Мёртвая зона - Стивен Кинг

С другой стороны – и эта мысль обрадовала его, – услышав новость, мать, возможно, возобновит прием лекарства.

– Они здесь, потому что случившееся и есть новость! – объяснил Сэм. – Налицо все классические признаки.

– Я ничего не делал. Я только…

– Вы сообщили Айлин Магоун, что ее дом горит, и это оказалось правдой, – мягко заметил Сэм. – Джонни, вы же знали, что рано или поздно это должно случиться.

– Я не ищу публичности.

– Я не утверждаю этого. Землетрясение тоже не ищет публичности, но журналисты пишут о нем. Людям это интересно.

– А если я откажусь разговаривать с ними?

– Это не очень хорошая идея, – ответил Сэм. – Тогда они уйдут и напечатают всякие безумные сплетни. А потом, когда вы будете выписываться, они подстерегут вас у выхода, и будут совать в лицо микрофоны, как какому-то сенатору или мафиозному боссу. Вы этого хотите?

Джонни помолчал, раздумывая.

– Брайт тоже там?

– Да.

– А если я попрошу его подняться сюда? Он получит ответы и сообщит остальным.

– Так можно сделать, но тогда все остальные журналисты будут очень недовольны. А недовольный журналист может стать очень опасным врагом. Никсон поплатился за это карьерой – недовольные журналисты разорвали его на части.

– Я – не Никсон, – возразил Джонни.

Вейзак лучезарно улыбнулся:

– И слава Богу!

– Так что вы предлагаете? – спросил Джонни.

2

Когда бледный и сосредоточенный Джонни появился в дверях западного вестибюля больницы, журналисты вскочили и окружили его. Он был в белой сорочке с открытым воротом и великоватых ему джинсах. На шее отчетливо проступали рубцы от перенесенных операций. Засверкали вспышки, обдавая Джонни теплом, и он невольно зажмурился. Со всех сторон посыпались вопросы.

– Минутку! Минутку! – закричал Вейзак. – Перед вами еще не оправившийся больной! Он сделает короткое заявление, а потом ответит на несколько вопросов. Но только если вы будете соблюдать порядок! А теперь отойдите, а то нечем дышать!

Включились софиты телекомпаний, и вестибюль залил неестественно яркий свет. Врачи и медсестры, собравшиеся у дверей, наблюдали за происходящим. Джонни отвернулся от слепящих юпитеров, удивляясь, неужели «быть в центре внимания» означало именно это. Ему казалось, что все это происходит не с ним.

– А вы сами-то кто? – обратился к Вейзаку один журналист.

– Я – врач этого молодого человека, Сэмюэл Вейзак, и прошу быть внимательным, а то еще напишете «рюкзак»! С вас станется!

В ответ раздался дружный смех, и обстановка немного разрядилась.

– Джонни, все нормально? – спросил Вейзак.

Дело было к вечеру, и неожиданное прозрение Джонни, когда он увидел, как начинается пожар на кухне Айлин Магоун, теперь казалось ему совсем далеким.

– Конечно, – заверил он.

– Так что вы хотели нам сказать? – крикнул один из репортеров.

– Ну, в общем, дело было так. Мой физиотерапевт – Айлин Магоун. Она славная женщина и помогает мне восстановить силы. Я попал в аварию и… – наехавшая телекамера сбила его с мысли, и он на мгновение запнулся – … и сильно ослаб. Мышцы атрофировались. Этим утром мы были в кабинете, и я уже заканчивал упражнения, когда у меня появилось чувство, что в ее доме пожар. Вернее сказать… – Господи, я выступаю как полный кретин! – я почувствовал, что она забыла выключить плиту и что занавески вот-вот загорятся. Поэтому мы спустились вниз и позвонили в пожарное депо. Вот, собственно, и все.

Наступила тишина. Журналисты осмысливали услышанное.

– У меня появилось чувство. Вот, собственно, и все.

А затем на Джонни со всех сторон обрушился град вопросов, слившихся в сплошной гул голосов. Джонни закрутил головой, ощущая полную беспомощность.

– По одному! – закричал Вейзак. – Поднимайте руки! Вы что, никогда не учились в школе?

Поднялся лес рук, и Джонни показал на Дэвида Брайта.

– Вы могли бы назвать это экстрасенсорным прозрением, Джонни?

– Я бы назвал это ощущением. Я закончил упражнения, мисс Магоун подала мне руку, помогая подняться, и я понял, что знаю.

Он показал на следующего журналиста.

– Мел Аллен из портлендской «Санди телеграм», мистер Смит. Это напоминало картинку в голове?

– Нет, совсем нет, – ответил Джонни, хотя и сам толком не помнил, как именно узнал.

– А раньше с вами такое уже случалось, Джонни? – спросила молодая женщина в брючном костюме.

– Да, несколько раз.

– А вы можете рассказать об этом?

– Мне бы не хотелось.

Один из телевизионщиков поднял руку, и Джонни кивнул ему.

– А подобные озарения у вас случались до аварии и комы, мистер Смит?

Джонни помедлил с ответом, и в вестибюле стало очень тихо. В лицо светили юпитеры, жаркие, как тропическое солнце.

– Нет! – наконец ответил он.

Посыпались новые вопросы, и Джонни беспомощно взглянул на Вейзака.

– Стоп! Стоп! – вмешался тот, дожидаясь, пока станет тише. – Достаточно, Джонни?

– Я отвечу еще на два вопроса, – сказал Джонни. – А потом… у меня сегодня был трудный день… Да, мэм?

Он показал на грузную женщину, оттеснившую двух молодых репортеров.

– Мистер Смит, – сказала она громким и зычным голосом, – кто будет кандидатом от демократов на следующих президентских выборах?

– Не знаю, – ответил Джонни, искренне удивляясь вопросу. – Откуда мне знать?

Снова поднялись руки. Джонни показал на высокого мужчину в темном костюме с постным лицом. Тот сделал шаг вперед. В его облике было что-то неприятное.

– Мистер Смит, я – Роджер Дюссо из льюистонской «Сан». Я хотел бы спросить, почему, по вашему мнению, столь удивительный дар открылся – если это действительно так – именно у вас? Почему у вас, мистер Смит?

Джонни откашлялся.

– Если я правильно понял ваш вопрос… вы просите меня объяснить что-то, чего я сам не понимаю. Я не могу ответить.

– Не надо ничего объяснять, мистер Смит. Просто скажите!

Он думает, что я дурачу их. Или пытаюсь одурачить.

Вейзак подошел к Джонни.

– Видимо, этот вопрос, скорее, ко мне, – сказал он. – Во всяком случае, я попытаюсь объяснить, почему на него не существует ответа.

– Вы тоже медиум? – холодно осведомился Дюссо.

– А как же! Все неврологи просто обязаны быть ими – таков порядок! – ответил Вейзак.

Раздался одобрительный взрыв смеха, и Дюссо покраснел.

– Леди и джентльмены, уважаемые представители прессы. Этот человек пролежал в коме четыре с половиной года. Мы – специалисты, изучающие человеческий мозг, – не имеем ни малейшего понятия, почему он погрузился в кому или почему из нее вышел. По одной простой причине – мы не знаем самой природы комы, как не понимаем природы сна или пробуждения. Леди и джентльмены, мы не понимаем даже природы мозга лягушки или муравья. Можете меня процитировать – как видите, я ничего не боюсь!