Берлин, Александрплац - Альфред Дёблин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда вор, подумав, действительно слезает с забора, один, и принимается разглядывать плотника, который как будто не совсем трезв. Толстому-то, вору-то, теперь не так уж страшно, потому что у плотника нос сизый и от него спиртом несет. Гернер протягивает ему руку. «Руку, товарищ. Идем вместе». – «Это, верно, ловушка, а?» – «Как так, ловушка?» – «Что ж ты думаешь, я так и поддамся?» Гернер обижен, огорчен, тот, видно, не принимает его всерьез, только бы не убежал, коньяк-то уж больно был хорош, да и жена стала бы ругаться, ух, как стала бы ругаться, если вернуться с длинным носом. И Гернер принимается канючить: «Да нет же, да с какой стати, можешь хоть один зайти, вот тут я живу». – «Да ты кто такой будешь?» – «Управляющий домом, вот кто, ну-ка, может же и мне кой-что в этом деле перепасть». Тут наш вор задумывается; чего, кажется, лучше, самое верное дело, если этот управляющий войдет в компанию, нет ли тут только какого-нибудь подвоха, э, была не была, на что ж у нас револьверы.
Он оставляет лесенку у забора и идет с Гернером по двору. Товарищей его давно уж и след простыл, думают, верно, что он засыпался. Тут Гернер звонит в квартиру на первом этаже. «Послушай, к кому ты звонишь? Кто тут живет?» – «А кто же, как не я? – гордо отзывается Гернер. – Вот, смотри!» Он вынимает из кармана американский ключ и с шумом отпирает дверь: «Ну что, видишь, я или не я?»
И поворачивает выключатель, а жена стоит уже в дверях кухни, вся трясется. Гернер шутливым тоном представляет: «Так что разрешите – моя жена, а это, Густа, – мой коллега». Та трясется, не трогается с места – и вдруг торжественно кивает головой, улыбается, еще бы, ведь это ж пресимпатичный человек, совсем молоденький, красивый человек. Теперь она подходит ближе – вот она: «Послушай, Пауль, нельзя же принимать этого господина так, в коридоре, пожалуйста, зайдите, раздевайтесь, пожалуйста».
Тот охотнее всего ушел бы подобру-поздорову, но радушные хозяева ни за что не соглашаются, человек диву дается, неужели это возможно, кажется, такие солидные люди, вероятно, им туго живется, ясно, мелким ремесленникам сейчас приходится туго – инфляция и тому подобное. А хозяйка-то все время влюбленно на него поглядывает, ну, он согревается стаканчиком пунша, а затем улетучивается, но дело ему так и остается не совсем ясным.
Как бы то ни было, этот молодой человек, будучи, по-видимому, делегирован шайкой, является уже на следующее утро, сразу после второго завтрака, к Гернерам и весьма деловито осведомляется, не забыл ли он чего у них. Самого Гернера нет дома, только жена, которая встречает его ласково, даже, можно сказать, с покорным смирением и подносит ему рюмочку шнапса, которую он милостиво изволит выкушать.
К великому огорчению обоих супругов, воры не показываются всю неделю. Тысячу раз принимаются Пауль и Густа обсуждать положение, не спугнули ли они чем-нибудь этих молодцов, но нет, ни тот ни другая не могут себя ни в чем упрекнуть. «Может быть, ты что-нибудь сказал не так, Пауль, у тебя бывает иногда такая грубая манера». – «Нет, Густа, я тут ни при чем, если кто виноват, так это ты, ты делала такое лицо, будто пастор, и это молодого человека и оттолкнуло, потому что он не знал, как себя с нами держать, ужасно, ужасно, что нам теперь делать?»
Густа готова расплакаться; ах, хоть бы пришел опять кто-нибудь из них! И за что это ее попрекают, уж, кажется, она ли не старалась.
И верно, в пятницу наступает великий момент. Стучат. Кажется, стучат. А когда она открывает дверь и ничего не может разобрать, потому что второпях забыла зажечь свет, она уже сразу знает, кто пришел. Так и есть, это длинный, который всегда разыгрывает такого барина, ему, видите ли, нужно переговорить с ее супругом, и он очень серьезен и очень холоден, Густа в ужасе: уж не случилось ли какой беды? Он ее успокаивает: «Нет, нет, у нас будет разговор чисто делового характера»; а затем принимается что-то болтать о помещениях да о том, что из ничего не может ничего и получиться, и все в таком роде. Они садятся в гостиной, Густа в восторге, что уговорила его остаться, теперь Пауль уж не вправе будет сказать, что это она отвадила его, и она поддакивает и говорит, что она и сама всегда так говорит и что это, наоборот, совершенно верно, что из ничего ничего и получиться не может. Между ними завязываются долгие рассуждения на эту тему, причем выясняется, что оба собеседника могут привести целый ряд изречений своих родителей, прародителей и родственников по боковой линии в подтверждение того, что из ничего ничего и получиться не может, никогда и нигде, хоть сейчас под присягу, это так, и они оба с этим совершенно согласны. Они приводили друг другу пример за примером из своей собственной жизни, из жизни соседей и так увлеклись разговорами, что едва опомнились, когда раздался звонок и в комнату вошли двое мужчин, предъявивших удостоверения, что они – агенты уголовного розыска, и с ними три страховых агента. Один из агентов уголовного розыска без дальнейших предисловий обратился к гостю: «А вы, господин Гернер, должны нам помочь в этом деле, я говорю по поводу постоянных краж со взломом вот тут на складе. Очень было бы желательно, чтоб вы приняли участие в особой его охране. Владельцы фирмы, вместе со страховым обществом, не откажутся, конечно, возместить все расходы». Потолковали они этак минут десять, а жена Гернера все слушает, и в 12 часов ушли. А оставшиеся впали после этого в такое игривое настроение, что в начале второго между ними произошло нечто совсем неудобосказуемое, что и описать-то нельзя и от чего им обоим было потом очень даже стыдно. Ибо хозяйке было уже тридцать пять лет, а молодому человеку – лет двадцать, двадцать один. Тут, собственно, суть была не только в годах или в том, что он ростом 1,85 метра, а она – 1,50 метра, а в том, что вообще такое дело случилось, но так уж оно вышло, с разговорами этими да с волнениями да с
