Комплекс крови (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична

Роберт смотрит на снег и думает о маме. Он знает, что этого делать не стоит, потому что он будет плакать, но ничего не может с собой поделать. В книгах из библиотеки отца, которые он читает тайком, это состояние называют одиночеством. Если бы не книги, Роберт давно бы сошел с ума. Может, он уже сумасшедший? Разве он не понимает, что отец делает дурные вещи?.. Но отец не может делать дурные вещи. Он самый добрый человек на свете, потому что он позволяет Роберту жить в его доме. А еще он говорит правду. Будь у Роберта друзья, они говорили бы ему, что он талантлив, а за спиной смеялись бы над его бездарными каракулями.

Темноволосая леди тоже говорила, что он талантлив.

При воспоминании о темноволосой леди Роберт дергается, как от удара хлыстом по лицу. Он вспоминает ее глаза: карие, почти черные, с расширившимися от ужаса зрачками. И ее татуировки. Очень красивые, он давно не видел такой работы. Особенно ему понравился изумрудно-зеленый дракон на спине. Кожа у леди белая, как снег, тонкая, как изысканный фарфор. Роберт знает, что подглядывать нехорошо, и он хотел позвать отца сразу же после того, как пришел, но он увидел, как леди расстегивает пуговицы на своей блузке — и в него будто вселился злой дух

Конечно, так и было. Только злой дух мог заставить его смотреть на нее при отце. Только злой дух мог заставить его сказать то, что он сказал. И, если бы не злой дух, он бы давно забыл ее имя. Но он помнил. До этого отец ни разу не позволял себе называть имена гостивших в особняке леди.

Си-а-ра. Роберт несколько раз произносит это имя мысленно. Потом — вслух. Сначала тихо, шепотом, потом — в голос. Очень красивое имя. Оно ей идет.

***

Отец запирает двери комнаты, где живут леди с чужими телами, но Роберт знает, где хранится вторая связка ключей. Он нашел ее пару лет назад и спрятал под одной из половиц в чулане и до сегодняшнего дня не доставал. Если отец вернется, ему попадет… но до прихода отца остается еще час. Кроме того, Роберт услышит, как шуршат шины автомобиля на подъездной дорожке. Слух у него отличный. Он способен различать шаги отца, если тот находится в другой части особняка. Но иногда Роберт слышит то, чего нет. Например, детский смех в коридоре. Или звон посуды в комнате, которая когда-то была столовой. После таких галлюцинаций у него начинает болеть голова, и он может провести в постели два, а то и три дня.

Приступы подкрадываются медленно, как тяжеловесное животное, выбирающееся из кустов на запах жертвы. Боль начинается в маленькой точке за правым глазом и постепенно отвоевывает миллиметр за миллиметром. Кажется, будто кто-то зажег в мозгу огонь, и содержимое черепа вот-вот превратится в пепел. Роберт сворачивается под одеялом и в течение долгих часов пытается найти то положение тела, при котором мигрень хотя бы ненадолго ослабнет, позволив ему задремать. Он спит тяжело, глубоко, без снов, но просыпается отдохнувшим. После приступов ему особенно сильно хочется рисовать. В такие дни Роберт рисует то, что не показывает отцу: красивых обнаженных женщин с длинными волосами, пары, сплетающиеся в объятиях, фантастические миры в тропических лесах и на других планетах. Иногда он даже пользуется цветными карандашами, акварелью или фломастерами. Глядя на то, что получилось, Роберт удивляется: откуда эти сюжеты появились в его голове? Может, приступы — тоже очищение? Но он никто. Зачем его очищать?

Несколько минут Роберт упорно подбирает ключ и, наконец, нужный поворачивается в замке. Леди с чужим телом сидит на кровати, поджав ноги, и смотрит на противоположную стену.

— Привет, — говорит Роберт и улыбается.

Леди медленно поворачивает голову к нему.

— Меня зовут Роберт, — представляется он.

— Я знаю.

— А тебя — Сиара, да?

Леди легко кивает.

— Зови как хочешь.

— Мне нравится твое чужое тело.

— Чужое тело? — переспрашивает леди.

— Да. Папа говорит, что чужое тело не может быть красивым, но твое мне нравится.

На губах леди появляется улыбка.

— Ты говоришь про татуировки? — спрашивает она, и в ее голосе звучит слабая надежда.

— Да, — повторяет Роберт. — Больше всего мне понравился дракон. Кто его нарисовал?

— Мой знакомый татуировщик из Таиланда.

Роберт поднимает брови.

— Таиланд? Это в Ночном квартале? Там много людей, которые рисуют другим чужие тела.

Миндалевидные глаза леди сужаются.

— Издеваешься? Это страна в Азии. Эротический массаж, наркотики, проститутки.

Роберт напряженно размышляет.

— Где твой отец? — вновь заговаривает леди.

— На работе. Что такое «проститутки»?

Леди смеется. Звонко, как маленькая девочка.

— Ну ты чудак, — говорит она. — Проститутки — это женщины, которые спят с мужчинами за деньги. Продают свое тело. Понимаешь?

Роберт удивлен. Зачем кому-то продавать свое тело?.. И тут его осеняет.

— А ты тоже… продала свое?

— Нет, — недоуменно поднимает бровь леди.

— Тогда зачем знакомый из Таиланда нарисовал тебе чужое?

Леди откидывается на подушку.

— Оно не чужое, — заявляет она. — Я украсила себя. Усовершенствовала.

Роберт молчит. Ему никогда не приходило в голову, что татуировки могут украшать. До сегодняшнего дня он считал их маской, способом скрыть истину.

«Нет, — говорит голос у него в голове. Роберт ненавидит этот голос. Именно он заставляет его вспоминать маму и рисовать неправильные вещи после приступов. — Это не ты. Это твой отец. Он убивает женщин, а ты сидишь здесь, как последний трус, и ничего не делаешь ради того, чтобы им помочь. Ты терпишь и терпишь все это, слабак. Он убил твою мать. Он заслуживает наказания. Ты должен остановить его, пока не поздно».

Роберт отчаянно мотает головой. По его щекам текут слезы.

— Неправда, — говорит он. — Неправда. Он не убивал маму. Он просто дал ей новое тело… вернул ей ее собственное тело. Он ее очистил!

Леди перебралась в дальний угол кровати. Она сидит, обхватив колени и прижавшись к стене, и неотрывно смотрит на Роберта.

«Хотя бы раз в жизни соверши поступок, достойный мужчины, — продолжает голос. Давно он не был таким настырным. Роберт слишком долго вспоминал о маме на чердаке — и вот, пожалуйста. Голос почувствовал свободу. — Посмотри на эту женщину. Она не просто леди с чужим телом. У нее есть имя. Если ты не остановишь его сегодня, будешь жалеть об этом всю жизнь».

Роберт сжимает кулаки.

— Я не могу, — говорит он. — Я никто.

«Вот и хорошо, — отвечает голос. — Значит, тебе нечего терять. Ты освободишься и обретешь себя. Не об этом ли ты так долго мечтал?».

— Ты пугаешь меня, — тихо произносит леди.

Роберт делает пару шагов к ней, но она предостерегающе поднимает руку.

— Не подходи.

— Я не причиню тебе вреда. Я просто… просто…

Шорох автомобильных шин на подъездной дорожке возвращает Роберта к реальности. Отец еще никогда не приходил с работы раньше положенного. На мгновение Роберт замирает, чувствуя, как похолодевшие кончики пальцев покалывают крохотные иголки. А если отец узнал, что он здесь?..

«Не будь идиотом, — говорит голос. — Он не ясновидящий. Он сумасшедший. Убийца, который выбирает в качестве жертв слабых женщин, не способных за себя постоять. А тебе скоро исполнится восемнадцать. Ты хочешь провести в подвале всю жизнь?».

Роберт делает глубокий вдох — и сердце, еще мгновение назад колотившееся как сумасшедшее, успокаивается. Все происходит совсем не так, как в детективных романах, которые он читает по ночам. План выстраивается в голове за долю секунды.

В одном из ящиков стола Роберта хранятся пакетики с порошком, который следует принимать во время приступов. Пьет он их редко, потому что у лекарства сильный снотворный эффект, и после пробуждения голова словно набита грязной ватой. По приходу домой отец принимает ванну, а в семь вечера садится ужинать. После ванны и до ужина он пьет лекарство от гастрита, отвратительно едкий порошок, помещенный в маленькие прозрачные капсулы. Завтрашний день в календаре, прикрепленном к холодильнику, обведен кружком с припиской «врач». Отцу нужно продлить рецепт, он всегда делает это в последнюю минуту. Значит, капсул осталось не так много, две или три. У Роберта хватит снотворного порошка для того, чтобы их заполнить. А потом…