Дикое сердце - Вирджиния Браун

— Господи Иисусе, Аманда, — хрипло пробормотал Рафаэль, и она почувствовала его трепетный ответ. Он замер под ее ищущими руками, а потом повернулся так, чтобы его ладони могли, едва касаясь, скользить по ее бедрам, разводя их, лаская ее бархатные глубины, пока она не застонала.

Язык Аманды двигался в унисон с ее руками, скользя взад и вперед, пока Рафаэль не смог больше терпеть и, оттолкнув ее, перекатился так, что она оказалась под ним, вжимая ее в тонкий матрас. Ловя воздух ртом, Аманда обхватила руками его талию и притянула его к себе, шепча ему в ухо:

— Рафаэль… пожалуйста… пожалуйста…

Он дразнил ее, целовал, пока она не начала извиваться под ним, и когда Аманда подумала, что не сможет больше вынести ни секунды ожидания, Рафаэль погрузился в нее. Она содрогнулась, вскрикнула, ее ногти вонзались в его спину, когда он входил в нее снова и снова. Это было утонченное наслаждение-агония, и когда нарастающее чувство наконец достигло кульминации во всепоглощающей волне освобождения, захлестывающей ее безграничным приливом, Аманде показалось, что она парит как свободный дух над землей.

Она плыла, не зная цели, по волнам моря удовлетворенности и расслабления. Чуть приподнявшись, опираясь на локти, Рафаэль смотрел на нее сверху вниз с ленивой улыбкой.

— Иногда ты удивляешь меня, Аманда. — Его рука отодвинула прядь волос с ее лба.

— Да? Почему? — У нее едва хватило сил пробормотать вопрос.

— Такая хладнокровная и отстраненная временами, ты вдруг становишься буйной и страстной. Неужели в твоем теле существуют два человека, querida?

— Да. — Она прижалась к нему и, урча, как довольная кошка, потерлась щекой о его грудь. — И мы обе любим тебя, Рафаэль Леон.

Он усмехнулся, наклонил голову, водя носом по ее коже. Его губы встретились с ее губами в поцелуе, быстро переросшем в страсть, удивившую их обоих. Их тела все еще были слиты, и Рафаэль начал двигаться мощными, энергичными движениями. Аманда двигалась в такт с ним, она подняла свои стройные бедра и обхватила ногами его талию. Их страсть пылала ярко и мощно, голова Аманды неистово металась, Рафаэль бормотал слова любви по-испански и по-английски, пока они оба не взорвались в ослепляющей вспышке экстаза.

Поднявшись на поросший травой холм, Рафаэль и Аманда натянули поводья лошадей и посмотрели вниз на ранчо, постройки которого раскинулись полукругом у подножия холма. Уже почти стемнело, и заходящее солнце пылало алым огнем, золотя крыши и зигзагообразные изгороди. Было прохладно, тихий ветерок легкими порывами приносил душистый аромат скошенной травы, наполнивший Аманду воспоминаниями. Буэна-Виста. Могла ли она забыть, как сильно любит ее? Ее руки судорожно сжали поводья, комок в горле не позволил ответить на негромкие слова Рафаэля.

— Всегда приятно возвращаться домой, Аманда, — мягко сказал он, и она только кивнула. Слезы подступили к ее глазам. Рафаэль протянул руку и, взяв Аманду за подбородок, повернул лицом к себе. — Что бы ни случилось, я буду рядом с тобой. Помни об этом и не позволяй своему дяде запугать тебя.

Рафаэль провел большим пальцем по следу слезы, скатившейся по щеке Аманды, наклонился и поцеловал ее. Это был поцелуй, полный обещания, а не страсти, наполненный нежностью и более драгоценный для Аманды, чем все земли Техаса и Мексики. Сможет ли она когда-нибудь высказать ему, как много он значит для нее, как мысли о нем заполняют все ее дни и ночи? Ничто другое, кроме него, для нее не важно. Для Рафаэля все по-другому, и она это знала. Он не из тех, кто легко говорит о своих чувствах, и ей придется дождаться дня, когда это изменится.

Рафаэль Леон, безрассудный и прекрасный, самый опасный и волнующий мужчина, которого она знала в своей жизни, стал ее мужем, и это все, что имело для нее значение.

Лошади, почуяв окончание путешествия, жадно натягивали поводья, и Рафаэль с Амандой пустили их размашистым шагом вниз по склону к большому дому. Четыре месяца она не видела свой родной дом, подумала Аманда, когда они остановились перед длинной широкой парадной верандой. Четыре месяца с тех пор, как она уехала, думая, что никогда больше не увидит Буэна-Виста.

— Мария! — Она спрыгнула с лошади, не дожидаясь, пока Рафаэль подаст ей руку, и позвала женщину, ставшую ей приемной матерью. — Мария, где ты?

Пыль клубилась ленивыми облачками, когда Аманда пересекла двор и взбежала по ступенькам. Старые кресла-качалки, бывшие дикими мустангами и бизонами в ее детских играх, все так же молча стояли на веранде как часовые прошедших лет, а когда дверь распахнулась, из нее донесся запах лимонного масла, которым натирают мебель; всем этим дом приветствовал возвращение хозяйки.

Слабый торопливый звук привлек внимание Аманды, и она, обернувшись, увидела силуэт Марии на фоне слабо освещенного дверного проема. Женщина стояла неподвижно, и Аманда подумала, не почудился ли ей образ Марии. Но тут раздался всхлипывающий крик радости, и мексиканка рванулась вперед, чтобы крепко сжать Аманду в своих объятиях.

— Pequeca! Minica! Я уж думала, что больше никогда не увижу тебя! Но вот ты здесь. Где же ты была? Почему от тебя не приходило никаких вестей? Ты здорова? И почему ты в брюках?

Типичная для Марии реакция, подумала Аманда, со смехом заверяя, что с ней все в порядке.

— А ты скучала по мне? — поддразнила она, снова обнимая Марию. — Я думала, ты уже и забыла обо мне.

— Ах! — Всплеснув пухлыми руками, Мария стала бранить ее: — Почему бы не прислать мне весточку, что ты в безопасности? Все это время я думала, что ты погибла, убита теми ужасными bandidos, которые забрали тебя… — Ее голос, задрожав, прервался, и Аманда поняла, что Рафаэль стоит позади.

— Мария, ты помнишь младшего сына дона Луиса? Это Рафаэль, и он привез меня домой.

В лице Марии на мгновение промелькнула неуверенность: она молча изучала высокого стройного мужчину с темной щетиной на подбородке. Ее взгляд скользнул по оружейным ремням на его широкой груди, которые он так и не снял, и она расплылась в гостеприимной улыбке.

— Вы очень сильно изменились, Рафаэль, если вспомнить того худенького мальчишку, который таскал сладости из кухни!

— Не так уж и сильно, Мария. Я все еще делаю это, — ответил он с улыбкой. — И сейчас я настолько голоден, что готов стащить не только сладости.

Через несколько минут они уже сидели в кухне, где Мария, ни на секунду не переставая говорить, готовила для них еду. Восхитительные ароматы вились в воздухе, щекоча их ноздри и дразня урчащие от голода желудки.

— Madre de Dios! Когда пришли люди и сообщили нам, что Фелипе застрелен, а Аманду увезли, я думала, что умру! — взволнованно говорила служанка, сопровождая слова взмахами деревянной ложки. — Это было ужасно, а сеньор Камерон… — она презрительно фыркнула, — даже не потрудился как следует поискать тебя, pequeсa! Я думаю, он был даже рад, что ты больше не побеспокоишь его. Хорошо, что сейчас он уехал на несколько недель в Остин. Может, теперь он забудет дорогу в Буэна-Виста! — Мария повернулась, чтобы посмотреть на Аманду, ее голос смягчился. — Если бы я не надеялась, что однажды ты вернешься — я каждый день ставила за тебя свечку, — то давно ушла бы отсюда, шла. — Деревянная ложка грохнула по горшку, словно Мария хотела, чтобы это была голова Джеймса Камерона. — Этот человек — само зло. Так отличается от твоего отца — упокой Господь его душу, — как ночь от дня. Я рада, что ты вернулась и что Рафаэль нашел тебя ради своего брата. Хотя… — Она вдруг умолкла, прикусив язык, чтобы скрыть то, что так, очевидно, хотела сказать.