Не искавшие приключений (СИ) - Яблоня Дикая

— Барышня Авлониа Ронда? Я провожу вас. Его Сиятельство ждет.

"О, боги. А можно мне вместо него стаю воронов?.."

Хотя, если подумать, этот уже забрал всю усталость.

До общения с целителями я выглядела, как помощник конюха. Теперь — помощник-конюха-голова-швабра.

"Сущее, за что мне такой позор?"

Его Сиятельство, похоже, нисколько не беспокоил мой вид. Расположившись у камина в удобном кресле, он указал мне на другое. Это было хорошим знаком, спасибо за знания Госпоже Циник: сидящего подчиненного редко отчитывают.

— Барышня Ронда, вы видите осознанные сны? — спросил меня канцлер.

Все-таки, у Его Сиятельства талант — вводить человека в ступор несколькими словами.

— Да, — решилась я наконец. — Доводилось.

— Что вы чувствуете, когда в таком сне разглядываете детали?

Если бы не полнейшая дикость ситуации, я бы с удовольствием порассуждала на эту тему. Разглядывать вещи в осознанном сне — непросто: сон как будто понял, что пойман с поличным, и пытается замести следы. В нем можно общаться, двигаться, но все ускользает, меняет форму. Закрыв в таком сне дверь, не вернешься обратно: за ней окажется что-то другое. Увидев предмет, не будь уверен в его природе, рассмотри, и поймешь: он не тот, что секунду назад. А еще от подобных экспериментов могут болеть глаза — и во сне, и после, когда вспоминаешь увиденное.

Я невольно коснулась лба между глазами.

— Понимаю, — Его Сиятельство кивнул. — Вспоминать неприятно. Я очень ценю вашу помощь и ваши способности.

"Мои… что?"

— Закройте глаза, барышня Ронда. Расскажите, что вы видели в голове убийцы.

— Где вы?

— В комнате. Кажется, самой обычной — четыре стены.

Сначала мне показалось: я снова в камере полицейского участка. Все — как там: голые стены, зарешеченное окно. Потом начали проступать детали: окно не было крошечным, вместо вмурованной в стену койки — кровать с металлическими спинками, довольно обшарпанная, почти как у матери Зи. Серое потрепанное белье и дешевое тонкое одеяло тоже наводили на мысли о бедности. В постели кто-то лежал, худой, изможденный и — лишенный лица. Вместо него — расплывчатое пятно, и оно никак не желало фокусироваться. Что было видно предельно четко, так это цепь. Ею лежавший был прикован к кровати за ногу — очень тощую и довольно грязную. Сны редко передают запахи, но здесь ощутимо пахло болезнью.

— Рассмотрите лицо, — велел мне голос издалека. Я послушалась. Пятно дергалось, сопротивлялось, и вдруг подчинилось. Сложилось в лысую голову с бессмысленными глазами и провалом на месте носа.

— Мама!

— Не бойтесь. Идите к следующей стене.

"Это голос отца? А почему он со мной на "вы"?.."

У следующей стены вполне предсказуемо оказался камин, очень скромный — никакого декора. Зато портрет над камином был просто великолепен, как и цветы перед портретом. Женщина на нем — немолодая и грустная, не блистала красотой, но явно была не из низшего сословия: слишком хрупка, деликатна. Кто-то очень любил ее, этот кто-то создал подобие алтаря в ее честь: заполнил каминную полку букетами гиацинтов. Развел огонь, чтобы осветить и согреть портрет.

Я заглянула в камин. В огне корчились, сгорали человеческие внутренности, решетка была перемазана кровью.

— Н-н-нет! Не могу!

— Все хорошо. Идите дальше.

Кто-то взял меня за руку. Папа?..

На следующей стене висел человек. Огромные гвозди были вбитыми по всей длине рук и ног. Тело распорото от горла до живота, орудие убийства — охотничий нож — торчало из раны.

"Почему я должна на это смотреть?! И где я видела этот нож?.."

Человек поднял голову. Это рябую физиономию со напомаженными усами я знала наверняка.

— Хватит!!!

— В комнате четыре стены, Авла. Ты по своей воле влезла в эту авантюру, так имей смелость идти до конца.

Невероятное облегчение: обнаружить, что четвертая стена скрыта в тени. Если там и стояло какое-то существо, оно удачно прикинулось еще одной тенью.

— Что это было?

Я слишком много пережила по воле Его Светлости и могла позволить себе отойти от этикета — хотя бы на несколько минут. А еще я имела право получить ответы. Или мне так казалось.

— Вы видели краткую биографию серийного убийцы. Его прошлое, настоящее и будущее, последнее, правда, только мечта, — будничным тоном поведал мне канцлер, как будто сообщил, что погода испортилась. — Его отец, как бы пристойнее выразиться, был неразборчив в связях. Подцепил дурную болезнь сам, заразил супругу. После этого она родила младшего брата убийцы: зараженное, умственно-отсталое дитя, чье состояние, душевное и физическое, ухудшается по сей день. Убийца ненавидит своего отца, жалеет брата, обожает мать. Начал убивать проституток после ее недавней смерти — потеря близкого человека стала последней каплей. По крайней мере, по официальной версии.

Я вспомнила, как де Вержи выгораживал сыночка. У меня вырвался нервный смешок.

— Вполне объяснимо, — Его Сиятельство пожал плечами, словно прочел мои мысли, — что эрл защищает наследника. Кстати, его не повесят — поместят в лечебницу тюремного типа. Разумеется, — канцлер строго взглянул на меня. — вся эта информация останется в стенах Равенстерна.

— Поняла. Подпишу все, что мне скажут, — я встала. — Можно теперь…

— Сядьте, барышня Ронда, — канцлер не повысил голос, но я мгновенно воткнулась обратно в кресло. — Вы не рассказали, что видели у четвертой стены.

— Тени.

— Опишите.

— Это было подобие осознанного сна, я правильно поняла? Значит, вряд ли я рассмотрела всю правду.

Затянувшаяся пауза подсказала, что увильнуть не получится.

— Какая-то тень. Высокая, гораздо выше любого мужчины. Головной убор… Нет, капюшон, скорее. И плащ. Тело закутано в темный плащ, детали не разобрать. Еще… заострения по бокам капюшона. Рога? Уши? Больше не помню.

— Не помните, или не хотите вспомнить? Постарайтесь.

— Ваше Сиятельство! Я могу ошибаться!

"На самом деле, скорее — хочу, чем могу."

— Тень — не выдумка, вроде фантазий о пытках отца, — решилась я наконец. — Это… существо так же реально, как больной брат, и оно общалось с убийцей.

— Благодарю вас, барышня Ронда, — тепло улыбнулся канцлер. — Ступайте.

Я вылетела за дверь, и только после этого поняла, что не попрощалась.

Пора Фуктовому кварталу привыкнуть, что кое-кто из его обитателей регулярно возвращается домой в полицейской карете. И пусть завидуют: мы — не арестованные, мы — победители.

Руфус всеми силами старался загладить вину, хотя, если подумать, вины практически не было: что он мог сделать? Но, если хочет, пусть заглаживает: почему бы не прокатиться бесплатно. Гортензия приняла это как должное, а я вдруг удивилась мысли: "Жаль, что нас отвезет не Ларс".

На скамье в холле сидела тетушка Леттия. С радостью я шагнула к ней, но вместо теплых объятий получила недовольное:

— Ты должна немедленно поговорить с Мэтти!

— Что случилось? — это мы с Зи спросили дуэтом.

— Он… он… — тетушка просто кипела от возмущения. — Он ушел из Холмов. Перевелся в участок правого берега. Чтобы служить среди… нищебродов! И защищать их! От кого — от самих себя?!

Насчет бокового зрения Ларс все-таки прав, и это прекрасно. Зи смогла совладать с собой, она не издала ни звука, но выражение ее лица я заметить успела. Обняв подругу за талию, я широко улыбнулась тетушке:

— Не поднимитесь к нам с Зи на чашечку нищебродского чая? У нас есть прекрасные нищебродские вафли!

Гордо вскинув голову, тетушка удалилась.

— М-да… — протянула Зи. — думала, это она заплатила двоим целителям. Теперь сомневаюсь.

Кто на самом деле позаботился о моем здоровье, говорить было нельзя. Я небрежно махнула рукой: