Последний ребенок - Джон Харт

Кэтрин взяла листки с записями сына, просмотрела, потом стала читать более внимательно. Время шло, но Хант ждал. Закончив, она испуганно взглянула на него.

— Если он ответит на ваши вопросы, это поможет нам с соцслужбой? Или только навредит?

— Вы должны довериться мне.

— Оставить сына для меня сейчас важнее всего.

— Важнее даже, чем вернуть Алиссу?

— Хотите сказать, что это еще возможно?

— Ваш сын, как мне представляется, обнаружил неизвестного прежде педофила. Умного. Осторожного. Здесь может быть связь.

— Считаете, шансы есть? — с некоторым сомнением спросила она.

— Не знаю.

— В таком случае я должна в первую очередь думать о том ребенке, который у меня есть.

— Я беспокоюсь о вашем сыне.

Кэтрин выдержала его взгляд.

— Хотите, чтобы мы доверились вам? — спросила она резким, звенящим голосом.

— Да.

— Доверились полиции?

— Да.

Кэтрин шагнула к Ханту, сунула ему в руку листки.

— Вы хотите поговорить о некоем неизвестном педофиле. Умном. Осторожном. Общавшемся с человеком, едва не убившим моего сына… — Она ткнула ногтем в чернильные каракули, разобрать которые могла только мать. Хант наклонился и прищурился. Ее бледное лицо превратилось в маску гнева и страха. — Вот это слово. Видите? Это не «кон» и не «код». Ничего подобного. Это «коп». Человек, который приходил к Бертону Джарвису, — коп. — Оттолкнув руку детектива с зажатым в ней листком, Кэтрин отступила к сыну. — Разговор окончен.

* * *

Хант ушел. Оставшись с сыном, Кэтрин долго смотрела на него, но не спрашивала ни о перьях, ни о записках, ни о вещах, о которых говорил детектив. И хотя румянец сошел с ее щек, выглядела она спокойной и собранной.

— Помолись со мной, Джонни.

Глядя, как мать опускается на колени, Джонни ощутил вспыхнувший глубоко в груди огонек злости. Только что она на мгновение стала сильной; еще секунда, и он проникся бы гордостью за нее…

— Ты молишься?

— Да.

— С каких это пор?

Она потерла ладони о джинсы.

— Думаю, я уже позабыла, как это хорошо.

Джонни слушал, и ему казалось, что эти слова произносит кто-то другой. Как легко у нее получалось: свернуть в сторону, поднять руки и устроиться так, чтобы стало легче…

— Он не слушает, — сказал Джонни.

— Может, надо дать ему еще один шанс?

Джонни посмотрел на мать с отвращением и нескрываемым разочарованием. Пальцы сжали бортик кровати с такой силой, словно могли согнуть металл.

— Знаешь, о чем молился я? Каждую ночь, пока не понял, что Богу нет до меня никакого дела? Знаешь?

Это прозвучало жестоко и безжалостно, и Кэтрин, застигнутая врасплох неожиданным вопросом, покачала головой.

— О трех вещах. Я молился о том, чтобы вся наша семья собралась дома. Я молился о том, чтобы ты перестала принимать таблетки. — Мать попыталась возразить, но Джонни не дал ей такой возможности и холодно, без запинки добавил: — Я молился о том, чтобы Кен умер.

— Джонни!

— Я молился об этом каждую ночь. За семью и дом. За то, чтоб не было таблеток. И чтобы Кен Холлоуэй умер медленной и мучительной смертью.

— Пожалуйста, не говори так.

— О чем не говорить? О Кене Холлоуэе? О том, что я хочу его медленной и мучительной смерти?

— Не надо.

— Я хочу, чтобы он умер со страхом в сердце. Чтобы на себе испытал, каково быть беззащитным и запуганным. Я хочу, чтобы он отправился куда-то, откуда уже никогда больше не сможет нас тронуть. — Кэтрин несмело дотронулась до его волос — ее печальные глаза повлажнели, — и Джонни оттолкнул ее руку. — Но Бог ведь не об этом, да? Молитва не вернет домой Алиссу. — Он сел повыше. Злость распалилась в гнев, а гнев быстро вызвал слезы. — И папу не вернет. Молитвой не согреешь дом и не остановишь Кена. Бог отвернулся от нас. Ты сама так говорила. Помнишь?

Кэтрин помнила. Холодной ночью, когда лежала на полу в опустевшем доме с разбитыми в кровь губами, а в другой комнате Кен наливал себе выпить.

— Может быть, я была не права.

— И ты можешь так говорить? После всего, что мы потеряли?

— То, что дает нам Бог, не может быть абсолютным. Он не дает всего, чего мы хотим. У Бога устроено по-другому, иначе было бы слишком легко.

— У нас ничего не было легко!

— Неужели ты не понимаешь? Всегда есть что терять. — Она с мольбой в глазах потянулась к его руке, но Джонни отдернул руку, и ее пальцы сжали бортик кровати. Свет полыхнул у нее на волосах. — Помолись со мной, Джонни.

— О чем?

— Чтобы мы остались вместе. Чтобы отпустили прошлое. — Кэтрин так сжала бортик, что побелели костяшки пальцев. — Помолимся о прощении.

Она долго всматривалась в его глаза, но ждать ответа не стала. Голова ее склонилась, и губы произнесли тихие слова. Не раз и не два она оглядывалась на Джонни — посмотреть, закрыл ли он глаза и присоединился ли к ней в молитве. Но в лице сына не было и намека на прощение.

Ничего похожего на желание отпустить прошлое.

Глава 25

Одолеваемый смятением и сомнением — что же такого прочитала Кэтрин в записках Джонни? — злостью и отчаянием — упрямец таки отказался разговаривать с ним! — но испытывая и огромное облегчение — дети все же остались живы, — Хант вышел из палаты. Прижавшись лопатками к холодной стене, он просто стоял какое-то время, не обращая внимания на проходивших мимо людей, не замечая их взглядов. Сил почти не осталось, тревога еще не улеглась, но детектив надеялся, что смерть Бертона Джарвиса станет началом конца этой трагической истории — и вместе с тем первым шагом в распутывании загадки исчезновения Алиссы. Он пытался убедить себя в том, что мерзкий старик творил свои грязные дела в одиночку, но гадкий и скользкий червяк беспокойства упрямо шевелился в темном уголке сознания.

Коп?

Да возможно ли такое?

Хант предпринял еще одну попытку разобраться в закорючках Джонни. Некоторые карандашные записи стерлись. Другие расплылись от воды. Третьи пострадали от золы и хвойного сока. Кое-где бумага просто порвалась. Судя по уже прочитанному, было ясно, что это далеко не всё, и детективом не раз овладевало желание выбить дверь и вытрясти из мальчишки нужные ответы.

Черт бы его побрал!

А знал Джонни немало. В этом Хант не сомневался. Он снова, как и много раз до этого, представил черные настороженные глаза, в глубине которых таились неведомые мысли. Джонни путался в одних фундаментальных понятиях, имел искаженное представление о других, но некоторые вещи