллиона гульденов, и картина перешла во владение Геринга, а не Гитлера.

Гитлер очень рассердился, но утешился той мыслью, что Геринг подарит картину ему для галереи, которую он планировал учредить в Линце. Однако Гитлеру пришлось пережить разочарование, ибо Геринг ничего подобного не сделал!

– Хорошо, что картина останется в Германии, – сказал Гитлер, – гарантия этому – мой указ о «преимущественном праве фюрера».

Одной из картин, на которые он распространил эту прерогативу, был знаменитый «Художник в его студии» Вермера Дельфтского из венской коллекции графа Чернина. Он утверждал, что подобную работу нельзя держать в частной коллекции, где ее увидит лишь ограниченное число привилегированных лиц, но она должна войти в художественное достояние нации.

Таким образом картину предназначили для линцской галереи, и средства на ее покупку выделила почтовая служба рейха из денег, вырученных от продаж особого выпуска «гитлеровских почтовых марок», которые принесли много миллионов рейхсмарок. Я сам однажды присутствовал при том, как Онезорге, министр почты, передал Гитлеру чек на пятьдесят миллионов марок, полученных из этого источника.

В целом для галереи в Линце планировалось приобрести около десяти тысяч картин. Среди них было самое значительное произведение Морица фон Швинга «Золушка», а также самая удивительная картина Макарта «Чума во Флоренции», которую Гитлеру подарил Муссолини. А на деньги из тех миллионов, которые он получил от продажи книги «Майн кампф», Гитлер, среди прочего, приобрел «Леду с лебедем» Леонардо да Винчи, «Автопортрет» Рембрандта, «Медового вора» Кранаха Старшего, знаменитых «Танцующих детей» Ватто и работу Адольфа Менцеля под названием «Строительство в Силезии». Знаменитая статуя Мирона «Дискобол» была приобретена у итальянского княжеского дома при посредничестве Муссолини и также предназначалась для линцской галереи. Однако в 1945 году она вернулась в Италию.

Однажды я спросил Гитлера, почему он относится к Линцу с таким предпочтением.

– Возможно, на меня повлияли воспоминания о том времени, которое я провел там молодым человеком, – ответил он, – но главная причина в том, что я считаю, что у величайших столиц мира не должно быть монополии на сокровища искусства.

Гитлер очень любил показывать мне свои архитектурные проекты, и, должен сказать, меня поражало то, что я видел. Я не был одинок в своем восхищении, эти проекты производили глубокое впечатление и на многих знаменитых архитекторов. Очень интересны были проекты триумфальных арок, которые он сделал в возрасте двадцати лет.

– Они, друг мой, – сказал он мне, – однажды будут воздвигнуты в Германии!

Впервые план и внутренняя архитектура зала Сената в Коричневом доме были начерно набросаны на обороте меню в кафе «Хек», а позднее с очень незначительными поправками были воплощены в здании. За несколько лет он сделал эскизы ко многим сотням проектов.

Во время строительства Коричневого дома Гитлер следил за каждой мелочью, и все, что ему не нравилось, безжалостно сносилось.

Размышляя об этом, я не мог удержаться и не спросить:

– Герр Гитлер, почему вы не стали архитектором? Вы бы добились большого успеха!

– Потому, – возразил он, – что вместо этого я решил стать архитектором Третьего рейха!

Глава 9

С ГИТЛЕРОМ ДОМА

Бергхоф в Оберзальцберге был похож на золотую клетку. В противоположность рейхсканцелярии, где все имело очень формальный и официальный оттенок, жизнь в Оберзальцберге была гораздо уютнее и задушевнее по характеру.

Стены обеденного зала с его огромным столом на восемнадцать человек были обшиты сосновыми панелями. Общий дизайн интерьера, решенный в современном стиле, производил приятное впечатление, гармоничный ансамбль довершался умело расположенными зеркалами и освещением. Отделку комнат нельзя было назвать чрезмерной, но в то же время они и не смотрелись голыми.