Прелюдия к счастью - Лаура Гурк

Заметив, что она делает, Жанетта отвернулась от мужчин, говоривших теперь о торговле вином. Она склонилась над корзинкой, чтобы взглянуть на шитье Тесс.

— Эта рубашечка для малыша.

Тесс кивнула и расправила крошечный кусочек батиста.

— Она почти готова. Осталось только пришить кружева к манжетам.

— Можно мне взглянуть? — спросила Жанетта.

— Тесс передала ей рубашечку, и Жанетта стала рассматривать ее. Какие совершенные стежки! Я сама люблю шить, но я не шью так утонченно, как вы. Это же просто прелесть!

— Спасибо. — Тесс взяла у Жанетты рубашечку и заметила, что та с любопытством заглядывает в ее корзинку. — Хотите посмотреть, что я сшила еще? Может быть, вы предложите что-то еще. Уверена, что я о чем-то забыла.

Жанетта кивнула, и женщины стали просматривать детское белье, которое уже сшила Тесс.

— В этом году ожидается плохой урожай, — заметил Генри. — Боюсь, этой зимой на рынке вряд ли будет много бренди.

Александр рассеянно кивнул, но на самом деле он не слушал. Его глаза были устремлены на Тесс, которая держала в руках до смешного маленькие вязаные башмачки. Она и Жанетта разговаривали о детях и детских вещах, и лицо Тесс было необычайно живым и воодушевленным. Неужели женщина может действительно так хотеть ребенка?

Анна-Мария не хотела иметь детей. Любую радость, которую она могла бы чувствовать, омрачал ее страх перед беременностью.

Александр задумчиво смотрел на Тесс и Жанетту. И вдруг Жанетта посмотрела в его сторону. Он быстро опустил глаза. Но чувствовал, что она продолжает смотреть на него. Наверное, она тоже думала об Анне-Марии.

— Ну?

Генри, растегивающий рубашку, остановился и взглянул на жену.

— Что ты имеешь в виду?

Жанетта отвернулась от зеркала, перед которым она расчесывала свои длинные темные волосы.

— Что ты обо всем об этом думаешь?

Генри снял рубашку и бросил ее на стул.

— Не знаю, что и думать. По крайней мере, все это очень странно.

— Генри, в шкафу есть крючки, на которые можно вешать рубашки, — сказала Жанетта строгим голосом и вернулась к прежней теме разговора. — Я думаю, то, что здесь появилась девушка, это самое лучшее, что могло случиться с Александром.

Выглянув из-за дверцы шкафа, куда он был вынужден повесить свою рубашку, Генри заметил:

— Я удивлен, что Александр разрешил ей остаться здесь. Я не мог в это поверить, пока он не сказал, что девушка живет здесь почти три месяца.

— Да. Когда умерла Анна-Мария, и он распустил всех слуг, я была уверена, что это не продлиться долго. Я думала, что он наверняка переживет это несчастье и опять начнет жить нормальной жизнью. Но прошло уже три года, Генри, и я начала терять надежду.

Генри молчал, расстегивая брюки.

— Неужели? — заговорил, наконец, он. — Но, когда бы мы ни говорили об этом, ты всегда уверяла меня, что у него будет все в порядке.

— Знаю. Я начинала беспокоиться об Александре, но не хотела, чтобы ты волновался тоже. — Жанетта отложила расческу и направилась к кровати. Стянув с кровати стеганое покрывало, она скользнула под простыни и продолжила: — Когда ты вернулся домой после своего последнего визита сюда и сказал мне, каким далеким и холодным стал Александр, я и в самом деле начала беспокоиться. Но когда он написал и попросил нас приехать, я никак не ожидала ничего подобного.

— Я не ожидал такого тоже, — Генри повесил брюки в шкаф и подошел к кровати.

Жанетта полюбовалась красивой мускулистой фигурой мужа, и мысли ее обратились к девушке.

— Бедная девушка. Брошенная, прошла почти через всю Францию, совсем одна.

— Кем бы ни был этот человек, он заслуживает, чтобы его застрелили. — Генри лег в постель рядом с женой. И зевнув, добавил: — Какая жалость! А ведь она, кажется, славная девушка. И, должно быть, храбрая, если одна, пешком путешествовала по Франции. И она довольно хорошенькая тоже.

Генри с трудом увернулся от подушки, которую запустила в него жена. Жанетта продолжила:

— Я не считаю это жалостью. Я думаю, что это чудесно.

— Что? — Генри сел в постели и с недоумением уставился на нее. — Ты считаешь, что то, что произошло с этой бедняжкой, чудесно?

— Не это. Конечно, ей пришлось многое пережить. Но я думаю, что это просто чудо, что судьба завела ее сюда. Это может стать для Александра прекрасной возможностью вернуться к нормальной жизни.

— Ты говорила это и раньше. Что ты имеешь в виду?

Жанетта задумчиво проводила кончиками пальцев по тонкому шелку ночной сорочки.

— Как ты думаешь, почему Александр разрешил девушке остаться?

— Наверное, ему было просто жаль ее. Она покачала головой.

— Нет. Я думаю потому, что он чувствовал себя одиноким.

— Жанетта, если бы Александру захотелось женского общества, я уверен, он с легкостью нашел бы его. И, кроме того, она береманна. Хорошо зная Александра, я сомневаюсь, чтобы он был на это способен. Он никогда не воспользуется беспомощностью девушки.

— Конечно же нет! Я совсем не это имела в виду! — Раздраженная непонятливостью мужа, она откинулась назад на подушку. — Я имела в виду то, что и сказала, — объяснила Жанетта. — Александр — одинок. И я думаю, что до тех пор, пока здесь не появилась Тесс, он просто не понимал, как он одинок.

— Не кажется ли тебе, что ты становишься слишком уж романтичной? — заметил Генри.

Жанетта покачала головой.

— Нет. Но он нарисовал портрет девушки. Ты видел его?

— Видел. Но Александр нарисовал портреты многих женщин. Но никого из них он не любил. Когда эта девушка родит ребенка, он укажет ей на дверь и опять вернется к своей одинокой жизни, которую он ведет вот уже три года.

— Ты не прав, Генри. — Жанетта повернулась на бок. Опершись на локоть и подперев щеку рукой, она спросила: — Хочешь знать, что я думаю еще?

Генри вздохнул.

— Разве это имеет значение? Я уверен, что в любом случае ты скажешь мне это.

Она не обратила внимания на его последнее замечание.

— Я думаю, Александр пытается искупить вину за то, что случилось с Анной-Марией. Он позволит Тесс и ее ребенку оставаться в этом доме сколько они пожелают. Мне кажется, он испытывает ответственность за них.

Генри повернулся к жене. — Может быть. Ну, а теперь я скажу тебе, что я думаю.

— Что?

Он придвинулся ближе к Жанетте.

— Я думаю, что тебе хватит болтать об Александре и его экономке и употребить свои губы для чего-нибудь гораздо более важного.

Улыбнувшись, Жанетта согласилась, что он был прав.

Когда Генри вошел в мастерскую, Александр работал над акварелью.

— Bonjour[31], — поприветствовал брата Александр. — Ты рано проснулся. Я думал, что после путешествия сюда, ты проспишь все утро.