Венеция не в Италии - Иван Кальберак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы подошли к трейлеру, он был уже отцеплен, перед ним стояли садовые стол и стулья, а рядом – наша с Фабрисом палатка. Можно было подумать, что они живут тут уже недели три. Папа пил вино, сидя между Наташей и мамой, и глядел на последние отблески заката над морем.
– Вот и ты, сынок! Видишь, как мы тут хорошо устроились?
Как раз в этот момент у нас над головой с оглушительным ревом пронесся самолет. Папа посмотрел на меня с великодушной улыбкой:
– Единственный недостаток, что над нами – воздушный коридор аэропорта.
– И еще завод рядом, – добавила мама.
– Да, но завод не видно и не слышно, так что я не понимаю, в чем тут проблема.
– Гламура не хватает, – отрезала мама.
– Но ведь здесь столько романтики! Ты только взгляни на лагуну! Эти блики на воде, эти чайки, минуту назад я даже летучую рыбу видел. А какие звезды!
Я поднял глаза: действительно, на небе появились три первых звезды.
– Романтика, гламур не существуют сами по себе. Они – в том месте, на которое ты смотришь, а главное, в том, как ты на него смотришь.
– Возможно, – уклончиво ответила мама.
Наташа, курившая косяк, тоже кивнула в знак согласия. Папа был ужасно доволен собой. Его наркотиком было сознание, что он кого-то убедил, неважно, в чем именно.
– Как концерт?
Ну надо же. Я хотел спустить все на тормозах, но с моей семьей так дешево не отделаешься.
– А после концерта тебе удалось встретиться с твоей подружкой? – в свою очередь, спросила мама.
– Ты любопытная, как кошка, – упрекнул ее папа.
– Неправда!
– Нет, правда! Вечно ты хочешь все знать и ничего не платить!
– А ты нет?
– Может, и да, но я веду себя тактичнее!
– Ты – тактичнее?! Вот это новость?
Я решил смыться по-тихому, пока они спорят:
– Спокойной ночи.
– Ты не хочешь есть? – удивилась мама.
– Нет, я уже поел.
Папа потребовал, чтобы я поцеловал его на ночь, и воспользовался этим, чтобы продолжить разговор.
– А что твоя подружка, ты нам так и не рассказал?
Они не оставляли мне выбора, надо было что-то им скормить, хоть самое дикое вранье, иначе они от меня не отстанут.
– Ну, когда концерт кончился, мы с Полин встретились перед входом в театр, как договаривались.
– Как романтично! – прокомментировала мама.
– Дай ему рассказать! – одернул ее папа.
– Но рассказывать-то особо нечего… Мы с ней прогулялись по Венеции.
– Ты видел, какая там красота? – перебил папа.
– Да, очень красиво. Потом мы ели пиццу…
– Наедине?
– Да, там больше никого не было.
– И у нее блестели глаза, когда она на тебя смотрела? – спросила мама.
– Я не обратил внимания.
Это было похоже на средневековую пытку: воображать и описывать чудесный вечер, который не состоялся. Непередаваемое мучение.
– Рассказывай! – приказал папа.
Еще немного – и у меня случился бы нервный срыв, поэтому я решил побыстрее закончить.
– А что тут рассказывать, мы с ней болтали, смеялись. Потом ей надо было возвращаться домой.
– Гениально!
– Да, гениально, – ответил я с тоской. Затем встал и направился к палатке.
– Но ты ее поцеловал? – крикнул вдогонку папа.
Да, от моей семейки пощады не жди.
– Нет, папа, мы просто друзья.
– И что?! – воскликнул он и расхохотался. Я ускорил шаг.
– Будешь в палатке один, мы с Наташей взяли напрокат сборный домик, – сообщил Фабрис, когда я открывал молнию палатки. Плохая новость: я надеялся пролежать всю ночь, прижавшись к ней, и по возможности повторить то, что мы с ней делали прошлой ночью. Чего мне не хватало сейчас, так это человеческого тепла. Пока меня не было, мама развернула в палатке мой спальный мешок, перенесла туда мои вещи и даже сунула под подушку плитку моего любимого шоколада, молочного с орехами. Я был тронут до глубины души. Знаю, это глупо. Но у нас в семье плитка шоколада – высшая форма моральной поддержки, все равно что глоток воды в пустыне. Я еле удержался от слез, так меня переполняли чувства.
Когда я вернулся из санузла с несессером в руках, папа ждал меня у входа в палатку, сидя в кресле и любуясь лунным светом. Он пригласил меня сесть рядом с ним, в другое кресло. У его ног стояла большая коробка.
– Это тебе. – Подарок?
– Да, это осветляющий лосьон для волос, итальянская марка, продается только в Италии. Понимаешь, у него в составе больше натуральных компонентов.
– Супер!
– Его продавали по акции, со скидкой, вот я и купил тебе целую коробку, теперь по крайней мере год можно будет жить спокойно.
– Спасибо, папа.
– Мы делаем это для тебя, понимаешь? Потому что светлые волосы тебе больше идут. К тому же это твой естественный цвет, от природы ты блондин. Но если ты хочешь, чтобы мы перестали тебя красить, мы перестанем.
– И ты говоришь мне это после того, как купил целую коробку лосьона?
– Ну да, твой отец бывает непоследовательным.
– Я заметил.
– Если ты когда-нибудь увидишь отца, у которого нет недостатков, покажи его мне. Твой отец не идеален, да и не стремится стать таким.
«И его усилия увенчались полным успехом», – подумал я.
Наступило молчание, папа смотрел на меня, а я не имел понятия, какой номер он еще выкинет.
– На самом деле все было не совсем так, как ты нам рассказал, верно?
Я свалился с небес на землю. Выходит, мне не удалось их провести. Я не знал, что сказать, но с моим папой это не проблема, он сам отвечает на собственные вопросы.
– Девчонки – народ непростой, а инструкции, как с ними обращаться, никто пока не выпустил.
В его спокойном тоне чувствовалось желание помочь мне – а это, как я знал, ни к чему хорошему не приводит. Я не решался сказать ему правду. Он способен был заявить, что в моем фиаско есть своеобразный шик, что меня можно даже номинировать на премию за самую эффектную любовную неудачу всех времен и народов. Лучше грандиозный проигрыш, чем убогий выигрыш, сказал он мне однажды. Но я сомневаюсь, что он думал так на самом деле. Грандиозный проигрыш – это не для нас: в нашей семье никогда не было столько денег.
– Мы условились встретиться после концерта, перед входом, а она так и не пришла.
Папа взглянул на меня с пониманием, даже с сочувствием: иногда и в нем просыпается деликатность.
– А у тебя есть телефон, по которому можно с ней связаться?