Последний ребенок - Джон Харт

никто не мог на него злиться. Для Джонни даже теперь сила и самостоятельность были одним и тем же. Не жалуйся. Делай дело. И того и другого ему было отмерено полной мерой. Чего ему не хватало, так это беззаботной улыбки. То ли ее и не было у него никогда, то ли он позабыл, что это такое, — сказать трудно. Жизнь, в понимании Джонни, стала вопросом самодостаточности.

Он взял джинсы, засунул их в сумку.

— Давай просто сделаем все как надо.

Мать вышла из комнаты, и Джонни услышал, как щелкнул замок, как скрипнули коротко пружины. Он не знал, какая ее сторона взяла верх, мягкость или сила, но опыт подсказывал, что она лежит под простыней, с закрытыми глазами. Ее внезапное, через считаные секунды, появление в двери застало его врасплох. Мать держала фотографию в рамке — цветной снимок со дня свадьбы. Ей было тогда двадцать, и солнце заливало ее лицо чудесным светом. Отец стоял рядом со своей беззаботной, залихватской улыбкой. Джонни помнил эту фотографию, но думал, что мать сожгла ее вместе с остальными.

— Возьми с собой.

— Я вернусь.

— Возьми.

И Джонни взял.

Мать нежно обняла его, а когда вернулась в комнату, дверь осталась закрытой.

Джонни остановился за сетчатым экраном; сумка была тяжелая, и ремень резал плечо. Листья во дворе дрожали под ветром. Хант стоял неподалеку, опустив голову и засунув руки в карманы. Глубоко посаженные глаза смотрели на дом, но Джонни он не видел — взгляд его коснулся одного окна, потом другого. Голова оставалась неподвижной, в середине лба залегли морщины. Джонни толкнул ногой дверь, и детектив повернулся.

— Тебе нельзя носить тяжелое. — Он снял сумку с плеча Джонни. — Швы могут разойтись.

— По-моему, всё в порядке. — Джонни сошел с крыльца, и Хант шагнул к нему.

— Пока не уехали…

— Да?

— Когда ты увидел Ливая Фримантла… — Хант помолчал. — С ним кто-нибудь был?

Джонни задумался — нет ли в вопросе какого-то подвоха. Отвечать на вопросы копа он отказался, но этот неприятностей с соцслужбой вроде бы не обещал. В глазах детектива теплилась надежда, но она потухла, когда он покачал головой.

— Только ящик.

— И никого? — сдавленным голосом спросил Хант, оставив при себе остальное: «Никакого ребенка? Маленькой девочки, улыбка которой могла растопить сердце?»

Джонни покачал головой.

Хант помолчал. Откашлялся.

— Держи. — Он протянул свою карточку, и мальчик взял ее. — Можешь звонить мне в любое время. — Джонни сунул карточку в задний карман. Детектив в последний раз посмотрел на дом и, вымученно улыбнувшись, тронул Джонни за плечо. — Веди себя хорошо. — Он забросил сумку в багажник.

Проводив взглядом машину полицейского, Джонни повернулся к фургону и открыл дверцу. Она скрипнула. Стив встретил его с принужденным радушием.

— Ну вот, теперь только мы вдвоем.

— Чушь, — сказал Джонни.

Стив нахмурился, повернул ключ, и машина тронулась с места. Он облизал губы и, скосив глаза вправо, спросил:

— Можешь рассказать, что случилось?

Он имел в виду Тиффани Шор.

— Я никого не спас, — машинально и сухо ответил Джонни, отводя глаза от дома. Там, в этой скорлупе, в пустоте, обернутой в отшелушивающуюся краску и гниющее дерево, оставалась мать, и он боялся собственной реакции, если посмотрит на дом еще раз.

Стив добавил газу.

— Отец гордился бы тобой.

— Может быть.

Джонни все же рискнул и оглянулся — дом уже отступил и съежился. Просевшая крыша как будто выпрямилась, дефекты смазались, и на мгновение дом сверкнул, как новенький дайм.

— Тебя это устраивает? — спросил он. — Ну что я останусь с тобой? Ты же знаешь, это не я так решил.

— Ты только держись подальше от моих вещей. — Фургон забрался на вершину холма, и Стив выпятил подбородок, как будто тот вдруг вывихнулся. Дорога нырнула в тень. — Хочешь купить что-нибудь? Леденец, комиксы или еще что?

— Леденец?

— Дети же любят сладкое, разве нет?

Джонни промолчал.

— Я же вроде как должен.

— Ничего ты не должен.

Немного расслабившись, Стив кивком указал на «бардачок».

— Открой, достань мое курево.

В «бардачке» лежали какие-то бумаги и прочий хлам. Пачки сигарет. Квитанции. Лотерейные билеты. Джонни вытащил мятую, наполовину пустую пачку «Лаки страйк» и протянул дяде. А потом наткнулся на револьвер. Засунутый в дальний угол, под руководство пользователя и заляпанную кофейными пятнами карту Миртл-бич. Отделанная коричневым деревом, с насечками, рукоятка. Отливающая синим сталь, серебристый блеск курка. Трещинки на сухой кожаной кобуре. Рядом с револьвером лежала выгоревшая под солнцем коробка с патронами: калибр 32, экспансивные[25].

— Не трогай, — предупредил Стив.

Джонни закрыл «бардачок». За окном проносились деревья, и пространства между ними наводили на мысль о великанах цвета дыма.

— Научишь меня стрелять?

— Это нетрудно.

— Так научишь?

Стив бросил на него оценивающий взгляд, стряхнул за окно пепел.

Джонни и бровью не повел, но испытал прилив гордости, потому что на душе у него было далеко не спокойно. Он думал о сестре и здоровяке с расплавленным лицом и необычной фамилией.

— Зачем? — спросил Стив, и Джонни изобразил полнейшую невинность.

— Так, на всякий случай.

Глава 27

Стив выбрал маршрут через город — за окном мелькали витрины магазинов и особняки с колоннами, напоминающая парк городская площадь под сенью кривых дубов и статуя, возведенная больше ста лет назад в честь погибших конфедератов округа. Заметив на дереве веточку омелы, Джонни подумал о девочке, которую однажды осмелился поцеловать и чье лицо теперь едва смог вспомнить.

Другая жизнь.

Проехав площадь и кампус местного колледжа, Стив свернул на четырехполосную дорогу к торговому центру. Центр принадлежал Кену.

— Куда мы? — спросил Джонни.

— Надо заглянуть на работу. Это ненадолго.

Джонни нахохлился, и Стив почувствовал это.

— Мистера Холлоуэя не будет. Он туда не приходит.

— Я Кена не боюсь.

— Могу отвезти тебя к себе.

— Я же сказал, что не боюсь.

Стив хохотнул.

— Как знаешь.

Джонни заставил себя выпрямиться.

— Почему он так заботится о моей матери?

— Мистер Холлоуэй?

— Обращается с ней как с дерьмом.

— Она самая красивая женщина в этой части штата, если ты еще не заметил.

— Есть что-то еще.

Стив пожал плечами.

— Мистер Холлоуэй не любит проигрывать.

— Проигрывать в чем?

— Во всем.

Джонни не нашелся что сказать. Видя его замешательство, Стив прищурился и выдохнул струйку дыма.

— Не знаешь, да? — Он покачал головой. — Боже мой…

— Что?

— Твоя мать встречалась когда-то с Кеном Холлоуэем.

— Не верю.

— А стоит. — Затягивая с объяснением, Стив еще раз затянулся. — Ей было то ли восемнадцать, то ли девятнадцать. Совсем еще девчонка. — Он покачал головой, поджал губы. — Горяча была твоя мамочка. Горячее дешевого