Последняя сказительница - Донна Барба Игера

превратят, даже на меня не похожая, подружится с Хавьером. Я закидываю ногу в капсулу, вторая дрожит, и я падаю. Едва я оказываюсь в капсуле, Нила нажимает кнопку контроля и ремни связывают меня по рукам и ногам. Я поднимаю голову, но Брик укладывает ремень рядом с щекой, и он проходит по лбу, фиксируя голову.

– До скорой встречи, Зетта-один.

Он почти добродушен, без злости в голосе. Словно приветствует старого друга.

По моим щекам бегут слёзы. Хочется не сдаваться, вырваться. Но какое это имеет значение? Я боролась за жизнь бок о бок с Хавьером, за лучшее будущее для других детей, за желание стать великой сказочницей. И что из этого вышло? Какая из меня сказочница, если я не смогла достучаться до родного брата? Лита со стыда бы сгорела. Скорей бы уж со всем этим покончить.

Нила садится на табурет рядом с капсулой и натягивает перчатки, словно зубной врач перед чисткой зубов.

– У меня как-то не выдавалось возможности побеседовать с одним из ваших. С реликтами, так сказать, – говорит она. – Ты одна из немногих оставшихся, кто на себе испытал издержки своего вида. Загрязняли воздух, реки, океаны… ради выгоды. Морили голодом одних, чтобы другие разжирели от обжорства. Именно по этой причине существует Коллектив.

Теперь я могу говорить всё, что хочу. И притворяться ни к чему. Но мне нечего сказать. И я не могу посмотреть ей в глаза. Она права. Всё так и было. Ради жадной кучки из нескольких человек. Но большинство, как мои родители, надеялось на лучшее.

Она на мгновение замолкает и смотрит на меня.

– Очаровательно.

– Вы на самом деле хотите со мной что-то обсудить? – спрашиваю я. – Или просто послушать саму себя?

– Я говорю от имени нас всех, от Коллектива.

Я смотрю на Вокси. Он скуксился и, могу поклясться, покраснел. Представляю, что с ним происходит, и очень хочу успокоить, чтобы не боялся. Не все сказки со счастливым концом. Он в панике, потому что требовал от меня рассказов. Все истории и персонажи разные, непохожие друг на друга. Иногда бывает не очень понятно. Но содержание никогда не повторяется, сказки красочные и пленительные.

Подбородок дрожит, и я не могу с ним совладать.

– В конце концов Коллектив не добьётся успеха. Вы всех запугали, чтобы стереть память о том, кто мы на самом деле. Тониками. Когами. Но любовь и заботу друг о друге не запрограммируешь.

Она выпрямляется.

– Ошибаешься. Мы заботимся. Заботимся о благе для Коллектива. Коллектив за эти годы не раз делал трудный выбор для достижения этой цели.

– Вы украли у людей жизни, – напоминаю я.

Она сурово смотрит на меня.

– Не без жертв… они неизбежны.

– Жертвы? Мы потеряли планету! Одиннадцать миллиардов человек! Вас осталась горстка – какие-то сотни! Мы лишились домов, семей, друзей.

Я вспоминаю о Бене и его брате.

– Дежурные хотели провести всю жизнь на корабле, чтобы остальные благополучно долетели до Сагана. Вот это жертва!

По моим щекам текут слёзы и капают на шею.

Лита улыбаясь стоит на пороге дома и машет нам. Мы видим её в последний раз. Словно это просто очередное прощание.

– Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что такое жертва или смелость.

У меня перехватывает дыхание.

– Мы были далеки от совершенства, но в душе теплилась надежда, что сумеем перелететь вселенную и не посрамим памяти предков.

– Предки? – смеётся Нила и качает головой. – Замечательно. Ошибочно, но замечательно.

Я понимаю, что все они, созданные в лаборатории по единому образцу, не чувствуют связи с предками. На Земле многие из нас принадлежали не к одной культурной группе, а ко многим.

Брик откашливается.

– Мы не связаны с определённой традицией, поэтому ведём себя разумно, – вступает он, и мне интересно, неужели он и впрямь этому верит.

Коллектив не понимает, что, уважая прошлое, предков, культуры и помня ошибки, мы становимся лучше.

Любовью дышала каждая свадебная фотография и свидетельство о рождении. Детский альбом Сумы. Нила, Брик… Вокси никогда не испытают такой любви.

Она наклоняется, шепча мне на ухо:

– Ваш вид, хоть и низший по качеству, был уникален. Признаю, ваш вид довольно… любопытен.

Она кивает Брику, и тот передаёт ей знакомую коробочку с этикеткой «En Cognito загружаемое знание». Но на этот раз вместо «Детский» написано «Взрослый». От этой дозы я в себя не приду.

Нила открывает крышку. Внутри в ямке тёмный большой ког. Нила прижимается ко мне щекой.

– Даже с воспоминаниями о Земле ты доказала, насколько полезна.

Она выпрямляется и достает ког.

– Ждём не дождёмся, чтобы взглянуть, на что ты способна без переживаний о своём драгоценном прошлом.

Поместив ког в инсталлятор, она нажимает на активатор. Ког мерцает тёмно-фиолетовым.

– А теперь, Петра Пенья, ты проживешь очень долгую беззаботную жизнь в Коллективе.

Я съёживаюсь, вспоминая покалывание, как муравьиные укусы, и украдкой смотрю на бочку со стазисным гелем, стоящую рядом.

Нила ловит мой взгляд.

– Нет, сегодня гель не понадобится. Это быстро.

Я пытаюсь повернуть голову и найти Хавьера, но могу только водить глазами и едва вижу его силуэт. Я должна ему сказать в последний раз, пока ещё не изменилась.

– Я тебя люблю, – кричу я.

Но даже если он здесь, то себя не выдаёт. Не говорит, не двигается. Я рвусь из ремней, пока Нила укладывает ког в ложбинку у основания черепа. На этот раз он тает на шее, мягко, словно кусок масла. И тут наваливается усталость…

Я ещё раз смотрю в сторону Хавьера, прежде чем заснуть. И вижу только размытое пятно, но он так напоминает папу.

Глава двадцать седьмая

Лита, Торопыжка и я сидим под сосной. Лита убирает с моего лба прядь волос. Горячий ветерок гоняет сухие сосновые иголки по пустыне, словно стаю птиц.

Босые ноги и низ белого платья Литы запылились, словно она прошла долгий путь, чтобы со мной увидеться.

«Ты слышишь зов ветра, mija?»

Тёплый ветер свистит.

«Слышу, Лита».

Перед нами сидит кролик и принюхивается ко мне. Я ищу луну. Её темный диск ещё не появился. Кролик, прощаясь, шевелит ухом и прыгает к красным горам. Раньше я бы за ним побежала. Но сейчас…

Если это моё последнее настоящее воспоминание, мне хочется остаться. С Литой.

Я прижимаюсь к её груди.

«Мне не хочется уходить. Что, если я больше тебя не увижу?»

Она отстраняется и гладит меня по щекам.

«Я как-то говорила, меня ты не потеряешь».

Она, улыбаясь, сжимает кулон, и в уголках её глаз