Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Достаточно острый, — хихикнул Луфар. — Это точно.

Логен взвесил меч в руке.

— Да уж, Канедиас знал, как делать оружие.

— Канедиас и занимался созданием оружия. — Байяз прошёл под ветхой аркой в разросшийся сад. — В конце концов, он был Мастер Делатель. Тот меч, который ты держишь в руках — одно из самых последних его творений. Канедиас выковал его для войны со своими братьями.

— Братья, — фыркнул Луфар. — Я отлично знаю, что он чувствовал. Всегда что-то есть. Обычно женщина, по моему опыту. — Он последний раз провёл точилом по мечу. — А когда речь заходит о женщине, мне нет равных.

— Да ну? — фыркнул Байяз. — Так уж случилось, что женщина действительно замешана в этом деле, но не в том смысле, о котором ты думаешь.

Луфар мерзко ухмыльнулся.

— А в каком ещё смысле думать о женщине? Если спросите меня — ай! — Большой комок птичьего помёта плюхнулся на плечо его плаща, разбрызгивая серые и чёрные капли по его лицу, волосам и только что начищенным мечам. — Какого…? — Он вскочил и уставился на стену над собой. Наверху сидела на корточках Ферро, вытирая руку пучком плюща. Из-за яркого неба позади неё сложно было разглядеть, скользнула ли по её губам хоть тень улыбки.

Луфар-то уж точно не улыбался.

— Ах ты ёбаная чокнутая сука! — закричал он, соскребая белую липкую массу с плаща и бросая её в стену. — Кучка чёртовых дикарей! — Он сердито протолкнулся мимо Логена и умчался в полуразрушенную арку. Похоже, смех это одно, а вот об уважении думать пока рано.

— На случай, если кому-то из вас, розовых, интересно, — крикнула Ферро, — всадники уехали.

— Куда? — спросил Байяз.

— На запад, туда, откуда приехали мы, и мчались они быстро.

— Нас искали?

— Кто знает? На них не написано. Но если и искали, то скорее всего увидят наш след.

Маг нахмурился.

— Тогда нам лучше убраться отсюда. Надо выдвигаться. — Он ещё немного подумал. — И постарайся больше не бросаться дерьмом!

Здравствуй… золото моё

Занду дан Глокте

Наставнику Дагоски, секретно, лично в руки

Я чрезвычайно обеспокоен, узнав, что вы считаете, будто у вас не хватает ни денег, ни людей.

Что касается солдат, вам придётся обойтись теми, что у вас есть, или теми, кого сможете сами найти. Как вам уже прекрасно известно, большая часть наших сил сосредоточена в Инглии. К несчастью, остальные войска заняты из-за деятельности повстанцев в Срединных землях.

Что касается средств, то боюсь, ничего предоставить невозможно. И больше не просите. Советую вам выжать, что возможно, из торговцев пряностями, у местных жителей, и у всех, кто под руку попадётся. Занимайте и обходитесь тем что есть, Глокта. Продемонстрируйте ту находчивость, которая прославила вас в кантийскую войну.

Надеюсь, вы меня не разочаруете.

Сульт

Архилектор Инквизиции его величества

— Всё развивается намного быстрее, наставник, если можно так сказать. С тех пор, как были открыты ворота Верхнего Города, производительность туземцев увеличилась втрое! Ров вырыт ниже уровня моря через весь полуостров, и каждый день углубляется! Лишь узкие плотины удерживают воду с каждого конца, и по вашему приказу он будет затоплен! — Виссбрук сел на место с довольной улыбкой на пухлом лице. Словно всё это было его идеей.

Под ними, в Верхнем Городе, начинались утренние песнопения. Странные завывания, которые неслись от шпилей Великого Храма, летели надо всей Дагоской и попадали в каждое здание, даже сюда, в зал совещаний Цитадели. Кадия зовёт свой народ на молитву.

Губы Вюрмса от этого звука скривились.

— Что, опять?? Проклятые туземцы со своими чёртовыми суевериями! Не надо было позволять им возвращаться в их храм! Будь прокляты их завывания, у меня от них голова болит!

Только ради этого стоило вернуть храм местным. Глокта ухмыльнулся.

— Если Кадия будет доволен, то вашу головную боль я переживу. Нравится вам это или нет, но нам нужны местные жители, а они любят петь. Привыкайте, вот мой вам совет. Или намотайте одеяло на голову.

Пока Вюрмс дулся, Виссбрук откинулся на кресле и слушал.

— Должен признать, что нахожу этот звук довольно успокаивающим, и нельзя отрицать эффект от уступок наставника, которые он сделал туземцам. С их помощью восстановлены внешние стены, заменены ворота, и уже убирают леса. Для новых парапетов приобретён камень, ах, и здесь у нас проблема, каменщики отказываются дальше работать без денег. Мои солдаты уже получают лишь четверть жалования, и боевой дух низок. Долги — это проблема, наставник.

— Я бы тоже так сказал, — сердито пробормотал Вюрмс. — Амбары уже почти забиты, и в Нижнем Городе выкопаны два новых и очень дорогих колодца, но мой кредит уже полностью истощён. Торговцы зерном уже жаждут моей крови! — Я бы сказал, чертовски не настолько страстно, как каждый торговец этого города жаждет моей. — Я из-за их криков уже лицо показать не могу. Наставник, моя репутация в опасности!

Как будто у меня нет забот побольше, чем репутация этого болвана.

— Сколько мы должны?

Вюрмс нахмурился.

— За еду, воду и основное снаряжение, не меньше сотни тысяч. — Сотни тысяч? Торговцы пряностями любят деньги, но намного сильнее они ненавидят их тратить. Эйдер и половину не сможет достать, даже если решит попробовать.

— А у вас, генерал?

— Жалование наёмников, ров, восстановление стен, новое оружие, доспехи, амуниция… — Виссбрук надул щеки. — В целом почти четыре сотни тысяч марок.

Глокта изо всех сил постарался не проглотить свой язык. Полмиллиона? Златые горы. Сомневаюсь, что Сульт мог бы столько обеспечить, даже если бы хотел, а он не хочет. Люди всё время умирают за куда меньшие долги.

— Всё равно работайте, сколько сможете. Обещайте что угодно. Уверяю вас, деньги уже в пути.

Генерал уже собирал свои заметки.

— Я делаю всё, что могу, но люди начинают сомневаться, что им вообще когда-нибудь заплатят.

Вюрмс был более прямолинеен.

— Нам уже никто не верит. Без денег мы ничего не сможем сделать.

— Ничего, — проворчал Секутор. Иней только покачал головой.

Глокта потёр больные глаза.

— Наставник Инквизиции исчезает, не оставив за собой даже пятнышка. Вечером он вернулся в свои покои, дверь была закрыта. Утром он не отвечал. Дверь взломали и нашли… — Ничего. — Постель расправлена, но тела не было. И даже ни малейшего следа борьбы.