Комплекс крови (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична

— Да-да, — кивнул вампир. — Наслышан о ваших археологических подвигах, Лариэль.

— Правда? От кого вы об этом слышали?

Тристан запоздало вспомнил о том, что проект «рассказать мистеру Родману душераздирающие новости касательно его сестры» до сих пор не реализован, но сказанного не воротишь.

— От вашей очаровательной сестры. Она много раз приезжала в Треверберг по делам, связанным с клиниками.

— Надо же, — протянул Ларри. — Не знал, что вы с Ло знакомы. Она часто рассказывала мне о городе, а о вас не говорила ни слова.

— Вы настолько близки, что откровенничаете о личной жизни?

— Конечно, мы ведь брат и сестра. — Мистер Родман осекся. — О личной жизни? Хотите сказать, что вы очень, — подчеркнул он последнее слово, — близко знакомы?

Итальянский омлет вдруг показался Тристану невероятно аппетитным, и он поднялся для того, чтобы взять порцию для себя.

— Надеюсь, вы не из тех ревнивых братьев, которые слишком рьяно охраняют честь сестер?

— Нет, — смутился Ларри. — Просто… м… я слышал, что у вас другие предпочтения. Я хотел сказать, что вы, как мне рассказывали, предпочитаете обращенных. И как давно вы вместе?

Тристан взял изящную серебряную солонку.

— Мы никогда не были вместе. Мы время от времени спим друг с другом, вот и все.

— Как долго вы время от времени друг с другом спите?

— Дайте-ка припомнить… лет пятнадцать.

Мистер Родман присвистнул.

— Солидный срок для романа, который ни к чему не обязывает.

— Я тешу себя мыслью, что ваша сестра считает меня хорошим любовником.

Смущенный Ларри аккуратно сложил салфетку.

— Вот о чем я хотел вас спросить. В бумагах, которые я нашел в столе отца, фигурирует женщина по имени Девина Норвик. Он написал ей много писем, также там есть снимки. Ее и отца. Возможно, эта женщина — моя настоящая мать.

Тристан подпер голову рукой.

— Хотите ее найти, да? — предположил он.

— Да, но история выходит запутанная. Жена одного из инвесторов, вложивших деньги в бизнес отца и доктора Хобарта, рассказала мне, что она покончила с собой. Судя по всему, это случилось после моего рождения и после того, как отец женился на маме… то есть, на Велурии Родман, на женщине, которая, как я думал, приходится мне матерью. Но потом Девина и отец продолжали писать друг другу. И, скорее всего, встречались, причем не раз.

Вампир прикрыл глаза, и на его губах помимо воли появилась улыбка.

— Вы так милы в своей наивности, Лариэль.

— Простите? — опешил гость.

— Вы ничего не знаете, не так ли? Вы и понятия не имеете о том, какую жизнь на самом деле вел ваш покойный отец.

— Слушайте, мистер Хобарт. — Уловив стальные нотки в голосе собеседника, Тристан на мгновение растерялся. Может, Ларри и выглядел изнеженным сынком богатого врача, но зубы и когти у него имелись. И он был готов пустить их в ход. — Я сыт по горло тайнами и недоговорками. Либо вы рассказываете мне все, либо я поднимаюсь и ухожу. Я вернусь домой и пошлю к черту это проклятое болото. Вы меня поняли?

Тристан прожевал очередной кусочек омлета.

— А как же Терпсихора? Оставите ее здесь?

— Я заберу ее с собой.

— Она не пьет человеческую кровь. Об этом вы не забыли?

— Я — химик, и способен синтезировать кровь в лаборатории по формулам моего отца. Надеюсь, и у вас проблем с памятью тоже не наблюдается?

— Туше, мистер Родман. Вы уверены, что хотите копаться в прошлом и проливать свет на грязные тайны?

Ларри поджал губы и упрямо мотнул головой. Тристан расценил это как согласие.

— Скажу Бэзилу, чтобы принес кофе в лабораторию. Побеседуем там.

Глава двадцать пятая. Выписка из дневника доктора Филиппа Хобарта

3 октября 1963 года

Треверберг, Европа

Я больше месяца не прикасался к дневнику и не горю желанием возобновлять записи. По-хорошему эти тетради следует сжечь и развеять пепел по ветру. Не понимаю, зачем с таким упорством фиксирую события. Неужели верю в то, что они заинтересуют кого-то из моих потомков? Моих детей, когда они появятся?

Если появятся.

О будущих детях мне хочется думать в последнюю очередь. Я и сам не знаю, о чем думаю. У меня путаются мысли, и я пытаюсь разобраться во всем этом: в случившемся, в своих чувствах, в причинах произошедшего. Я пытаюсь понять, что мне делать и как жить дальше. Последний вопрос — самый главный, но ответа на него у меня нет. Скорее всего, потому, что я просто не хочу его искать. Мне, обращенному, существу, подобные которому, как говорят, должны править миром (а кое-кто утверждает, что уже правят), на роду написано творить великие вещи и делать гениальные открытия.

Одно из них мы с Альбертом уже сделали. Я воображал успех, который ждет нас. Думал о том, как изменится мир, о том, что мы продолжим его менять. Да, похоже, Альберт заразил меня своими идеями… было бы странно, если бы дела обстояли иначе: в этом существе столько страсти и огня, что хватило бы на десятерых. Я просыпался с улыбкой на лице и обнимал Л., которая дремала рядом. И в самом страшном сне мне не привиделся бы такой исход событий.

Мы были вместе несколько десятилетий. Короткий срок для двух обращенных существ. Принять считать, что обращенные не испытывают к себе подобным глубоких чувств. Исключение — каратели, служители Равновесия. По-настоящему они любят лишь раз и, если отдают кому-то свое сердце, то вкладывают в отношения все. Таким был и наш с Л. союз. Мы ни разу не поссорились, хотя вампиры делают это с завидной регулярностью. Мы могли обсуждать все на свете, понимали друг друга с полуслова. Что до детей… она была расстроена моим отказом, но понимала, что мне нужно время.

Не следовало нам тогда заговаривать о детях. Сегодня я думаю о том, что должен был согласиться сразу. В конце-то концов, я остался обращенным, и ничего страшного не произошло бы. Но Л. поняла мой отказ иначе. Решила, что дело не в моей природе, а в том, что она до сих пор питается человеческой кровью.

Альберт был против. Хотя «против» — это очень мягко сказано. Он спорил со мной до хрипоты. Говорил, что это ужасная идея, ни к чему хорошему подобные эксперименты не приведут. Говорил, что я сам до конца не разобрался в том, как синтетическая кровь действует на организм, и у меня нет права вовлекать в это других. Но Д. затею поддержала. Как мне показалась, с преувеличенным энтузиазмом. Думаю, не показалось, но в те дни я придал ее реакции значения. «Не будь я темной эльфийкой, — сказала нам Д., - я бы с удовольствием поучаствовала».

В тот вечер между ней и Альбертом вспыхнула серьезная ссора. Они разговаривали в гостиной на повышенных тонах, совершенно не заботясь о том, что их слышит весь особняк. Я заперся в кабинете, пытаясь сосредоточиться на работе, и при мысли о том, что сейчас происходит между ними, испытывал какое-то садистское удовольствие. Д. отправилась домой первой. Альберта, который ко мне так и не заглянул, Бэзил проводил минут через двадцать. Наутро он явился в лабораторию на сорок минут позже обычного, бледный и уставший, и мне стало его жаль. Лекция о том, что он связался не с той женщиной, вновь откладывалась на неопределенный срок.

Мы с Альбертом и Д. проводим вместе большую часть дня, и я вынужденно наблюдаю за ними. Пожалуй, чуть более пристально, чем следовало бы. Иногда она уезжает — на неделю, бывает, что на месяц — и я вижу в своем друге прежнего, знакомого мне доктора Родмана. Он ухаживает за дамами на приемах, расточает комплименты направо и налево, дарит дорогие подарки и купается во всеобщем внимании. Но стоит Д. вернуться — и существо, которое я знаю столько лет, уходит в глубокую тень. На его месте появляется абсолютно чужой мужчина. У него чужой взгляд, чужая улыбка и чужие жесты. Он смотрит на Д. так, будто умрет, если ее потеряет, тогда как знакомый мне Альберт Родман в таких случаях лишь смеялся и отправлялся на поиски следующей красавицы.

И ничего плохого в подобных взглядах нет, ведь когда-нибудь мы все влюбляемся на не шутку… но что-то внутри меня шепчет и шепчет, не умолкая: она не доведет его до добра. Искра, которую я иногда видел в ее темных глазах, наводила на мысль о безумии. Нет, я не говорю о сумасшедших, не ведающих, что они творят. Эта женщина знала, что делает. Самая опасная порода безумцев.