Миротворец - Татьяна Талова

— Нет, по-простому, червец да одуванчики.

— Слабо берете, уважаемый! — я позволила себя презрительно фыркнуть — он ведь не знает, что из перечисленных мною лечебных растений я представляю как выглядят в растущем виде только, пожалуй, одуванчики. Потому что мазь для Йоргуса готовилась из уже готовых, высушенных ингредиентов. — Эффект от вашего лечения продержится день-другой, тогда как от моего — месяц.

— Да ладно, — Даян недоверчиво прищурился.

— Оставлю рецепт взамен на травки.

— Оставишь — и травы за полцены.

— Вымогатель, — усмехнулась я, понимая, впрочем, его справедливость.

— Тем и живем, — развел руками Даян.

Я не выдержала и рассмеялась. Потом быстро накарябала на бересте рецепт (Даян с гордостью признался, что знает грамоту и даже когда-то учился гоблинскому языку). Я сказала, что тоже знаю гоблинский, и привела в пример пару общеизвестных фраз, окончательно простившись с образом образованной умной девушки.

— Только вот, — замялся Даян, отдавая мне пучок нужных трав, завернутых в чистую тряпицу, — надо бы тебе еще самой сходить. Сюда, на склон, совсем не далеко, а то тут не хватает кой-чего, а ты быстрее меня сбегаешь, нарвешь.

— А чего не хватает? — я заглянула в сверток, готовясь признаться в собственной несостоятельности.

— Одуванчиков, — вздохнул Даян и виновато посмотрел на меня.

— Хорошо, сама нарву, — хмыкнула я, махнув рукой на прощание.

К Ние я вернулась радостная-радостная и с букетом одуванчиков. Черт знает с чего, но мне здесь очень понравилось. Хотя почему это вдруг «черт знает»? Потому что всегда хорошо, когда с опасного, грязного, а в нашем с Галеадзо случае еще и мокрого тракта попадаешь в тихую, живописную деревеньку с доброй старушкой и веселым травником. В придачу еще и пастух, с которым я познакомилась, пока собирала одуванчики, назвал красавицей… Если и врет, то все равно приятно. Что уж тут поделать, все молодые девушки, даже ведьмы, даже Хозяйки, даже путешествующие с ужасным Темным эльфом, устроены одинаково. Хотя я обычно при этом не хожу с такой счастливой улыбкой. Отучилась. Чем чаще ты будешь показывать свои эмоции, тем чаще у окружающих будет возникать желание тебя предать. А когда человек рад, то может появиться и зависть, тогда вообще берегись.

Но эта деревня все равно действовала на меня положительно, я ничего не могла с собой поделать. Вот завтра снова стану собой, а сегодня еще порадуюсь жизни. Открыто. А то когда еще доведется…

Высившаяся поленница внушала уважение. Это со злости, что ли, дроу все так быстро порубил?! Так, надо поосторожнее с ним… Сам Галеадзо сидел во дворе прямо на траве, неподалеку, на крылечке пристроилась Ния и что-то ему втолковывала, а он слушал с неизменно вежливым выражением лица. Какая прелесть! Я умиленно вздохнула, прижав к груди свои одуванчики. Не будет же он меня убивать сегодня, когда у меня лицо — как морда у кошки, объевшейся сливок?

— Аза, ты… с тобой все нормально? — а какой еще можно ждать реакции от Галеадзо?

— Как никогда! — еще шире улыбнулась я и вручила ему букет.

С таким выражением лица не цветы принимать, а жабу расчленять. Я засмеялась и бухнулась на землю рядом.

— Ну-ка признавайся, что за траву тебе дали и что именно ты с ней делала? — аккуратно отложив одуванчики в сторону, спросил дроу.

Я засмеялась громче, вызвав трогательную старушечью улыбку Нии и еще более укрепив подозрения Галеадзо.

— Так, — он решительно поднялся. — У меня два вопроса — где живет травник и… куда это я положил топор?

— Н-не надо, — простонала я, вытирая слезы. — Все нормально.

И снова зашлась хохотом. Так бывает, просто надо отсмеяться как следует и прийти в себя. Старушка покачала головой, пробормотав что-то вроде «эх, молодость» и ушла в избу, а Галеадзо сел обратно и я с удивлением отметила, что он тоже смеется.

— Ты чего? — не поняла я.

— Да нет, ничего, просто ты б свое лицо видела, когда я про топор сказал…

— Ах ты гад! — я толкнула его в бок. Нет, зря я говорила про подохшее чувство юмора, когда Галеадзо не молчит, то может выдать такие фразы…

— Ладно, ладно, не одной же тебе можно нервы трепать всем.

— Когда это я тебе нервы трепала?

Галеадзо только выразительно скривился. Я вновь увидела свои руки в луже расплавленного металла, его огромные глаза и плотно сжатые губы. И это только из недавнего.

— Вспомнила-оценила? — усмехнулся дроу. — А теперь по делу. Ты, случаем, с одуванчиками своими, не забыла, что мы уезжаем?

— О-о-о, — я почесала лоб. — Давай завтра, а? Сейчас уже полдень, а мне еще мазь готовить.

— Тогда — когда приготовишь.

— Это долго. И потом нас Ния просто так не отпустит, и мне здесь так нравится вообще… очень нравится. Ну, пожалуйста.

— Ладно, — махнул рукой Галеадзо.

— Кстати, Ния не будет против, если мы еще у нее и переночуем?

— Против? Да пока тебя не было, она мне целый час расписывала прелести селянской жизни и уговаривала остаться здесь на недельку-другую.

— Снова шутишь?

— Я серьезно! — Галеадзо улыбнулся и взъерошил мне волосы. — Еще часик таких уговоров и я бы здесь жить остался…

— Кстати… — я вспомнила одну очень нехорошую вещь. — За нами же погоня!

— Хм… Думаю, вчерашний дождь ее приостановил, да и преимущество у нас в несколько дней. Тем более что дальше дорог нет, отряд этого твоего герцога врят ли проберется…

— Так что сегодня день отдыха, — постановила я, методично отрывая стебельки цветов — для мази нужны были только цветки.

День отдыха завершился возмутительно быстро. На следующее утро я, зевая и зябко кутаясь в куртку, попрощалась с Нией, поблагодарила ее, еще раз подробно описала, как хранить лечебную мазь и уехала вслед за Галеадзо.

Только к вечеру мы вышли на небольшую лесную тропу. Лошадей пришлось оставить в Носьве, и правильно — по таким буеракам и мы продирались с трудом. Другого пути, утверждал Галеадзо, нет, а я ему верила. Дожила. Все предупреждения и предостережения мне — как об стенку горохом.

Естественно, к ночи мы были просто никакие. Побросали сумки и одеяла, развели костер, достали купленный в Носьве хлеб и тонкие полоски вяленого мяса. Поев, я блаженно растянулась на походном одеяльце, закрылась плащом и заснула, думая, что хорошо хоть опасаться хищников и тварей всяких не надо — ко мне не подойдут, а даже самые отчаянные разбойники в такую глушь не сунутся.

И видела я уже знакомый сон со статуями с лицами эльфов и темным коридором. И где-то на грани восприятия, сквозь темноту и зеленые огни, до меня донесся голос, мягкий и теплый, как у матери, которую я не помню, да и не могу помнить…