Переводчик - И. Евстигней

– Знаешь, Шах, в русском языке тоже есть поговорка со словом "лизать", только там говорится совсем не про небо…

Я стоял на коленях перед пожелтевшим, покрытым паутиной трещин унитазом и пытался блевать. Разумеется, у меня ничего не получалось, последние два месяца желудок был абсолютно пустым, но всё равно сжимался судорожными спазмами. Сегодняшний разговор с мафиозным «полковником» дался мне особенно трудно – видно, его терпение было на исходе. Как у них обстояли дела с Шахом, я не знал – с моим сокамерником мы почти не разговаривали. Тот относился ко мне настороженно и даже агрессивно и предпочитал молчать. Что до меня, то моим чистосердечным признаниям полковник не верил ни на грош. Несколько раз мне совали под нос сыворотки правды типа «Басни о лжеце и правдолюбце», я прилежно их прочитывал, втайне надеясь на то, что уж на этот-то раз меня возьмёт, и я провалюсь в желанное безболезненное забытьё, но ничего не происходило.

Сегодня мне опять попытались всунуть какие-то стихи, судя по всему, это была лошадиная доза сильнейшего наркотика. От досады я был готов разреветься. Хоть бы лёгкое облачко помутнения на безупречно ясной, чёрт её побери, глади сознания! Я сидел, скрючившись на стуле. Разогнуться я не мог, при любом движении тело пронзала острая боль, в животе жарко пульсировала печень. И ничего. Не добившись от меня вразумительного ответа, почему на меня не действуют наркотические стихи, "полковник" пришёл в ярость, и на этот раз меня отделали особенно сильно.

Наконец после нескольких жёстких спазмов желудок выплеснул в лужицу мутной воды на дне унитаза несколько сгустков крови. Я застонал. Чёрт, у меня отняли всё – даже возможность умереть в благословенном забытье, забыв про боль!.. А ведь тебя, Алекс, предупреждали, чтобы ты играл-играл, да не заигрывался со сладострастной дамой-фортуной, потому как однажды потребуют от тебя расплаты за все щедрые милости. Ну так вот, этот час и настал…

Неожиданно сильный рывок за плечо заставил меня развернуться на месте. Надо мной возвышалось четверо арабов – охранник с короткоствольным автоматом, мафиозный "полковник" и ещё двое незнакомых арабов в куфьях, почти полностью скрывавших их лица. "Полковник" нагнулся, брезгливо двумя пальцами взял меня за подбородок и поднял моё лицо вверх.

– Это он?

Один из незнакомых арабов прошептал что-то другому на ухо, и тот кивнул.

– Да, это он.

Голос был знакомым и родным. До боли родным. Ох, чёрт, как же мне больно.

– Кьёнг… – одеревеневшими губами прошептал я и провалился в темноту.

Воздух был непривычно свеж и прохладен. Я лежал и тихо дышал, боясь открыть глаза и рассеять это чудесное наваждение.

Мало того, меня, кажется, помыли и переодели. По крайней мере, омерзительное ощущение коросты из крови, песка и пота, покрывавшей моё тело последние два месяца, исчезло. Я осторожно приоткрыл глаза и пошевелился – а ещё меня перевязали белоснежными бинтами, положили на настоящую мягкую кровать, и у меня ничего не болело! Ну, почти ничего… Я в раю?..

У изголовья кровати я услышал тихий шорох. Я закинул голову и посмотрел наверх. Заметив, что я очнулся, Кьёнг оторвался от своих бутылочек.

– Проснулся, Джеймс Бонд? – усмехнулся он.

Откуда он знает про Джеймса Бонда? Кажется, в Поднебесной иностранные фильмы строжайше запрещены к показу последние полтысячи лет.

– Кьёнг, пить, пожалуйста…

Он удивлённо переспросил:

– Пить?! Да я тебе почти три литра воды через капельницу влил!

– Так то ж через капельницу, – я умоляюще посмотрел на него.

Вода в прозрачном стакане искрилась и переливалась, как горсть дорогих бриллиантов. Невероятная, завораживающая, сверхъестественная субстанция… божественная кровь, дарующая жизнь и воскресающая к жизни. Я прикоснулся губами к краю стакана и втянул в себя призрачную, текучую душу… ну вот теперь я жив…

Я вернул стакан Кьёнгу и сел на кровати. Большая часть моего тела была замотана бинтами или залеплена пластырями. Впечатляющий вид.

– И сильно меня… отделали?

Кьёнг покачал головой.

– Тебя-то не очень. Большей частью поверхностные кровоизлияния. Ты ж все-таки профи… тебе не привыкать, когда тебя бьют. А вот твоему товарищу пришлось гораздо хуже.

Он кивнул головой в сторону окна. Я обернулся. Шах лежал с закрытыми глазами, весь опутанный паутиной разноцветных проводов и трубок.

– Но жить будет. Вопреки тебе и благодаря мне…

Он взял в руки тонкий длинный шприц и подошёл к кровати Шаха.

– Кьёнг, а откуда ты здесь?

– Из Поднебесной, – не оборачиваясь, буркнул он.

– Нет, как ты нас нашёл?

– А я вас и не искал. Меня нашли люди из нашего управления госбезопасности и сообщили, где вы находитесь. После той шумихи, которую вы устроили в гонконговском аэропорту, нетрудно было узнать, куда вы подались.

– А почему они нашли именно тебя?

– Ну, потому что ты вроде как мой друг… и потому что я помог тебе пробраться на этот чёртов остров для психов… а ещё потому что ответственный 98-го уровня, начальник Службы государственной безопасности ИДАРа, Камель Атлас обязан мне своей жизнью, – Кьёнг медленно выдавил содержимое шприца в шею Шаха. – Такова уж специфика моей работы. Реаниматологам много кто обязан своей жизнью. Только вот порой не знаешь, хорошо это или плохо.

– Понятно. Но как тебе удалось найти эту подпольную базу наркоторговцев, которые нас похитили? Да ещё и пробраться сюда? Тебе что и главарь местной мафии обязан своей жизнью?

Кьёнг непонимающе взглянул на меня.

– May, братишка, по-моему, ты бредишь. Какие наркоторговцы? Да я с арабской мафией никогда не связывался и делать этого не собираюсь. А сюда меня привёз личный шофер Камеля Атласа.

– Вот как? Выходит, сам глава службы госбезопасности ИДАРа отлично осведомлён об этой бандитской базе и не предпринимает никаких мер?! И при этом делает вид, что ведёт непримиримую борьбу с наркодельцами! Пускает пыль в глаза всему миру? Всю планету на свою наркотическую дрянь подсадили. Ну и сволочи… Держу пари, что свои пятьдесят процентов он получает…

– Он получает все сто процентов, – раздался вдруг тихий голос.

Мы с Кьёнгом, как по команде, повернулись к окну. Шах лежал и насмешливо смотрел на нас сквозь путаницу трубок и проводов.

– В ИДАРе нет никакой наркотической мафии. Её уже как лет триста-четыреста искоренили подчистую. Понятно?

– Нет, Шах, ты ошибаешься, – я покачал головой. – Не искоренили. На той базе, где нас держали, наркоторговцы занимаются производством наркотиков. Я видел, когда меня водили на допросы. В здании напротив у них находилась производственная мастерская. Ты же знаешь, один из способов переправки наркотиков через границу – стихи пишут полимерными чернилами специальным безотрывным курсивным насхом, потом высушивают, отделяют от бумаги и вплавляют в резиновые шлёпанцы, трубки кальянов, женские безделушки и тому подобное. И в таком виде перевозят. Я видел, как время от времени приезжали грузовики, и они грузили коробки с этой дурью. И ты утверждаешь, что в ИДАРе нет мафии?

– Это не мафия, идиоты, – устало прошептал Шах. – Это государственная политика.

И, закрыв глаза, откинулся на подушку.

А я сжал голову руками. Все части мозаики вдруг встали на свои места – и запутанные лабиринты под зданием аэропорта, и спрятанные за голографическими стенами складские помещения, набитые всякой всячиной, как лавка старьёвщика, и бородатые сотрудники спецслужб, которых я принял за мафиози. Посадить весь мир на свои наркотики и приобрести над ним полную власть. Без всяких войн. Медленно, но верно. Новая государственная политика Истинно-Демократической Арабской Республики! Будущих властителей мира. И ведь они ими станут, потому что… да потому что ещё пару дней назад ты сам буквально молил о том, чтобы тебе позволили нырнуть в блаженный наркотический кайф…

Я спрыгнул с кровати и быстро прошёлся вдоль стен, заглядывая под тумбочки и столы. Ничего. Никаких скрытых видеокамер, жучков. Я поднял голову и внимательно осмотрел потолок. Тоже ничего. Хотя, даже если научно-технический прогресс последние полтысячи лет и не продвигался вперёд семимильными шагами, наука и техника всё же худо-бедно, да развивались, так что пытаться обнаружить невооружённым глазом шпионскую технику – глупое дело. Интересно только, Шах сказал это случайно или намеренно? Кто знает, какие отношения установились у них с "полковником" – кстати, кавычки со слова полковник вполне можно снять – и к каким договорённостям они пришли. Вполне вероятно, что Шах согласился подставить нас в обмен на что-либо… Зато теперь у службы госбезопасности ИДАРа есть веский повод не отпускать меня и Кьёнга из страны, поскольку мы знаем то, чего знать не должны. Благодаря Шаху…

Я молча встал на колени и прополз под кроватью Шаха. Наблюдавший за моими действиями Кьёнг наконец не выдержал: